В течение всего моего разговора с Мамашей Норой рогатый призрак изображал тень – не двигался с места, не безобразничал. Столовые приборы, блюдо с хлебом и медные монеты преспокойно лежали на столешнице. Хотя и заставляли Белецкую нервничать. Мамаша поглядывала на них, ожидая подвоха. Но полтергейст не осмелился проявить характер. Чем заслужил у меня ещё большее уважение.

«Нужно будет подобрать ему новое жилище, - сказал я. – Чтобы мужик там отвёл душу, выплеснул негатив. Он это заслужил. Ну а пока, мэтр, привязывай его снова к деревяшке. Действуй».

Полтергейст увидел в моей руке ложку – занервничал: мне почудилось, что его силуэт потерял чёткие очертания. Рогатый стал чуть темнее, чем постэнтического слепок личности бывшего владельца пекарни мастера Потуса, что стоял по мою правую руку и внимательно следил за эмоциями на лице нашей гостьи. Но призрак Полушиного предка сдержался: ни одна вещица на столе не дрогнула.

«Всё готово, юноша», - сообщил профессор Рогов.

Я уронил обломок ложки в кошель, затянул завязки, обмотал ими горловину потёртого мешочка – завязал узел. Рогатый исчез. Он будто бы был лишь световой проекцией; а проектор выключили. Я покосился на привидение старого пекаря. То никуда не делось. Мастер Потус слегка пошатывался, точно раскачивался, стоя на носочках. И продолжал помалкивать, что совсем на него не походило.

– Нам пора прощаться, госпожа Белецкая, - сказал я. – С вами было очень интересно разговаривать, но меня ждут дела в пекарне. Я рад, что вы ко мне заглянули. И счастлив, что между нами не осталось разногласий и затаённых обид.

Мамаша Нора встрепенулась. Выпрямила спину. Её тестообразное тело всколыхнулось, щёки и бока задрожали. Маска доброжелательности слетела с лица моей гостьи. Во взгляде женщины вспыхнула подозрительность, промелькнула пока ещё затаённая угроза. Унизанные кольцами пальцы сжались в кулаки. Белецкая бросила взгляд на сундук, куда я спрятал документы на собак.

– А проклятие? – спросила она.

– Что за проклятие? – не понял я.

– Ты не снял с меня своё проклятие, пекарь!

Барбос и Вера напомнили о себе: оскалились, зарычали – пока едва слышно, но пол под моими ногами завибрировал. Гостья стрельнула в волкодавов глазами. Мамаша Нора посмотрела на собак не испуганно. Скорее – пыталась заставить тех замолчать. Должно быть: по привычке. По себе знаю, что нелегко смириться с тем, что больше не имеешь власти над тем, кто ещё недавно выполнял любые твои требования (мои дети повзрослели).

– Вот вы о чём, - сообразил я. – Никакого проклятия нет.

– Как это?

Мамаша Нора нахмурилась. Сверлила меня взглядом – силилась понять, разыгрываю её или говорю серьёзно. Сжала губы так плотно, что те превратились в тонкий шрам. Надула щёки: то ли собиралась выдать возмущённую тираду, то ли готовилась обрушить на меня шквал угроз. Не стал дожидаться, к какому выводу она придёт и как своё решение озвучит.

– Теперь… нет, - уточнил я.

– Правда?

Женщина к чему-то прислушалась. Закатила глаза, будто попыталась заглянуть внутрь себя. Со стороны её гримаса выглядела презабавно. Едва сдержал улыбку. Не отреагировал на кривляние Мамаши Норы и призрак, что было не в его характере. Мастер Потус не ворчал, не поучал меня, как нужно реагировать на ту или иную фразу собеседницы. Старый пекарь вёл себя на удивление… незаметно.

Я отметил, что за время нашего общения глаза Белецкой ни разу не потемнели: та не пыталась меня обмануть – вела себя совсем не по-женски. Представил, как выглядела бы при общении со мной моя бывшая жена. Чернота не покидала бы её глазницы – даже когда теперь уже отрезанная вторая половина пересказывала бы мне содержание новой серии сериала.

А вот Мамаша Нора не лгала.

И я это оценил.

– Вы скоро убедитесь в этом, госпожа Белецкая. Сами знаете: проверить будет несложно. Но получится у вас сделать это только за стенами этого дома. Так уж получилось, что здесь… никакие проклятия не действуют.

Гостья заморгала. Пошевелила губами, точно попробовала мой ответ на вкус. Вновь сфокусировала взгляд на моём лице. Мамаша Нора заговорила не сразу. Видел, что она раздумывала: можно ли верить моим словам. Попытался выглядеть максимально честным. Постарался воссоздать на лице то выражение, с каким обычно уверял жену, что деньги у меня закончились.

– Я… проверю, пекарь.

Почувствовал в словах женщины недосказанную угрозу. И не только я: Босс и Вера зарычали. Повернулся к волкодавам – покачал головой: призвал собак не накалять обстановку. Но клифы не отреагировали на моё воззвание, моторы внутри волкодавов не сбавили обороты. Мамаша Нора в ответ на грозный рык собак лишь презрительно скривила губы.

– Мне нет нужды вас обманывать, госпожа Белецкая, - сказал я.

Показал пустые ладони, намекнув на свою искренность.

– Посмотрим.

Мамаша Нора встала с табуретки – половицы под ней застонали. Я в очередной раз подивился, вспомнив, как бесшумно передвигался по моему дому бандитский атаман. И это несмотря на то, что веса в нём было никак не меньше, чем в Белецкой. Должно быть, Крюк немало тренировался, прежде чем научился правильно ступать на доски пола. Или знал секрет левитации.