Шрифт:
Чаян осталася покамест в Борогосте, собираясь скоро выезжать навстречу войску своему, к веси глухой, где изгибалась Велечиха излучиной крутой — там незаметно можно было оставить корабли. А оттуда и до Велеборска идти недалёко. На том условились, что, как поговорит Елица с Грозданом, как станет что известно — Леден снова с братом увидится, а там уж решит, быть ли схватке под стенами городскими, станут ли они силы воинские бросать дальше.
Поначалу Леден молчал всё больше. Елица чувствовала взгляд его искоса и хотела спросить, что пуще всего его беспокоит, да ждала, что сам он скажет. К ночи добрались они уж и до Велеборска, но совсем близко подходить не стали. И даже в свете тусклом почти погасшего на небосклоне заката стало видно с пригорка невысокого, что стан зуличский широко раскинулся подле города, обхватывая стены его разогнутой подковой. Дымили костры, пылили по дороге всадники, возвернувшись откуда-то. Неприятель чувствовал себя здесь, видно, совсем уж твёрдо, зная, что рано или поздно окончится осада Велеборска — а там ворота откроются, и можно будет занять детинец чужой, как свой собственный.
Пока разворачивали укрытия кмети, собираясь остаться здесь теперь уж неведомо, на сколько дней, Елица всё стояла, взобравшись на холм пологий, у границы перелеска чахлого, и смотрела на стены Велеборска, вольготно раскинутые вдоль русла Велечихи. На ров его тёмный, крутые насыпи, что казались неприступными. И на ворота замкнутые накрепко — никто не войдёт туда без крови. Да и никто не выйдет, пока стоит перед ними вражеская рать.
Скоро кликнули её — чтобы к костру шла. Она помогла Брашко с вечерей на всех, слушая разговоры мужицкие. Уж много Зареслав сокрушался о недоле, что постигла Вышемилу и продолжала до сих пор маять. Тревожился он, жива ли ещё боярышня, не замучил ли кто её там. Хоть и под защитой она княжича, а всё равно вокруг мужи все жадные да недобрые. И до того на душе тяжко становилось от его слов, что и кусок в горло не полез.
Елица только чуть попробовала гороха с мясом копчёным, да и в шатёр к себе отправилась. Подумать надо было ещё о многом: ведь завтра отправятся посыльные к становищу зуличан, чтобы княжичу их передать волю княжны встретиться с ним. И понимала она, что дело затеяла опасное, да отступиться уже не могла.
— Что-то ты скрываешь от меня, Еля.
Она едва не подпрыгнула от неожиданности: за думами своими рваными, сумбурными, и не услышала, как вошёл Леден. Он приблизился неспешно, навис над ней, сидящей на лежанке своей.
— Что мне скрывать? — она подняла на него взор, задрав голову. — Встречусь с Грозданом. Попробую Вышемилу вызволить. И поговорю ним о том, что битва здесь не нужна ни ему, ни нам.
— Думаешь, так просто он спохватится и уйдёт отсюда? — хмыкнул княжич.
Она покачала головой. Нет, конечно.
— Велит с ним остаться. Знаю я…
— И я знаю. И как прикажешь тебя отпустить? Может, просто дождёмся войска и выбьем его? Иногда разговорами не поможешь. Иногда только так и приходится решать.
— Значит, останусь. До нужного мига останусь, чтобы внимание его отвлечь. Чтобы уговорить начать войско отводить от стен, — заговорила Елица всё твёрже и торопливее. — А там и ударить можно будет, как рассеется его рать. Как…
Леден схватил её за плечи. Встряхнул с силой, ставя на ноги.
— Остаться у него? Чтобы снова тебя неволить начал, мучить?
— Найду управу, — огрызнулась она. — Теперь найду.
— Убьёт тебя, — рыкнул Леден. — Убьёт, как узнает, что мы наступаем.
— Не убьёт. Я нужна ему, — Елица обняла его лицо ладонями, пытаясь вложить в него свою уверенность, свою решимость и отчаяние. — Вышемилу он убить может, коли почует опасность. А без меня недолго ему продержаться у Велеборского стола. Коль погубит княжну, наследницу князя законного по крови, так вытерпят его люди мало. И жизнь мою на свою, коль отвернётся от него милость Перуна, он подумает выменять. Так будет. Я узнала его. Хоть немного, но узнала, пока…
— Еля, ты в своём уме? — зашептал княжич, сминая её плечи пальцами до рези по коже. — Как я могу позволить? Чтобы добровольно ты ушла к нему.
— Я не могу. Я должна Вышемилу вызволить. И заставить Гроздана остановить буйства в округе. Снять осаду с Велеборска. Ты видел всё. Сам всё видел, — Елица почти захлёбывалась собственными словами, которые лились и лились из души, сжатой страхом и болью. — Ты понимаешь меня. Как хочется всё остановить, когда все вокруг страдают. Не за этим ли вы Сердце искали?
— Плевать на Сердце, — выдохнул Леден зло, горячо. — На всё плевать, кроме тебя.
— Ты заберёшь меня обратно, — она прижалась лбом к его лбу. — И я сама буду к тому стремиться. Гроздана убью, если надо. Не остановлюсь. Но и ты меня сейчас не останавливай. Может, так легче и вам станет его одолеть.
Леден отшатнулся, выпуская её из рук. И показалось, что сейчас воспротивится упрямо. Запретит, угрозами засыпет неведомо какими. Но он смолчал — только наполнило его черты мучение страшное. Ведь понимал, что во много она права, но и не хотел в это верить: проще отрицать всё. Просто не принимать.
Елица шагнула за ним. Поймала за локоть и потянула к себе. Он вжался губами в её губы, не лаская — наказывая. Дёрнул ворот рубахи, едва щадя завязку на нём. Парой рывков оголил сверху и смял ладонями груди.