— И зря упоминали! — крякнул прим. — Не бери в голову. Со временем узнаешь, но не от меня. Я не хочу об этом говорить.

Никас поворчал, но решил, что у него и так уже голова кружится. Нужно откусывать от этого пирога с неприятностями кусочки поменьше.

— Ты не думай, Девел не просто так тебя оставил, — сказал вдруг Альфа. — Он, стрелять, ударил, когда смог. А за себя не бойся. Тебя они даже тронуть не смогут, потому что ты из Материи, понимаешь? Выдуманные пули тебе не страшны.

— Ты в этом уверен? А почему ты крикнул мне лечь на пол?

— Потому что у меня, стрелять, не было времени объяснить тебе, как все работает. А работает оно так: если ты будешь думать, что идея пули может тебя ранить, то она действительно проделает в тебе дырку. Понимаешь? В Многомирье, ты — существо привилегированное.

— А как это происходит у вас? — спросил Никас. — Вы можете умереть?

— Рассредоточиться, — поправил Альфа. — Это как смерть, но на время. Неопределенное. Зависит от того, насколько часто о нас вспоминают. Сильные сущности возрождаются, но уже… Немного другими. Мы можем вообще ничего не помнить из того, что было раньше. Но нас необъяснимо тянет к знакомым местам или сущностям, с которыми мы водили дружбу. Слабые — медленно разлагаются, пока не станут нейтральными страстями.

— Колесо Сансары, — произнес Никас.

— Да, между прочим, вы это у нас подсмотрели, стрелять, — заулыбался Альфа. — А в целом, страшнее для нас даже не забвение, если вдруг все люди и образы забудут о нас, а разделение сущности…

После этих слов, будто только того и ожидая, из Альфы вдруг вырвался какой-то мрачный тип в ковбойской шляпе и рубашке навыпуск. От слабости он упал на асфальт, но тут же вздрогнул всем телом и принялся вырывать застрявшую в Альфе ногу.

— Клейтон! — воскликнул тот. — А ну назад, сучий сын! Дохловат ты для самостоятельного существования!

— Ты оступился, Альфа! — дерзко рявкнул Клйтон. — Теперь я сам по себе! Отпусти меня!

Он принялся вырываться с утроенной силой, загребая пальцами снег. Никас в это время предусмотрительно принял позу человека, увидевшего, как его кошка потрошит пойманного щегла.

Между двумя образами, тем временем, началась потасовка. Они мутузили друг друга с потрясающей зрелищностью. Если бы их не связывала своеобразная пуповина, роль которой играла правая нога Клейтона, бой можно было бы назвать красивым.

— Альфа, тебе помочь? — осведомился Никас, осторожно перемещаясь по периметру битвы.

Девел не остановившись, даже не обернувшись, брел дальше.

— Не лезь, — пропыхтел Альфа. — Это только между мной и…

В этот момент Клейтон удачно извернулся и ударил прима локтем по зубам. Потом ловко заломил ему руку и смог вырываться окончательно. Тяжело дыша, он оттолкнул Альфу и поднялся на ноги, пробежав на карачках.

— Нет! — взвыл Альфа. — Я не дам тебе уйти! Не заставляй меня, Клейтон!

Тот бежал по дороге вперед, то ли пытаясь исчезнуть, то ли просто искажаясь от слабости. Альфа выхватил пистолет.

— Эй, ты чего это удумал? — возмутился Никас. — Не доставайся же ты никому, так что ли?

— Не вмешивайся, материальная сволочь! — мушка замерла.

Материальная сволочь вмешалась. Никас пнул по руке Альфы, но промахнулся: тот убрал руку и выстрелил в воздух. Потом еще раз. Злобно зашвырнул оружие в космос и грязно выругался.

— Да что ты понимаешь? — прохрипел он злобно. — Ты жертва! Какого черта ты задаешь вопросы, да еще и вмешиваешься в наши дела? В мире страстей царит закон джунглей. Сильный поглощает слабого. Страсти питают сущностей, сущности — корм для прима-образов. В этой священной пирамиде нет места ложному гуманизму. Он неуместен и вреден! Ты хоть понимаешь, что теперь начнется? Они все, стрелять, начнут ломиться наружу. Я дал сбежать одному, а все остальные решат, что я расклеился!

— А разве нет? — спросил Никас. — Пока все, кого я здесь встречаю, сами напоминают жертв.

— Ты слишком много, стрелять, себе позволяешь, — рассвирепел Альфа.

Он оказался вплотную к Никасу. Тот вдруг понял, что обидел дистиллят крутости и эссенцию непобедимости, но виду не подал. Лишь позволил нескольким мурашкам выступить за ушами.

— По сравнению с теми молчаливыми агнцами, к которым вы привыкли, возможно, — он невозмутимо глядел в зеркальные стекляшки, под которыми, наверняка, желтели глаза убийцы. — Но я — необычная жертва. И не буду безропотно наблюдать за тем, что происходит вокруг меня.

Альфа долго сверлил его невидимым взглядом. Никас стиснул зубы, ожидая если не удара, то, по меньшей мере, тычок. Но альфа вдруг нагло осклабился и похлопал по плечу.

— Мне нравиться твоя позиция, — сказал он, с ноткой одобрения в голосе. — Но ты не понимаешь, как устроены прима-образы. Мы — большая колония с коллективным разумом. Что бывает с большой человеческой колонией, когда в ней слабеет власть? Революция, восстание, переворот. Я не раз уже оказывался в подобной ситуации. Но сейчас не время, парень. Понимаешь? Примам нельзя сдавать позиции, когда негатив что-то затевает.