— Он ошибался, — сказал Юлий. — Надежда есть. Океан-2 и Океан-3 заняли наши, но, может, уцелели ваши колонисты на Океане-1 и в системе М-97899. Там ведь были не просто исследовательские базы?

— Скорее всего, на Океане-1 живых нет, — сказал Антэ. — Жилые купола накрыли ракеты, и ещё девяносто наших суток назад колония перестала выходить на связь; кто-то мог уцелеть там только чудом. А М-97899 замолчала уже давно. Но это далеко… быть может, проблемы связи… Мы звали космос по всем каналам — но космос молчит. Либо живых нет, либо они так далеко, что туда не доходят волны… Возможно, конечно, что повреждена антенна… но это, по-моему, напрасные попытки надеяться.

Юлий вздохнул, как всхлипнул. Алесь хрипло сказал:

— Мы попробуем поговорить с военными, а на Океан-1 пошлём людей.

Никто из шедми не ответил. Они закрывали капсулы с детьми и проверяли системы жизнеобеспечения.

— Ладно, — сказал Алесь, потирая подбородок. — Мы всё поняли. Ты всё зафиксировал, Саша? Мы покажем эту запись на Земле, родичи. И добьёмся помощи в ближайшее время. Держитесь, пожалуйста. Держитесь. Данкэ останется с вами, он и прилетел, чтобы остаться… еду для детей мы постараемся доставить… я понимаю, что их надо забирать со станции, но…

Шедми стояли и смотрели на него. Молча и не шевелясь, не мигая, по своей привычке. После целой минуты тишины, которая показалась мне прямо-таки зловещей, Антэ сказал:

— Пойдёмте к модулю. Вам надо торопиться.

Комконовцы переглянулись.

— Удачи, удачи всем нам, — прошептал Алесь, и мы пошли в ангар.

Весь полёт назад они молчали и друг на друга не смотрели. Ни единого слова не сказали. А я понимал, что они не хотят говорить при мне.

В смысле — под запись не хотят говорить.

Мне вдруг пришла в голову совершенно дикая вещь. Эти типы, комконовец и этнограф — как будто не на нашей стороне в этой войне. Им жалко шельм… как настоящих родичей. Как своих родичей. Несмотря ни на что.

В общем… да что там. Предатели они, в общем.

Точно такие же предатели, как шельмы со станции. Только наши.

Вот это номер.

Может, предатели и не до такой степени, как натуральные вражеские шпионы, которые могут расшифровать врагам секретный код или дать координаты военной базы, но наша победа их не радует. Вообще не радует, ни капли. И всё, что они видели на этой станции у шельм, совершенно им не помешало им сочувствовать, даже, кажется, стыдиться, что сами они — земляне, люди.

Я ещё не думал в тех выражениях, в каких про них говорил капитан, про голубей мира, которые воркуют и гадят — но я уже начал понимать, почему он так сказал. Я ещё никогда не видел людей, которые стыдились бы, что они люди. Да ещё после такой войны.

Не могу сказать, что мне было совсем не жалко бельков. Бельки казались такими беспомощными, что — ну, хотелось что-нибудь сделать для этих крошек. Но к детям постарше у меня теперь было другое отношение — да и вообще шедми не стали мне симпатичнее ни на микрон.

Какие бы у них там ни были бельки-лапочки, это ровно ничего не меняет. Я их ненавижу. Они убивали людей тысячами и уничтожали наши поселения. А своих лапочек насилуют, как только с них облезет их пушистенькая шубка, а может, и раньше — и это их тоже совсем не красит.

Я подумал, что если бы мне пришлось самому решать, я бы забрал у них бельков и воспитал бы по-человечески. А остальные — как хотят. Я прекрасно помнил, как на меня смотрела их беременная девчонка.

Для их деток это всё — в порядке вещей. И жестокость в порядке вещей, и разврат, и ритуальные самоубийства, и вся эта мерзость.

Они были — те самые осы, о которых говорил капитан. Личинки. И сочувствия к ним мне было никак в себе не найти, даже при том, что им было плохо.

В конце концов, нацистам тоже было плохо, когда наши предки их победили.

Алесь замечательно провёл и поставил модуль. И мы опять прошли сквозь наш экипаж, как сквозь строй. Я заметил, что теперь на миротворцев смотрели ещё более осуждающе — и понял, что, наверное, капитан включил трансляцию. Все наши видели и злую беременную девочку, и — как комконовец мялся и мямлил, будто ему стыдно за людей. Видели — и сделали выводы.

И наш капитан, встретив их в холле напротив кают-компании, не доходя до мостика, сходу сказал:

— Уже улетаете?

Как гостям говорят: «Уже уходите?» — чтобы сообразили, что надоели до смерти.

— Улетаем немедленно, — сказал Алесь, взял у меня «око» и снял дубликат себе. — Вас прошу ничего не предпринимать и не покидать этого района. Необходимо выбросить несколько маяков с сигналом «Закрытая зона»; мы пометим их кодом КомКона. Эта станция должна быть в полной безопасности. В полной, вы меня понимаете?