— Позвоню, — кивает мистер Ли и трогается с места.

– Номера моего нет, — говорю я и роюсь в сумке. Достаю бордовый карандаш для губ и без спросу пишу им свой номер прямо на пластиковой панели со значком подушки безопасности. — Теперь есть.

Я сижу уставившись на свои кривые циферки, а он смотрит прямо на дорогу.

— Хорошо, — кивает, очень напряжённо. — Сумасшедшая. Зачем прислала мне обед?

– Захотела, — жму плечами и хмурюсь. — Простите.

– Не извиняйся.

– Нет уж. Простите. И чтобы вы знали, я заказала вам доставку на каждый день.

– Хорошо, — кивает он. — А окулисты, терапевты и хирурги что же?

– Если хотите…

– Х…

Он не договаривает, качает из стороны в сторону головой и тормозит.

— Невыносимая, — цедит он сквозь зубы. — Какая же ты невыносимая. Молчи всю дорогу, сделай милость.

Я киваю, отворачиваюсь к окну и стараюсь игнорировать одну очень странную но волнующую вещь.

Вразрез со всеми словами Мистера Ли, мою руку, лежащую на подлокотнике, всю дорогу сжимает его рука.

***

— Содовую с лимоном, пожалуйста! — прошу я, уставившись в стойку бара. Рука бармена, за которой я наблюдаю, активно водит по стойке тряпкой, потом прячется и через время пододвигает ко мне искрящийся стакан, с долькой лимона, плавающей на поверхности.

— Неужели, в «Би Сойер» больше не чтут культуру подачи? — стервозно усмехаюсь я, пододвигая к себе стакан.

— Простите, я тут первый день, — отвечает такой знакомый голос, и раскалённая волна прошибает меня от пяток до головы, концентрируясь где-то на макушке. Я вздрагиваю, хочу что-то произнести, но язык напрочь к небу прилип, во рту пересохло.

Делаю большой глоток.

— Тогда вам стоило бы знать, что прежде чем обслуживать клиентов, нужно хорошенько изучить правила.

Голос звучит глухо и глупо, но жамкать губешками и заикаться я не собираюсь, потому прогоняю волну наивной тупости и беру себя в руки.

— Хорошо, мисс Ли, буду знать, — кривовато усмехается он.

— Томпсон. Я — мисс Томпсон. Ли — это только мой псевдоним, — устало повторяю я одно и то же в который раз. Он будто издевается. Он игнорирует меня, потом берет мою руку. Он говорит, чтобы я молчала, и вдруг дурачится и встаёт за стойку бара.

— Очень звучный, хороший псевдоним.

Кайд Ли до ужаса хорош, смотрит прямо, уверенно и глаза не опускает. Ксавье ведёт себя так же, но от его взгляда внутри у меня ничего не сжимается и не екает, зато я всегда смеюсь над глупыми лицами его подружек, а сейчас можно смело смеяться надо мной.

Мысленно умываюсь ледяной водой, откидываю волосы с лица и, сдерживая нервную улыбку, обращаюсь к мистеру Ли.

— Вы это уже говорили. Память плоха?

— На такие вещи да, — как ни в чем не бывало отвечает он, и я просто закипаю. Ну не может же он не отвечать…

К черту! Может! И даже должен! И не очень-то нужно!

— Как вам поэзия?

— Не так плохо, как могло быть. По крайней мере всего два стихотворения были нагло украдены у европейских авторов. Один раз даже была песня…

— Хозиера, да, смешно. Ну по крайней мере это была не самая его популярная песня!

— И на том спасибо, — кивает он, и я лихорадочно придумываю, что ещё сказать. Слышать его голос, согласие со мной, как мёд по сердцу, перед этим человеком больше всего на свете хочется держать марку.

Он не уходит, я очень надеюсь, что не просто так.

— Вы разбираетесь в поэзии? — спрашиваю его.

— Не то чтобы. Но я могу отличить Шекспира от Хозиера. Почему ты не читаешь стихи?

— Потому что… не умею, — я жму плечами и обожаю себя за то, что умею быть высокомерной, когда нужно.

— Я думал Соль Ли умеет все, — он опирается о стойку.

— Это Кайд Ли…

Я останавливаюсь на полуслове, потому что осознаю, как тупо это звучит. Я не Соль Ли. И говорить его имя вслед за моим псевдонимом как-то неправильно. Я будто присваиваю себе его фамилию без спросу, навязываюсь или что-то… я отчаянно краснею, и он замолкает. Победил.

— Знаешь стих про Аннабель Ли?

Я качаю головой, страшась сказать хоть слово.

— Это было давно, это было давно

В королевстве приморской земли:

Там жила и цвела та, что звалась всегда,

Называлася Аннабель-Ли,

Я любил, был любим, мы любили вдвоем,

Только этим мы жить и могли.

И, любовью дыша, были оба детьми

В королевстве приморской земли.

Но любили мы больше, чем любят в любви, —

Я и нежная Аннабель-Ли.

И, взирая на нас, серафимы небес