И так как до хоккея у меня оставалось примерно восемь часов, я вдавил педаль газа.

В ДК Строителей, когда я поднимался по лестнице на третий этаж в малый зал, где Высоцкий должен был собрать всех профессиональных актёров театра, до меня долетели звуки музыки из нашей репетиционной комнаты.

«Странно, — подумал я. — Кто тут в половину одиннадцатого репетирует? Ведь у нас по расписанию свободное музицирование на электронных инструментах только в два часа!»

Само собой мимо такой загадки я пройти не мог. Я осторожно подкрался к двери нашей комнаты, и резко открыв её, прыгнул внутрь.

— Что не ждали с-с-с? — У меня непроизвольно ругательное слово застряло в горле, и сама собой приоткрылась нижняя челюсть.

Дело в том, что за барабанами сидел Санька Земакович и рядом за ритм гитарой играл Вадька Бураков. Меня ввело в ступор то, что Зёма играл за барабанами сидя, и ещё больше озадачило, что Бура играл на шестиструнной электрогитаре.

— Привет, Богдаша, — улыбнулся Земакович. — Вот, третий день как научился держать ритм, играя сидя за установкой. И даже лучше.

Санька выдал на барабанах какую-то заковыристую джазовую партию, а Вадька включился в эту импровизацию на гитаре. Он ловко переходил с аккордов на соло партию, правда, которую предпочитал играть на четырёх верхних струнах. В конце Зёма сделал красивую сбивку.

— Хочешь поговорить с нами откровенно? — Спросил меня Вадька, видя моё лёгкое потрясение.

— Сейчас некогда, — пролепетал я. — Конечно со временем вы должны были прибавить в мастерстве. Просто я не думал, что это произойдёт так быстро.

— А у нас выхода другого нет, — сказал Санька. — Мы же не слепые, и не тупые. Толик с Наташей каждый день шу-шу-шу.

— Уйдут они скоро, — пробасил Бураков.

— А ты, то в хоккей играешь, то в баскетбол. То вон, — Земакович кивнул на школьную тетрадь в моих руках, — с театром своим возишься. Может, тебе завтра играть в нашей группе надоест.

— А для нас музыка — это хлеб с маслом, — закончил речь друга Вадька. — Мы не дадим нашим «Синим гитарам» развалиться.

— Как быстро вы повзрослели, — пробубнил я. — Толик и Наташа значит… В общем, что касается меня, даю честное пионерское, никуда из «Гитар» уходить не собираюсь. Где хошь вас найду, и горло перережу, насмерть. Да шучу я! — Я захохотал, видя вытянувшиеся лица ребят, не знакомых пока с фильмом про джентльменов удачи. — Двадцать первого запишем пластинку, а после сядем и поговорим.

Я махнул рукой парням и побежал дальше на собрание актёров почти погорелого театра. И первое, что я увидел в малом актовом зале — это были две «рёвы-коровы». Нина Шацкая сначала утешала Свету Светличную, затем они менялись ролями.

— Чего опаздываешь? — Бросил, пожимая руку Высоцкий. — Видишь, до чего девушек довёл?

— И меня тоже, — затянулся сигареткой Трещалов. — Я уже почти бросил, два дня не курил! И вот сорвался!

— Дай и я сорвусь, — попросил закурить Бурков.

— Не ври, — растирая слезу, сказала Трещалову Светличная. — Ты вчера на съёмках курил.

— Да? — Удивился Владимир Леонидович. — Но день-то всё равно держался!

— Тогда, — я взял стул, с громким ударом поставил его посреди зала и сел. — От препираний перейдём к делу. Присаживайтесь тоже рядом, как на читке пьесы.

Когда актёры были готовы меня слушать, я раскрыл тетрадь, где были набросаны мои мысли и вкратце рассказал, чем они будут, развлекая воспитывать советского театрального зрителя. Идея с творческими встречами в целом была принята благожелательно. Высоцкому кончено очень понравилось, что теперь он будет много и часто исполнять свои песни. А вот Буркову, Трещалову, Шацкой и Светличной безрадостная перспектива быть на подпевках — смущала.

— Ну, вот я не пою, — горячился Володя Трещалов. — Какие актёрские байки я буду рассказывать. Я снимался-то всего один раз. И кроме пьянки ничего смешного на площадке не было!

— Леонидыч, — хрипел бард. — Зато спасём театр. Нам бы месяц до фильмы продержаться!

— Плохая идея, плохая, — гундосил Жора Бурков. — А вы-то чего снова ревёте? — Обратился он к нашим актрисам. — У вас целых две песни! «На тихорецкую» — раз. «Больны не мной» — два. А у меня даже «кушать подано» нет!

— Вот поэтому я приготовил ещё два юмористических номера, — я перелистнул тетрадный листок. — Жора, для тебя номер называется «Раки по пятьдесят рублей».

— Всё-таки будет кушать подано! — Хохотнул "самородок" из Перми.

Я вырвал из тетрадки текст юморески и протянул его Буркову.

— Леонидыч, а для тебя юмористический рассказ «После бани», — я рванул ещё один лист. — Можете прямо сейчас начинать работать над образом.

— А нам? — Хором спросили меня барышни.

Я чисто автоматически полистал ещё раз тетрадь, так чтобы потянуть время. А сам задумался: «Что мне двум блондинкам предложить? Анекдоты про тупых блондинок? Так по мордасам получу!»