Шрифт:
— Ты больна, Матильда. Тебе нужна помощь.
Она улыбнулась.
— Да, больна… лучше запереть… прямо ненормальная. Ведь так ты только что сказал Людовику?
Франсуа сморщился и положил руку себе на ногу. С трудом передвинувшись, он подошел к секретеру, чтобы опереться на него.
Когда он снова поднял голову, его глаза были совершенно мокрые, но Матильда чувствовала, что это не только из-за слез грусти или смятения. Здесь было что-то другое. Что-то, что ей еще не удавалось расшифровать.
— Сначала я думал, что ты хочешь просто восстановиться и что все, что может навести на мысли о Камилле, мешает тебе. Затем я начал понимать… что ты всего лишь делаешь вид. Что ты скрыла реальность. Настолько, что и в самом деле начала думать, будто…
Он замолчал и медленно покачал головой.
«Делать вид», «скрыть реальность»? Слова Франсуа пробудили в ней странное неприятие. Какими вульгарными ухищрениями он занимается? Чего добивается? Породить в ней смятение, заставить ее расслабиться и отобрать у нее пистолет?
Франсуа больше не в твоем лагере. Теперь ты одна. Одна, как никогда.
Он развел руками, впрочем не выпуская костыль, чтобы подчеркнуть, что он в ее власти.
— Стреляй, если ты действительно этого хочешь. Стреляй, Матильда. Для меня это будет проще всего. Такое же, как и любое другое средство покончить со всем этим.
И тут Матильда заметила, что дуло пистолета теперь направлено прямо на Франсуа, а ее палец лежит на спусковом крючке.
— Нет, ты не выкрутишься из этого так легко. О чем ты там говорил? Закончи фразу! Начала думать, будто?..
Франсуа сделал шаг вперед и заглянул ей в глаза. Так пристально, что ей стоило большого труда не отвести взгляд.
— Камилла не мертва. Она уже больше года прикована к кровати…
8
Матильда стояла абсолютно неподвижно, сжимая пистолет в руке. Казалось, стены гостиной начали сжиматься в кольцо вокруг нее. И снова ее охватило ужасное ощущение удушья.
Слова Франсуа были такими нелепыми, что витали в ее мозгу, не достигая его.
— Тебе не кажется, что я уже достаточно настрадалась? Камилла была с тобой в амфитеатре, у двери… Это в нее первую выстрелил убийца… Почему ты хочешь мне плохого?
Она наивно подумала, что он снова обрел хоть каплю разума, но он продолжал вести те же бессмысленные разговоры, что и раньше, когда находился под воздействием лекарств.
— Боже мой… Что с тобой случилось, Матильда? Мне стоило бы забеспокоиться раньше, намного раньше, а не отрицать очевидного. Наша жизнь здесь… Каждый день ты удалялась от меня все больше. Как если бы ускользала в другой мир и… Это все я виноват… вначале ничего не хотел видеть… Ты не хотела больше говорить о Камилле. Ты меняла тему разговора, едва я произносил ее имя…
Пальцы Матильды еще сильнее сжали рукоятку пистолета. Речи Франсуа звучали в ее ушах бессмысленной мешаниной слов. Волнение, заставляющее его голос дрожать, не было наигранным, но ей следовало оставаться настороже, больше чем когда-либо.
— Замолчи, — прошептала она.
— Камилла была задета тремя пулями.
Три пули, да. Умерла на месте, как и множество других, присутствовавших там…
— В транспорте «Скорой помощи» у нее остановилось сердце, но врачи смогли вернуть ее к жизни. Ее прооперировали. Несмотря на то что операция прошла удачно, она не вернулась в сознание. Она была в коме, под капельницей…
Матильда покачала головой. Она едва понимала, что он говорит.
— Должно быть, эти дни были ужасными для тебя. Я еще находился между жизнью и смертью, отключенный от всего мира, а наша дочь все не просыпалась.
Камилла мертва, она это чувствовала самой глубиной своего существа. Мать знает такие вещи. Но какой матерью она в свое время была?
Матильда снова увидела себя в серых больничных коридорах. Бесконечное тревожное ожидание… К ней приближается врач… Который говорит ей что-то о ее муже и о ее дочери. Он произносит то, что можно часто услышать в фильмах: «Мы сделали все, что могли…» Но эти слова не доходят до нее.
— Замолчи, — повторила она с большей силой, — я не хочу слушать твою ложь!
— Нет, я больше не замолчу, Матильда. Я хочу, чтобы ты выслушала меня, чтобы ты, наконец, открыла глаза. Я хотел тебе помочь. Я мог бы попытаться сбежать, покинуть этот дом и… ничего этого не сделал. Но теперь умер человек, наш сосед, который не хотел нам ничего плохого. Это уже невозможно исправить. И за эту смерть я тоже несу ответственность, так же как и ты.
Франсуа сделал шаг в ее направлении, таща за собой костыль. Падающий сверху свет люстры стирал черты его лица, придавая ему замогильный вид. Закрыв глаза рукой, чтобы вытереть слезы, он снова продолжил уже более поставленным голосом: