Шрифт:
— Думаю, он хотел оставить ее у себя…
В ответ она презрительно пожала плечами.
— С чего ты все это взял? Кто тебе сказал, что он хотел ее «оставить»? Разве ты ему сказал, что мы ее ищем?
— Нет…
— Ты что, обвиняешь его в краже? Все это — не более чем ошибка, причем наша. Нам следовало бы спросить, не у него ли эта чертова чашка. К тому же она мне никогда не нравилась. И вообще, хватит делать из всего этого историю! Если Людовик хочет оставить ее у себя как сувенир, я ничего не имею против.
И как ему было на такое реагировать? С тем же спокойствием и безразличием? Франсуа и так долго колебался, прежде чем об этом заговорить, и вот пожалуйста, его слова приняты в штыки, а сам он выставлен параноиком и даже фантазером.
Кража книги… Тут речь шла уже не о таком пустячке, как кофейная чашка. Конечно, Матильда могла утверждать, что он позаимствовал старинное издание за 3000 евро только затем, чтобы открыть для себя классическую литературу. И что тот случай, о котором рассказал букинист, являлся обычным совпадением. За исключением того, что книга, о которой шла речь, теперь стояла на своем месте в шкафу, будто никогда и не покидала его… Конечно, Матильда не осмелилась бы утверждать, что он лжет, но как он теперь объяснит, что тогда скрыл от нее эту пропажу? Так же, как и ночное вторжение Людовика к ним в дом.
— Матильда…
Он должен идти прямо к цели и положить конец этим уверткам.
— Знаю, что если бы не я, Людовик бы не жил в этом доме. Возможно, я проявил слишком большую доверчивость и наивность, завалив его всеми этими работами…
Матильда даже не пыталась скрыть свое раздражение:
— Не собираешься же ты идти на попятный! Мы приняли это решение вместе, и нам не на что жаловаться. Людовик превосходно делает свою работу, и он сама деликатность.
«Сама деликатность»? В это мгновение Франсуа очень хотелось, чтобы Матильда видела, как он безо всякого стыда развалился за столом в их кухне, с жирным от цыпленка ртом, опустошая бутылку пива. Но она уже повернулась к розовым кустам, как если бы этот разговор перестал интересовать ее.
Не желая признавать себя побежденным, Франсуа попытался снова приблизиться к ней. Глубоко вздохнув и понизив голос, он начал:
— Парень, который живет под нашей крышей и которого зовут Людовик…
Матильда продолжала хранить молчание, и тогда он продолжил, предварительно удостоверившись, что молодого человека сейчас нет поблизости:
— Когда я нашел чашку, я случайно наткнулся на удостоверение личности Людовика. Фотография была его, безо всяких сомнений… Но на самом деле его зовут Брайан Лефевр. Он родился в Дуэ. Здесь он действительно нам не солгал: он и правда с севера.
В течение бесконечно долгой секунды Франсуа верил, что это разоблачение наконец откроет Матильде глаза. Но эти надежды тотчас же испарились. С ее стороны не было ни смущенного взгляда, ни хотя бы неловкого молчания.
— Так, значит, ты рылся в его вещах!
Решив больше не уступать ей, Франсуа вспылил:
— Увидев эту чашку, я… вышел из равновесия. Мне захотелось побольше узнать об этом человеке. Черт побери! Это место принадлежит нам! Он ничего не платит за жилье, и мы здесь пока еще у себя дома!
Взгляд Матильды скользнул вниз и остановился на костыле, который Франсуа держал в руках.
— Скажи, Франсуа, что ты всем здесь рассказываешь, чтобы объяснить, что не можешь ходить без костыля? А может быть, всю эту историю с инсультом ты сам придумал?
В полнейшем изумлении он потряс головой.
— Какое отношение это имеет к тому, что я только что сказал?
— Это не так трудно понять! В зависимости от обстоятельств нам иногда приходится лгать. И мы это делаем не специально для того, чтобы обмануть других или скрыть какие-нибудь неблаговидные поступки… У каждого могут быть уважительные причины…
Франсуа был сражен наповал.
— Матильда, он нам лжет, начиная с самого первого дня. По-твоему, разве нормально, что он старается скрыть свою истинную сущность в то время, как мы ему доверяем?
— Ну и что это меняет? Какая разница, как его зовут: Людовик, Брайан или Тарпемпьон? Без сомнений, он не любит свое имя. Но это же, в конце концов, не преступление! У молодых частенько бывают всякие причуды. Он в плохих отношениях с родственниками: возможно, поэтому ему и захотелось скрыть свою родословную…
Франсуа отказывался верить своим ушам. Вот как она оправдывает его поведение: на каждый случай у нее находится убедительное обоснование.
Он внимательно посмотрел на свою жену; в первый раз за их долгую совместную жизнь у него появилось ощущение, что перед ним стоит чужой человек. Матильда всегда была женщиной с характером, и споры между ними не были редкостью, но они всегда происходили по одному и тому же сценарию. Франсуа обычно удавалось в большей или меньшей степени предугадать ее реакцию и предупреждать взрывы гнева. Но на этот раз все было по-другому. Сейчас Матильда ускользала от него…