На прощание Шуйский шепнул мне, чтобы я был внимателен, предупредив еще раз, что мой соперник, скорей всего, приготовил какую-то подлость и что он, Иван, мол, будет следить за ним. Мы вооружились шпагами и, наконец, остались на Арене одни. И Щербатов вдруг изменился. Передо мной стоял уже не фонтанирующий ненавистью студент, а вполне себе хладнокровный опытный боец. Это прослеживалось и во взгляде, и в его экономных и точно выверенных движениях.

— Ты пожалеешь… — прошипел он сквозь зубы, на что я ответил ему лишь снисходительным взглядом.

— И что ты мне сделаешь? Думаешь, пару проплаченных турниров выиграл, слегка в Чемпионате Российской Империи повозился и стал великим мастером?

Но, к моему удивлению, он не повелся на мою подначку и сделал первый, на удивление осторожный и выверенный выпад.

Когда мы скрестили шпаги, после пяти минут аккуратной схватки, во время которой мы присматривались друг к другу, я понял, что он мне не соперник. Я пока фехтовал вполсилы, а он уже едва поспевал за моими выпадами. Так что сейчас стоял вопрос: сразу отправить его в местную больничку или повозиться, на радость зрителям. Ну, поиграем, заодно и поиздеваемся: пусть знает, кого можно задирать, а кого нет.

Я немного ускорился, и мой противник ожидаемо ушел в глухую оборону. Теперь он уже не помышлял об атаке. Я начал гонять его по арене, так у него еще дыхалка начала сдавать. Если сначала он пытался оскорблять меня, то сейчас ему стало не до этого. Я же постарался, чтобы снисходительная ухмылка не сходила с моего лица, что невероятно злило противника, и он какими-то титаническими усилиями сдерживал свой гнев…

С начала схватки прошло уже двадцать минут, и Щербатов дышал, как загнанный зверь. Похоже, пора заканчивать этот балаган. Я уже был готов перейти в атаку, но вдруг почувствовал легкий укол в плечо… Не понял… это еще что такое? В следующий миг я почувствовал, как рука, которой я держал шпагу, немеет. И в этот самый момент мой противник пошел в отчаянную атаку, явно понимая, что со мной происходит. Значит, вот они, подлые приемчики, о которых предупреждал меня Шуйский. Думаю, что другой противник, сражайся он со Щербатовым, сейчас уже оказался бы на песке. Но я успел перебросить шпагу в левую руку. Надо сказать, спасибо моим учителям, точнее, одному из них, который считал, что хороший фехтовальщик должен одинаково уметь фехтовать и правой, и левой рукой. Конечно, левой я дрался гораздо хуже, но для моего противника этого хватило. Тем более, он явно не ожидал от меня смены рук, и тем более не ожидал ответного выпада. Уйдя из-под его прямолинейного удара, я, вытянувшись, пронзил ему плечо. Мой противник вскрикнул и, схватившись за него, побледнел и осел на землю. А следом за этим я почувствовал, что у меня уходит из-под ног земля, и на меня обрушилась какая-то давящая темнота, унося с собой сознание.…

Первым, что я увидел, был белый потолок. Я прислушался к себе: вроде ничего особо не болит. Потом аккуратно повернул голову: похоже, лежу в больничной палате. Какие-то приборчики монотонно пикают, переливаясь разными цветами. Рядом с койкой — два стула и небольшая тумбочка.

«Так, попробуем встать…» Принял сидячее положение. Как будто ничего не болит. Что произошло-то? Сдается мне, что мой противник применил какую-то подлую штуку. Помню только, как меня что-то укололо, и я отрубился. Но задеть господина Щербатова я успел. Так, вот вещи висят. Очень кстати, так как, оказалось, под одеялом я оказался абсолютно голым. Через пять минут я восстановил эту несправедливость, встав с кровати и нацепив на себя одежду. Чувствовал я себя вполне сносно, но уйти мне не удалось: едва я направился к двери, как на пороге появилась высокая женщина в белом халате, с коротким ежиком русых волос. Фигурка ничего, да и, вроде, симпатичная, но было в ней что-то такое отталкивающее, а что именно, я никак не мог понять.

— Веромир! — радостно улыбнулась она. — Вы встали? — Подойдя ко мне, она силой усадила меня на стул.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, строго глядя на меня.

— Да все нормально, — поспешил я успокоить ее.

Но это не помогло. Я был всесторонне осмотрен, и только после того, как доктор (которую, как оказалось, звали Марией Павловной) убедилась в моем полном здоровье, она соизволила отпустить меня. Я выяснил, что меня принесли охранники и что у меня было сильное отравление, но не опасное для жизни. Сейчас яд выведен из организма, и мне ничего не угрожает. И, кстати, получается, в отключке я был всего полчаса…

— Но я бы рекомендовала до вечера полежать в палате… под наблюдением, — тем не менее, добавила она в конце моего обследования.

— Не, — открестился я, на самом деле чувствуя себя совершенно нормально. — Лучше в своем коттедже отлежусь. А как мой соперник?

— Проникающее ранение в плечо, плюс потерял много крови. Рану зашили, полежит недельку у нас, и выпишем. Ничего страшного.

Я облегченно вздохнул: значит, все сделал правильно. Не хочу тут никого убивать: хрен знает, какими последствиями это может обернуться!

— Тогда идите, а то там вас целый комитет по встрече дожидается. И, да, завтра в 9 утра, перед занятиями вас ждет ректор Академии. Знаете, где его кабинет?

— Нет… — признался я.

— Пятый этаж Главного учебного корпуса. Он полностью административный. 501 кабинет, — пояснила врач.

Распрощавшись с ней, я покинул палату и оказался в широком коридоре. Помимо моей палаты, тут, если судить по количеству дверей, явно располагалось еще как минимум шесть. На стуле перед одной из дверей сидел представительный мужчина лет сорока пяти, а рядом с ним — симпатичная девушка в джинсовом костюме лет двадцати. И я сразу напрягся: уж больно черты их лиц напоминали черты лица Щербатова. Ну и, конечно, проскочить мимо них не получилось.

Мужчина одарил меня неприязненным и многообещающим взглядом, а девушка, увидев меня, вскочила и преградила мне дорогу.

— Так это ты, сволочь, моего брата искалечил!

Она побагровела от гнева, и ее серые глаза чуть ли не искры метали… Я вздрогнул. М-да, девушка действительно разошлась!

— Марина! — одернул ее мужчина. — Прекрати! Не позорь наше имя!

— Почему я должна прекратить, папа?! Где тут позор?! Этот…

— Девушка… — Я прервал тираду этой разъяренной фурии в самом начале. Может, я не знаю особо этикета и правил поведения аристократов, но это было уже слишком. И вновь эта горячая волна злости. — Во-первых, не надо меня оскорблять, так как вы вряд ли можете ответить за ваши слова.