Здесь брат Вероники кивнул мне и, извинившись, оставил меня одного. Хотя как одного… В зале присутствовало человек этак пятьдесят. Звучала живая музыка в исполнении небольшого оркестра, расположившегося в одном из углов зала. Под потолком буквально парила огромная хрустальная люстра. По периметру вплотную к стенам были расставлены длинные столы с едой, за которыми сидела большая часть народа. Некоторые уже танцевали, но я не был готов вальсировать, хотя, в принципе, умел это делать. Мама постаралась, чтобы я умел танцевать…

И, да, народ в основном объединялся в небольшие компании: молодежь отдельно — взрослые отдельно. Молодежи действительно было больше. Я насчитал пять группок, столпившихся около столов и что-то горячо обсуждавших между собой. Там были и девушки, и парни. Конечно, мой взгляд сразу прикипел к женскому полу, тем более женщины старались перещеголять друг друга в нарядах, и надо сказать, у них это прекрасно получалось.

Тем временем на меня уже начали обращать внимание. Я ловил на себе любопытные взгляды, и по залу пробежал шепоток. Кое-где раздались смешки. Что-то так неуютно мне стало… Какого хрена?! Я им клоун, что ли? Хренушки!

Я направился к столам, присмотрев более или менее свободное место, подальше от компаний, захватив по пути с подноса у фланирующего по залу официанта бокал с каким-то красноватым напитком. Оказалось, вино, и очень неплохое вино. Не обращая внимания на присутствующих, подошёл к столу и осмотрел его. Есть-то нечего… Тем не менее, взял какую-то тарталетку с икрой, попробовал… Обалдеть! Запив все это вином, развернулся, чтобы достойно ответить на взгляды тем самым способом, которым мне советовал Шуйский, но встретился с глазами стоявшего передо мной мужчины.

Высокий, черноволосый и статный, лет пятидесяти на вид, лицо уже тронули морщины. Строгие черты лица, напомнившие мне кого-то… Кстати, одет с иголочки, костюм сидит идеально. Этакий утонченный аристократ. Голубые глаза приветливо смотрели на меня.

— Веромир Бельский? — спросил незнакомец приятным баритоном.

— Да, — кивнул я. — С кем имею честь?

— Сергей Ильич Трубецкой, хозяин дома и Глава рода Трубецких, — представился мужчина, внимательно изучая меня.

— Веромир Бельский, Глава рода Бельских, — ответил я, стараясь подражать его тону.

— Я знал вашего отца, юноша, — сообщил мне Трубецкой. — К сожалению, мы не были с ним союзниками: Сергей тяжело входил в альянсы, точнее, практически никогда в них не входил. Мне действительно жаль вашу мать, приношу свои соболезнования.

— Спасибо, — спокойно ответил я, но внутри у меня все кипело: все вы сожалеете, но, тем не менее, просто смотрели на то, как Годуновы добивали клан, как охотились за женщиной с ребенком, и если бы добрались, не стало бы рода Бельских. Но успокойся, Веромир… Что там говорил Шуйский? Трубецкие, как и Голицыны, стоят в оппозиции к Годуновым? И меня не просто пригласили… Что ж, значит, будем отыгрывать свою роль… Как там говорится… «враг моего врага — мой друг»?

— Что ж… — Трубецкой взял с подноса бокал с вином, и я, на секунду замешкавшись, присоединился к нему. — Я так понимаю, с моими детьми вы знакомы?

— Да, — коротко ответил я.

— Я в дела молодых не вмешиваюсь, но знаете, Вероника девочка у меня шустрая, иногда говорит что-то, не думая. Вы уж если что не обижайтесь на нее.

— Да я и не обижаюсь.

— Хотел вас спросить… — Трубецкой задумчиво посмотрел на бокал в своих руках. — Насколько я знаю, вы поступили в Дворянскую Академию?

— Да, решил все-таки попробовать восстановить свой род…. Ну и обещал своей матери её окончить.

А что? Вот не буду этого скрывать.

— Похвально, молодой человек, очень похвально! Чем больше сильных родов в Империи, тем лучше…

— Безусловно…

Ага, чего тогда смотрели, как Бельских вырезают?

— Тогда, если, конечно, это не секрет, может, поделитесь со стариком своими ближайшими планами? Все-таки вы вступаете, можно сказать, на политическое поприще. Рода — это политика. Политика — это рода. Они неразделимы…

— Пока я не думал об этом, — честно признался я, — но вижу, что у вас есть ко мне какое-то предложение.

— Кхм… кхм… кхм… — закашлялся Трубецкой. — Ну зачем же так, в лоб?! Надо учиться делать все тоньше, Веромир.

— Не обучен пока я политесам, — усмехнулся я, — но буду стараться…

— Правильно! — согласно кивнул мой собеседник. — Я вот всю жизнь учусь: нельзя останавливаться в развитии, это смерти подобно. Так вот, вы правы: у меня есть предложение, но думаю, лучше это будет сделать тет-а-тет, как говорят французы. Поэтому я был бы признателен, если вечером вы бы немного задержались.