— Домой отправить, — хмыкнул я. — Ааа!

— Вот именно, — со значением заявил Марчуков. — А завтра все и так домой. Ну, почти всем. Но в королевскую ночь даже тем, кто на второй сезон остается, тоже все прощают.

— А ты что ли тоже остаешься? — спросил Мамонов.

— Это ты «тоже» остаешься, — Марчуков рухнул на кровать спиной. — А мне за брательником присматривать.

— Илюха, а чего ты молчал? — я сел кровати. — Я уж думал, что все другие приедут, заново знакомиться и все такое.

— А я до вчерашнего дня и не знал, — буркнул Мамонов. — Мама приехала и огорошила. Личные дела у нее.

— Ты так говоришь, будто это плохо, — хохотнул я. — Она у тебя молодая и красивая, а в лагере не так уж и плохо.

— Эх, много ты понимаешь, Крамской! — Мамонов скорчил рожу и показал мне язык.

Дверь нашей палаты распахнулась.

— И почему вы до сих пор не построились на зарядку? — грозно спросила Елена Евгеньевна, останавливаясь на пороге.

— Так сегодня же нет зарядки... — Марчуков задрал ноги на спинку кровати.

— Это тебе кто сказал?

— Так последний день же...

— Завтра последний! — голос Елены Евгеньевны звучал строго. — Или тебе, Марчуков, устроить отправку домой до «королевской ночи»? У нас как раз сегодня Петрович едет в город, может и тебя захватить...

— Ой-ой, уже бегу!

Мы всей палатой сорвались со своих мест и начали торопливо натягивать шорты и засовывать ноги в кеды. Вожатая посторонилась, уворачиваясь от нашей кучи-малы, ломанувшейся к дверям.

На улице никого не было. Никто не бежал в сторону стадиона, из нашего отряда мы тоже были первые.

— Елена Евгеньевна, это вы нас так разыграли? — протянул Марчуков, поворачивая голову в сторону стоящей в дверях вожатой.

— Почти, — вожатая улыбнулась. — Зарядки сегодня и правда нет.

— Уоооо! — Марчуков вышел из строя и сел на лавочку. — Я же говориииил!

— Ребята, я хотела с вами поговорить, — Елена Евгеньевна селя рядом с Марчуковым. — Меня Надежда Юрьевна попросила. Вы самые взрослые у нас, я же могу на вас рассчитывать?

— Это нам что, никого пастой намазать нельзя? — лицо Марчукова стало обиженным.

— Да как ты мог подумать, что я попрошу о такой жертве?! — Елена Евгеньевна рассмеялась. — Нет, конечно. Костер подготовить. Помочь все оформить, проследить за порядком и все такое.

— Уф! — Марчуков с облегчением выдохнул. — Да что за вопрос, Елена Евгеньевна, конечно же мы поможем! Да, ребята?

Удивительное дело. Я шел по усыпанной хвоей дорожке, уже практически родной, и тащил здоровенный тюк с плакатами в сторону костровой поляны. Действительно, как-то быстро время пролетело. Дни после похода пролетели вообще пулей. После дождливой дневки оказалось, что от стоянки до лагеря вовсе необязательно тащиться двенадцать километров и переваливать через холмы. Берегом реки до лагеря было километра два.

И вроде потом много всякого ещё случилось. И вроде как и ничего особенного.

Последний день. Уже завтра все разъедутся. Ну, почти все. А через три дня, второго июля, начнется вторая смена. Новые лица, новое все. Ну, Марчуков и Мамонов остаются, что радует, на самом деле.

День тянулся неожиданно долго. После завтрака мы успели развесить транспаранты на костровой поляне, потом подготовили зал к вечернему отчетному концерту, а потом начали к нему готовиться. Командовали подготовкой Шарабарина с Коровиной. Я так и не смог решить, говорить ли Шарабариной, что ее лучшая подруга у нее за спиной крутит с ее Игорем. Который с того похода делал вид, что меня не существует. Впрочем, я тоже. Не знаю, был ли тот сон с Кариной настоящим, или это мое подсознание дало мне чувствительный подзатыльник, но я перестал следить, что там происходит между всеми этими взрослыми.

Правда успел заметить, что у Игоря, Веры и моего отца состоялся какой-то серьезный разговор, после которого Игоря я рядом с Верой больше не видел.

— ...нет, только не «поморин»! — Марчуков вещал, размахивая руками. — Это жуткая отрава! Будет щипать сразу так, что кто угодно проснется! И ещё, прежде чем мазать, тюбик надо нагреть в руках. А если не успел, то сначала намажь себе ладошку, а потом аккуратненько пальцем на лицо жертвы... Крамской, у тебя какая паста?

— Клубничная, — ответил я.

— Вот! — Марчуков поднял палец. — Нормальная паста! Тащи сюда!

— Ага, счас, — хмыкнул я. — Самому надо. Где я тут новую пасту возьму потом?

— А мне привезут когда, я с тобой поделюсь! — заявил Марчуков. — О, а ты куда это тащишь?

— В клуб, — сказал я, снова поднимая большую, но лёгкую коробку.

— Давай помогу! — Марчуков схватился за один из углов, потом повернулся к троим пионерам, тем самым, для которых он проводил ликбез по намазыванию пастой. — Короче, вы поняли, да? Поморин не берите. Лучше всего «Чебурашка» или «Апельсиновая. Или вот «Клубничная», как у Кирюхи. «Мятная» и «Жемчуг» не очень. Поняли? Все, потопали, Кирюха!