Её взгляд стрельнул мне за спину – туда, где лежал на полу поверженный «ударом мешком» бородач. Мне чудилось, что я слышал, как скрипели в голове Белецкой шестерёнки в попытке осознать все обнаруженные странности.

Я сверкнул улыбкой.

Сказал:

– Вам придётся со мной помириться, госпожа Белецкая.

– Серьёзно?

– Скоро сами это поймёте.

– Ну-ну.

– Перемирие вам обойдётся недёшево, госпожа.

– Ты не получишь ни копейки, - заявила Белецкая.

– Мне не нужны ваши деньги, - сказал я. – И не вздумайте опять тащить мне бочку с мёдом. Молоко нести тоже ненужно. Первым делом отмените награду за моё убийство. Перестаньте запугивать женщин. Объявите всем, что мы с вами лучшие друзья.

– О!

– Только после этого идите ко мне, чтобы просить о пощаде.

Женщина рассмеялась.

Её смех напоминал лошадиное ржание.

– А ты забавный, милок! – сообщила Белецкая.

– Рад был вас позабавить, уважаемая, - сказал я. – Вы вспомните о нашем сегодняшнем разговоре, когда устанете забавляться. А вы устанете очень скоро: это я вам гарантирую. Уже завтра сегодняшние забавы покажутся вам весёлыми и приятными.

– Неужели?

– Точно.

«Действуй, мэтр».

Женщина шумно выдохнула – с похожим звуком в моей прошлой жизни спускались воздушные шарики. Её глаза закатились. Голова вновь безвольно повисла, уткнувшись подбородком в грудь и распахнув рот. Большое тело обмякло, растекаясь по креслу.

– Уснула?

«Да, как вы и просили, юноша», - сказал профессор Рогов.

– Замечательно.

***

Не стал задерживаться в спальне Мамаши Норы. Свою миссию я выполнил: подарок хозяйке дома вручил. Как от сердца оторвал ценность, которую раньше хранил под запорами в зачарованном сундуке. Рогатый призрак позаботится о том, чтобы госпожа Белецкая не скучала в ближайшие дни. Жаль, не увижу, как именно они станут развлекаться. Хотя примерно всё же представлял программу мероприятий. Наверняка она отчасти повторит ту, в какой участвовал я, заглянув в дом Полушиных родственников.

Я бы с удовольствием поспорил с кем-либо: сколько дней Мамаша выдержит в компании Полушиного предка – до того, как обратится за помощью к жрецам Чистой силы. Сделал бы ставку на три дня. Но мастер Потус отказался участвовать в споре. А спорить с профессором Роговым – всё равно, что с компьютером. Тот, без сомнения, назвал бы не только количество дней, но и часов, даже минут. Не сомневаюсь, что прогноз мэтра оказался бы точным. Спорить с подобным умником – неспортивно.

Жрецы не сумели изгнать привидение из его прежнего обиталища. Не смогут справиться с ним и теперь. Эту мою уверенность разделял и мэтр. Во всяком случае, он назвал вероятность такого исхода равной семидесяти трём процентам. Двадцать семь процентов – такую вероятность профессор выделил на случай, если борцы с нечистью решатся бросить Мамашу Нору в пламя очистительного костра. Такой поворот Мясник признал возможным, но маловероятным. Однако тот меня тоже устраивал.

Но всё же я считал, что дней через пять-семь Белецкая явится ко мне на поклон. Сперва попробует угрожать. А потом мы с ней заключим мировую. Пятьдесят семь процентов вероятности такого исхода я признал вполне нормальным предсказанием. И чтобы его дождаться мне всего лишь нужно за эти дни не погибнуть. Умирать я не собирался: верил в бдительность профессора Рогова. Поэтому почти не сомневался в том, что моя безмолочная диета в скором времени закончится.

Собаки проводили меня до забора. Обновили слой слюны на моей коже, ударами хвостов оставили мне на память с десяток кровоподтёков на ногах. Я в очередной раз порадовался тому, что на придомовой территории госпожи Белецкой обитали только три особи клифских волкодавов. Будь тех побольше, эти громадины непременно бы меня затоптали, причём – из лучших побуждений: желая потереться о моё тело головой, заполучить порцию ласки, при попытке оттеснить от меня своих конкурентов.

Рядом с воротами я остановился – заставил клифов усесться в ряд. Собаки преданно смотрели на меня умными карими глазами (в выпученных глазках Мамаши Норы я видел меньше интеллекта, чем во взгляде этих здоровенных барбосов), подметали хвостами двор. На прощание я потрепал их за ушами, выслушав радостные повизгивания. Увернулся от слюнявых языков. Подумал о том, что похожие на этих псин скульптуры неплохо бы смотрелись у входа в мою пекарню.

Я успел выскочить за ограду до того, как собаки разгадали мою хитрость. Прикрыл калитку. В которую тут же врезались тяжёлые звериные туши – клифы устремились следом за мной, но ограда преградила им путь. Забор вздрогнул, но устоял. Задребезжали запоры на воротах. Задвинуть на калике засов я не мог – привязал её к забору обрывком ткани, специально для этого отрезанным от рубахи бородача. Так створка будет успешнее сопротивляться напору клифов – не приоткроется от ударов: благо она отворялась во двор.

От обиженного лая волкодавов защемило в груди и зазвенело в ушах. Своим бегством я без сомнения ранил нежные собачьи души. Шагая по Красному переулку, я ещё долго слышал жалобные и возмущённые голоса клифов. Барбосы никак не могли поверить в моё предательство. Окликали меня – просили одуматься. Их настойчивые просьбы, должно быть, помутили мне разум: я внезапно задумался о том, не завести ли собаку. Не такую клыкастую лошадь, как клифские волкодавы – поменьше. Или ещё меньше.

Из Красного переулка я вышел погружённый в размышления.

Но всё же уловил чьи-то громкие слова.

– Это он! – воскликнул звонкий мужской голос. – Это точно он! Тот самый мастер Карп!

Я повернул голову – взглянул на источник шума.

И подумал: «Да что ж это за день-то такой сегодня?! То одно, то другое! А ведь пока ещё даже не вечер».

Я узнал того мужчину, что назвал моё новое имя: видел его сегодня дважды. Утром этот узкоплечий стоял в очереди за хлебом. Потом я заметил его под клёном в Лисьем переулке, когда шёл к Белецкой – тогда этот тип с аппетитом наворачивал медовый батон. Очень походило на то, что звонкоголосый неслучайно попался мне на глаза уже в третий раз за день. Какой там за день: за половину дня!