— Может, это западная часть? Или южная? Или восточная? Ага, теперь я вижу, хорошо, тайник находится на востоке леса.

Пульс Лодкина бился, как пойманная мышь в ловушке. Я поглядел на карту и увидел несколько населенных пунктов на юге леса. Деревня Новосергиевка и Заневка, относятся к Заневскому сельсовету.

— Вот здесь есть Новосергиевка, — сказал я медленно, продолжая наблюдать за Лодкиным. — Улица Коммуны, Заневский пост, сама деревня Заневка. Ну, теперь все понятно.

Я отпустил наконец руку Лодкина и ткнул пальцем в Заневку.

— Вот здесь, рядом с этой деревней, он устроил свой тайник. Теперь нам надо поехать туда. Там я найду тайник точно также, без каких-либо вопросов.

Преступник уже давно перестал насмешливо улыбаться и смотрел на меня со священным ужасом. Он явно поверил в то, что я действительно телепат.

— Да, Алексей, я прочитал ваши мысли, — сказал я, решив подыграть ему. Чем быстрее он расколоть, тем лучше. — Вы что, думаете, это настолько сложно? Я могу прямо сейчас прочитать ваши мысли. Более того, когда мы окажемся там, в лесу рядом с Заневкой, я могу найти тайник даже с завязанными глазами.

От удивления Лодкин не мог выполнить и слова. Просто застыл на месте. А между прочим, я совсем не преувеличивал.

Вольф Мессинг, который как раз и являлся великолепным читателем микродвижений идеомоторики, проделывал тоже самое с завязанными глазами. Он с легкостью находил спрятанные предметы, каждый раз поражая зрителей.

С необычайной легкостью телепат воспринимал движения зрителя, незаметные глазу. Если же, например, выполняя то или иное задание, Мессинг ошибался, то испытуемый тут же, совершенно бессознательно сообщал ему об этом.

Рука зрителя в таком случае оказывала неуловимое сопротивление, указывая телепату нужное направление. Мессинг даже утверждал, что наоборот, завязанные глаза еще больше помогали ему при выступлении.

Ему даже не требовалось при этом держать руку зрителя. Благодаря завязанным глазам Мессинг легко сосредотачивался на дыхании зрителя, тембр его голоса, походке, движению ног. Все малейшие признаки подсказывали ему верное направление движения.

Поэтому сейчас я тоже заявил, что справлюсь с поиском тайника даже с завязанными глазами. И что самое интересное, так это то, что я был полностью уверен в этом.

И эта моя уверенность передалась Лодкину. Он оказался сокрушен.

— Ладно, — сказал он, сдаваясь. — Не надо никуда ехать. Дайте карту, я вам напишу, где это находится.

И он подробно описал, где расположил тайник в лесу неподалеку от Заневки. Я видел по характерным признакам, что он говорит правду.

Поэтому, когда Лодкин закончил, я поднялся со стула и сказал Белокрыловой:

— Ну все, теперь он ваш.

Выйдя из кабинета, я прошелся до конца мимо закрытых дверей и остановился у окна. Мне захотелось подышать чистым воздухом. Как будто я только что вышел из хлева.

Общение с таким человеком, как Лодкин, изрядно вымотало меня. Хоть я и не верил в телепатию, но энергетика безжалостного убийцы сама по себе отрицательно влияла на любого человека рядом.

Если даже такой человек, как Лодкин, способен так выпотрошить душу другого, то как же тогда воздействует на людей Пиковый король, спросил я себя. Следуя этой теории, рядом с ним люди вообще должны падать в обморок.

Я тряхнул головой и постарался успокоиться. Чепуха. Это все самовнушение.

То, что давно мне знакомо. Мне известны преступления Лодкина, поэтому я отношусь к нему предвзято. Если бы я не знал о его деяниях, может, и счел бы его милейшим молодым человеком.

Хотя нет, скорее всего, я быстро раскусил бы его тщательно скрываемую ненависть к людям и желание убивать. И понял, что он действительно волк в овечьей шкуре.

Конвоиры увели Лодкина из допросной обратно в камеру, а Терехов отправился в Ржевку, проверять показания. Белокрылова тоже вышла из кабинета, увидела меня и подошла.

— Ну, как ты? — сухо спросила она. — Все в порядке?

Я улыбнулся.

— Да, теперь гораздо лучше. Я приуныл было после разговора с Лодкиным, но потом утешился латинским высказыванием: «Справедливость следует за законом».

Белокрылова кивнула.

— Да, это так. Там, где исполняется закон, там — справедливость. Поймав Лодкина, мы восстановили справедливость. А ты, оказывается, очень эрудированный человек.

Я продолжал улыбаться.

— Нет, нисколько. Просто у меня хорошая память. Фотографическая. Я запоминаю все, что о когда-либо видел или слышал.

Зрачки глаз Белокрыловой снова расширились:

— Ты продолжаешь меня удивлять. Пойдем в кабинет, надо поговорить.

Когда мы почти дошли до кабинета, из двери, ведущей на лестницу, вышли двое милиционеров. Я их уже видел здесь мельком, оба из административной службы.