На сцене – обыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У стола с сосредоточенным видом сидят Мистики обоего пола в сюртуках и модных платьях. У окна сидит Пьеро в белом балахоне. Мистики ждут прибытия Смерти, Пьеро ждет прихода своей невесты Коломбины, Неожиданно и непонятно откуда по­является девушка необыкновенной красоты. Она в белом, за плечами лежит заплетенная коса. Восторженный Пьеро молитвенно опускает­ся на колени. Мистики в ужасе откидываются на спинки стульев:

«Прибыла! Пустота в глазах ее! Черты бледны как мрамор! Это – Смерть!» Пьеро пытается разубедить Мистиков, говоря, что это Ко­ломбина, его невеста, однако Председатель мистического собрания уверяет Пьеро, что он ошибается, это – Смерть. Растерянный Пьеро устремляется к выходу, Коломбина следует за ним. Появившийся Ар­лекин уводит Коломбину, взяв ее за руку. Мистики безжизненно по­висают на стульях – кажется, висят пустые сюртуки. Занавес закрывается, на подмостки выскакивает Автор, который пытается объяснить публике сущность написанной им пьесы: речь идет о вза­имной любви двух юных душ; им преграждает путь третье лицо, но преграды наконец падают, и любящие навеки соединяются. Он, Автор, не признает никаких аллегорий... Однако договорить ему не дают, высунувшаяся из-за занавеса рука хватает Автора за шиворот, и он исчезает за кулисой.

Занавес раскрывается. На сцене – бал. Под звуки танца кружатся маски, прогуливаются рыцари, дамы, паяцы. Грустный Пьеро, сидя на скамье, произносит монолог: «Я стоял меж двумя фонарями / И слушал их голоса, / Как шептались, закрывшись плащами, / Целова­ла их ночь в глаза. / ...Ах, тогда в извозчичьи сани / Он подругу мою усадил! / Я бродил в морозном тумане, / Издали за ними следил. / Ах, сетями ее он опутал / И, смеясь, звенел бубенцом! Но когда он ее закутал, – / Ах, подруга свалилась ничком! / ...И всю ночь по улицам снежным / Мы брели – Арлекин и Пьеро... / Он прижался ко мне так нежно, / Щекотало мне нос перо! / Он шептал мне:

«Брат мой, мы вместе, / Неразлучны на много дней... / Погрустим с тобой о невесте, / О картонной невесте твоей!» Пьеро грустно удаля­ется.

Перед зрителями одна за другой проходят влюбленные пары. двое, вообразившие, что они в церкви, тихо разговаривают, сидя на скамье;

двое страстных влюбленных, их движения стремительны; пара сре­дневековых любовников – она тихо, как эхо, повторяет последние слова каждой его фразы. Появляется Арлекин: «По улицам сонным и снежным / Я таскал глупца за собой! / Мир открылся очам мятеж­ным, / Снежный ветер пел надо мной! /... Здравствуй, мир! Ты вновь со мною! / Твоя душа близка мне давно! / Иду дышать твоей весною / В твое золотое окно!» Арлекин выпрыгивает в нарисованное окно – бумага лопается. В бумажном разрыве на фоне занимающей­ся зари стоит Смерть – в длинных белых одеждах с косой на плече.

Все в ужасе разбегаются. Неожиданно появляется Пьеро, он медлен­но идет через всю сцену, простирая руки к Смерти, и по мере его приближения ее черты начинают оживать – и вот на фоне зари стоит у окна Коломбина. Пьеро подходит, хочет коснуться ее руки – как вдруг между ними просовывается голова Автора, который хочет соединить руки Коломбины и Пьеро. Внезапно декорации взвиваются и улетают вверх, маски разбегаются, на пустой сцене беспомощно лежит Пьеро. Жалобно и мечтательно Пьеро произносит свой моно­лог: «Ах, как светла та, что ушла / (Звенящий товарищ ее увел). / У пала она (из картона была). / А я над ней смеяться пришел. / <...> И вот стою я, бледен лицом, / Но вам надо мной смеяться грешно. / Что делать! Она упала ничком... / Мне очень грустно. А вам смешно?»

Действие происходит в революционном Петрограде зимой 1917/18 г. Петроград, однако, выступает и как конкретный город, и как средо­точие Вселенной, место космических катаклизмов.

Первая из двенадцати глав поэмы описывает холодные, заснежен­ные улицы Петрограда, терзаемого войнами и революциями. Люди пробираются по скользким дорожкам, рассматривая лозунги, кляня большевиков. На стихийных митингах кто-то – «должно быть, писа­тель – вития» – говорит о проданной России. Среди прохожих – «невеселый товарищ поп», буржуй, барыня в каракуле, запуганные старухи. Доносятся обрывочные крики с каких-то соседних собраний. Темнеет, ветер усиливается. Состояние – поэта? кого-то из прохожих? – описывается как «злоба», «грустная злоба», «черная злоба, святая злоба».

Вторая глава: по ночному городу идет отряд из двенадцати чело­век. Холод сопровождается ощущением полной свободы; люди готовы на все, чтобы защитить мир новый от старого – «пальнем-ка пулей в Святую Русь – в кондовую, в избяную, в толстозадую». По дороге бойцы обсуждают своего приятеля – Ваньку, сошедшегося с «бога­той» девкой Катькой, ругают его «буржуем»: вместо того чтобы защи­щать революцию, Ванька проводит время в кабаках.

Глава третья – лихая песня, исполняемая, очевидно, отрядом из двенадцати. Песня о том, как после войны, в рваных пальтишках и с австрийскими ружьями, «ребята» служат в Красной гвардии. Послед­ний куплет песни – обещание мирового пожара, в котором сгинут все «буржуи». Благословение на пожар испрашивается, однако, у Бога.

Четвертая глава описывает того самого Ваньку: с Катькой на лиха­че они несутся по Петрограду. Красивый солдат обнимает свою по­другу, что-то говорит ей; та, довольная, весело смеется.

Следующая глава – слова Ваньки, обращенные к Катьке. Он на­поминает ей ее прошлое – проститутки, перешедшей от офицеров и юнкеров к солдатам. Разгульная жизнь Катьки отразилась на ее кра­сивом теле – шрамами и царапинами от ножевых ударов покинутых любовников. В довольно грубых выражениях («Аль, не вспомнила, хо­лера?») солдат напоминает гулящей барышне об убийстве какого-то офицера, к которому та явно имела отношение. Теперь солдат требу­ет своего – «попляши!», «поблуди!», «спать с собою положи!», «со­греши!»