Шрифт:
Зал продолжает гудеть от восторга, подливая масла в огонь моей ярости.
— Спартак!
Голос Глеба достигает моих ушей, но я не реагирую.
— Отпусти его!
Я знаю, что меня в любой момент могут дисквалифицировать. А если убью Галлиева — сто процентов закроют. Потому что бой уже закончен, и сейчас это просто расправа.
Самир уже хрипит, продолжая дубасить по моей спине ладонью. Рефери и набежавшая охрана пытаются разжать мой стальной захват… Но отпускаю я Галлиева только потому, что совершенно неожиданно замечаю взгляд дочки.
Она не понимает, что происходит. Она напугана, видя меня — такого окровавленного и безумного.
Она не должна меня таким видеть! Я не такой. Больше — нет!
Сползаю с Галлиева и поднимаюсь на ноги. Рефери преграждает мне путь, что-то настойчиво втирает. Медики заходят в клетку, проверяют пульс Самира. Он дышит с большим трудом, но он живой. Я не совершил непоправимой ошибки!
Галлиева откачивают, и он даже сам поднимается с пола. Рефери хватает нас обоих за руки и смотрит на судей.
Ведущему передают листок, он подносит микрофон к губам и взрывает зал своим голосом:
— И ПОБЕДИТЕЛЕМ СТАНОВИТСЯ… СПАРТААК БУГРООВ!!
Меня не дисквалифицировали. Я победил!
К чёрту!
Сейчас меня не интересует победа.
Алиса…
Пытаюсь пробиться к дверям клетки. Кто-то жмёт мне руку, кто-то обнимает, называя чемпионом. Перед глазами всё расплывается, ноги меня почти не держат.
— Папа!
Голос Алисы звучит совсем рядом, и я распихиваю толпу, чтобы увидеть её. Оказывается, Глеб пропустил и Тасю, и Алису в октагон. Тася улыбается и плачет одновременно. Алиса замирает в шаге от меня в нерешительности.
Я опускаюсь на колени перед ней, протягиваю руки. Она делает робкий шаг вперёд. Её пальчики с опаской касаются моего разбитого в кровь лица.
Наверняка я сейчас неузнаваем.
Дочка вглядывается в мои глаза. Они точь-в-точь такие же, как у неё. Сокращает расстояние между нами, обвивает ручками мою шею, и я крепко-крепко прижимаю её к себе.
В её объятьях — центр моего мира. Я в жизни не чувствовал себя таким счастливым и таким уязвимым одновременно. Потому что никогда не любил так, как люблю Тасю и свою дочь.
— Я больше не хочу заниматься боксом, — тихо признаётся Алиса, вновь заглядывая в моё лицо.
Я улыбаюсь. Поднимаюсь с колен и беру дочь на руки.
— Ты права, Лисёнок. Такой опасный спорт не для такой принцессы, как ты. Но мы придумаем что-то другое, не менее интересное.
Чмокнув её в щёчку, приближаюсь к Тасе. Она прячет лицо у меня на груди, и я прижимаю её к себе свободной рукой. В одной руке дочка, в другой — Таисия…
Тася поднимает голову и говорит негромко:
— Ты вернулся ко мне… С Алисой на руках. Да?
— Да. Я же слово дал!
Эпилог
Месяц спустя
Я практически сияю от счастья, глядя на то, как Алиса беззаботно носится по дворику нашего нового дома. А Тайсон лает на резиновый мячик, призывая дочку поиграть с ним.
Алиса наконец стала забывать то, что с ней случилось. Она больше не спрашивает про бабушку и Андрея. Правда, всё ещё помнит тот бой и то, что её папа — чемпион. Она безумно им гордится.
— Лисёнок! — зову дочку. — Через десять минут ужин.
Она кивает, поправляет шапку, которая сползла на глаза, а потом хватает мячик и зашвыривает его на несколько метров. Тайсон срывается с места и бежит за ним. Приносит обратно и кладёт возле её ног. Алиса дразнит пса, якобы не видя мячика, и он вновь лает.
В этот момент ко мне со спины подходит Спартак и шепчет на ухо, заключив в объятья:
— Целых десять минут, говоришь? Значит, я успею показать тебе нашу новую кровать.
Спартак полдня возился, собирая её. Никогда прежде он этим не занимался, но, как настоящий мужчина, с лёгкостью осваивает всё новые и новые горизонты.
Драться он больше не будет. А вот зарабатывать на хлеб всё же собирается тем, в чём хорошо разбирается. Спартак арендовал помещение в центре города, и теперь там проходят его тренировки с детьми. Желающих отдать своих деток на обучение борьбе и боксу именно Спартаку Бугрову настолько много, что его будни расписаны на много лет вперёд. А вот выходные он поклялся проводить с семьёй.
— Ты покажешь мне новую кровать ночью, — игриво прижимаюсь к мужчине спиной. — И у нас будет намного больше, чем десять минут.