Как изменит литературу воплощенная эмпатия? Ведь речь пойдет не только о том, что в ней должны появиться новые персонажи и герои, но и о том, что измениться должны сам язык и способ описания мира. Если мое сознание изменяется под действием интерсубъективной коммуникации с другим сознанием и если эта связь – связь равных субъектов, возможно ли повествование с точки зрения всезнающего и вездесущего нарратора (omniscient and omnipresent narrator)? Голос такого нарратора воспринимается нами (читателями) как объективный и непредвзятый; чужая субъективность оказывается абсолютно обнаженной перед этим голосом, как бы просвечиваемой насквозь, легко считываемой. Но такая абсолютная доступность у человека есть только к одному сознанию – своему собственному. Если же в процессе коммуникации субъективность Другого оказывается однозначной и ясной, то происходящее лишь иллюзия контакта с Другим; на самом деле мы проецируем собственное понимание себя на Другого, так и не приблизившись к нему.

К тому же коммуникация, основанная на эмпатии, как было сказано выше, предполагает готовность субъекта к преображению, перерождению. В случае же вездесущего и всезнающего нарратора обнаруживается парадокс. С одной стороны, он проникает в любое сознание или явление литературного универсума. С другой, он внеположен этому универсуму, а значит, он никак не может влиять на этот мир, но и мир не может на него воздействовать. Эта потусторонность нарратора противопоставлена вовлеченности эмпатирующего субъекта, ищущего контакта с Другим.

Проблематичным для литературы будет и нарратив, делающий акцент на индивидуальной судьбе в ее социальном контексте. Литература, предотвращающая катастрофу, – это литература, которая осознает планетарный масштаб катастрофы. Ее время – это геологическое время планеты. Толщина пермафроста [7] в Сибири для такой литературы не менее важна, чем отношения индивидуума с его окружением; судьба и жизнь леса не менее знаменательна, чем судьба и жизнь человека.

Наконец, стоит признать, что эмпатия не является панацеей для решения задач той литературы, которая обращена к Другому и к будущему. Обращенность к Другому, вслушивание в речь Другого – это то, что должно помочь нам проснуться, отрезвиться, стряхнуть иллюзию всезнания и вездесущности, недоступности и потусторонности и обратить эмпатию в прямое действие. Прочитав такой литературный текст, мы не сможем продолжать есть мясо, пользоваться пластиком, загрязнять воздух выхлопными газами, поощрять экономику, которая основана на империализме и колониализме и угнетении Другого. Прочитав литературный текст будущего, мы обязаны закрыть страницу, выйти на улицу и встретить настоящее лицом к лицу.

были только тела. текли, перетекали вместе, сжимали тебя. ты не знала точно, начинаешься ли где-то и есть ли где-то твой центр, потому что у тел вместе нет края, есть только перетекание в

спереди ты уткнулась в чье-то мягкое, влажное, пахнущее. вокруг тоже пахло, разбухало.

еще то перетекало, накатывало волнами, но тебя пока не касалось. рядом чувствовались другие, до которых то доставало. где-то рядом: крик! вырывался! распластывал многих, тебя. длился, кусал, жирел соседними телами. но тобой пока не жирел. было близко, но еще не здесь

то, что разбухало спереди, укачивало, успокаивало, истомляло. но вокруг – двигались медленно и тряслись тела, прижатые к телам. притиснутые. подымалось и опускалось: дыхание, тело, тела. телу было слабо, но не упасть. зыбкое, шаткое: не заканчивалось, не начиналось. не видно: невозможно. пар. холод покрывался телами; грелся, раскачиваясь.

внизу наплывало совсем другое, другим недоступное – мутило, тянуло нудно, позывало на рвоту. и тогда ты понимала, что это – твое. это – ты. центр – твой. ось! и опять: нудно, мутно. темнело, терялась ось, перетекала. перетекали вместе, другие сжимали. ты одновременно сужалась до тошноты и разбухала телами других. оси не существовало.

то, что разбухало спереди, утешало. знакомое запахами, теплом. думалось: еда, сено, свое. забивалось в ноздри: помет, моча, пот. гладило, укачивало, качало. давало забыть, забыться. немного: помнить было немного, но свое, осевое. радостно, сладко, немного. расширяло в качке, сливалось с телами, тобой. перетекало. все – во всех. ты – во всех. другими не начиналось и не кончалось. перетекало.

внезапно хлестнуло. порезало спину (ось?). вырвался: вой. снова сузилась; сжалась до пореза. почему? кто? откуда? за что? оказалось: этот вой – твой. или? хлестало без перерыва, вокруг выло, сжималось, разбухало. хлыст, хлёст. вой: за что? твой, других. подкосило бедро, копыто споткнулось о. хлыст – тебя, других. за что?

постепенно затихало. успокаивались. тела качались, перетекали. то сжимали, то ты разбухала другими. потом другие – тобой: сжатие. наконец-то, выгибалась ось: рвало. прямо на то, что спереди: теплое, знакомое. легчало. саднило раной. качало. разбухало.

и снова качание, колебание телами. растворение в других через сжатие, разбухание, сжатие. саднило. пахло: рвота, помет, пот, моча, кровь. других, твоя. ожидание. качка. ожидание.

направление: туда! внезапно осью ощутила: у качки есть направление: туда! качает, перетекает. тела, телами. но ясно: туда! там: что-то!

и теперь ты поняла, откуда. и даже уловила момент, когда началось. то – криком! распластать! жирел! и ты знала, что на этот раз дотянет и до тебя. и близко. сжатие, разбухание. качаются: тела, телами. крик: ближе. крик: здесь. крик: твой!

страх – страсть! за что? не может быть. только не меня. ось! только не меня. крик! не хочу. мама. мама. не может быть. неужели и меня? ось! неужели можно так: раз – и нет. раз – и конец. раз – и

качание, сужение. но теперь не разбухнуть другими. не спрячешься во многом, большом, большем. мокрое, знакомое спереди – не утешает. конец! ось! не может быть! то заражало всех: тела, тебя.