Мантикора начала просыпаться где-то через полчаса. Мы в это время досаживали растения, собранные Дениром, в отгороженной половине вольера. Зверюга долго лежала на боку, поворачивая голову из стороны в сторону и удивлённо моргая оранжевыми глазами. Видно, пыталась понять, куда она попала. Потом, пошатываясь, поднялась и отправилась осматривать новую территорию. Под лапами был привычный песок, но остальное всё было непонятным. Мы закончили с посадкой и открыли мантикоре вторую часть вольера. Здесь, на камне, мантикора почти сразу обнаружила приготовленное для неё мясо. Быстро съев свою порцию, она пошла исследовать пруд. Потрогала воду лапой, порычала на неё, попробовала на вкус. Для неё, как и для любого другого существа из Пустыни Зыбучих Песков, где совсем нет водоёмов, а растения пьют исключительно росу, вода была диковинкой, ранее никогда невиданной. Потом песчаная мантикора ушла в пещеру и там и осталась – видно прилегла отдохнуть и всё обдумать.

Для тушканчикового лисопрыгунчика подходящего вольера пока не было – везде прутья находились слишком далеко друг от друга, зверёк легко проскользнёт между ними, а найти его в городе будет сложно. Но это скоро исправим, и через несколько дней у него будет свой дом. А пока покормили его корешками и семенами, привезёнными с родины лисопрыгунчика. Денир согласился подобрать похожие корни и семечки местных растений, потому что в аптеках таких не продавалось, а летать за ними каждую неделю в пустыню было сложно. Кстати, тушканчиковый лисопрыгунчик оказался девочкой. Мы уже придумали ей имя – Лисса. Она уже почти приручилась и не боялась нас. И уже не размахивала хвостом с огненной кисточкой, когда открывалась дверца.

Убедившись, что новые жители парка сытые и довольные, мы отправились проведать остальных зверей. Нас не было больше недели, и животные успели соскучиться. Искорка с Рыжинкой радостно тявкали и бегали возле ограждения, а Гинна тихо рыкнула, что Ризз тут же перевёл на человеческий:

– Вернулись, людишки! А я уж думала, насовсем укатились.

Шипастый снежный волк Буран при виде меня замахал хвостом.

– Чего это он? Вроде раньше никогда так не делал. – удивилась Таннира.

Я такое тоже видела впервые. Говорить, что заходила к волку в вольер и его приручала, не стала. В лучшем случае меня не поймут, в худшем догадаются, что я не совсем человек.

К рыське Снежинке зашли в вольер. Шипастая рысь поприветствовала всех громким мяуканьем и урчаньем. Тёрлась об ноги и поглядывала на нас своими ярко-голубыми глазами.

Через несколько дней вольер для тушканчикового лисопрыгунчика был готов. В вольере посадили оставшиеся растения и сделали домик из серого пустынного дерева, не горящего в огне.

Запускали Лиссу в новый дом всей командой, Зитта тоже присутствовала. Зверёк медленно вылез из клетки, всё ещё немного хромая. Хвост стал огненным от волнения. Но Лисса быстро успокоилась, осмотревшись и не обнаружив опасности. Прудик с водой изучался долго и тщательно. Деревянный домик лисопрыгунчику очень понравился.

Песчаная мантикора уже освоилась. Её любимым местом была пещера и ближайшие к ней территории. Вот и сейчас зверюга лежала у самого входа в пещеру и внимательно следила за каждым нашим движением. Что самое странное, песчаная мантикора ещё ни разу не попыталась ни выдохнуть в нас огнём, ни запустить шипами. В первые дни в парке она просто грозно рычала и скалилась, когда мимо вольера кто-то проходил, а иногда грозно помахивала скорпионьим хвостом. Имя для песчаной мантикоры уже придумали – Львирра. Вода по-прежнему её манила. Львирра могла часами сидеть у пруда, разглядывая в воде своё отражение, потом бить по воде лапами, поднимая кучу брызг, и отпрыгивать, если капли попадали на неё.

На следующий день нам всё же удалось увидеть, как Львирра выдыхает огонь. Она решила переделать песок рядом с пещерой в камень. Выдохнула очень яркий столб пламени, от которого песок расплавился. Подождала, пока он остынет и затвердеет, и, довольная собой, улеглась. Вытянула передние лапы, положила на них голову и зажмурилась.

По вечерам мы теперь выгуливали по территории парка молодых гиен Рыжинку и Искорку. Хотели гулять и с рыськой Снежинкой, но она отказывалась выходить из вольера – на улице ей было слишком жарко. Гуляли гиены на поводке, а держали их обычно я, Леон или Таннира. Остальные просто не могли удержать поводок. А если гиена умудрялась вырвать поводок из рук, начиналась игра в догонялки. Особенно эту игру любила Рыжинка. Она могла бегать от нас по парку часами. Отбегала подальше, присаживалась, наклоняла голову на бок и высовывала язык. А как только мы к ней подходили, опять убегала. Искорка была поспокойней, но тоже иногда вырывалась, только долго играть в догонялки не любила – минут через десять сама подбегала к нам, если мы не пытались идти за ней и ловить.

Когда команда расходилась по домам, я шла к снежному шипастому волку. Он уже не уходил через пять минут на свою гору, как это делал раньше. Мог лежать возле меня часами, помахивая шипастым хвостом. Буран что-то рассказывал на своём волчьем языке. Волчий язык состоял из самых разных звуков: поскуливания, ворчания, тявканья и завывания. Наверное, он мне рассказывал о своих приключениях в Заснежинских лесах. Иногда было очень жаль, что мне не дано понимать язык животных, ведь тогда они могли бы рассказать много всего интересного о своей жизни. Зато сам волк уже выучился различать некоторые человеческие слова. Он запомнил, что его зовут Буран, понимал слова «еда» и «горка».

Новых сообщений не было больше месяца. За это время у мантикоры успело зажить крыло, и теперь она снова могла летать. Этим она и занималась, кружась по вольеру часами, а потом отдыхая в пещере или рядом с ней. Во время полёта до крыши вольера Львирра никогда не долетала, потому что, как и все остальные песчаные мантикоры, не летала высоко.

Тушканчиковый лисопрыгунчик тоже уже вылечился. Кость на крыле срослась, а на днях Нарвелл снял шину-веточку. Теперь Лисса разрабатывала ослабевшие мышцы крыла. Задняя лапка больше не хромала. А ещё Нарвелл сказал, что Лисса сильно округлилась. Либо она просто отъелась, либо в парке скоро появятся маленькие лисопрыгунчики.