Шрифт:
— Все такая же колючая.
— Нет-а, Барышников, уставшая и злая. Видишь, с каким контингентом приходится работать. А меня тяжело сразу воспринять всерьез.
— Ты мало изменилась, — он продолжал рассматривать меня, все время останавливая взгляд на руках, которые я так и не спешила расцеплять. — Разве что стала более женственной, привлекательной.
— Спасибо, возраст все-таки требует, — напряжение просто витало в воздухе, а недосказанности в тоне было еще больше, чем этих электрических разрядов. Зачем же ты пришел, Барышников? Зачем?
— А муж тоже с тобой приехал? — поинтересовался он вроде как-то между делом, но при этом костяшки на сжатых кулаках побелели.
— Муж? В Москве остался.
— Почему?
— Ты еще в глаза мне лампу направь, и наручники одень, может тогда и расскажу. Что за допрос, Ром? Моя личная жизнь тебя не касается.
Вот тут-то он взорвался. Боже мой, а я ведь знала, что эта сдержанность напускная. Не мог он так измениться даже за такой длительный промежуток времени.
— Не касается? Не касается, Арин? — он говорил зло, выплевывая вопросы, соскочил с места, оказавшись в опасной близости от моего лица. А в глазах пылало пламя ярости. Да-да, именно ярость. Даже мне, не испугавшейся Фиму Серого, стало жутко от этого взгляда. Если бы Барышников умел испепелять взглядом, я бы давно превратилась в небольшую кучку пепла, лежащую на удобном офисном стуле.
— Что это было в клубе, Арин? Или для тебя это норма?
— Думай что хочешь. Я не обязана оправдываться перед тобой. Это была всего лишь небольшая разрядка для организма, — моя напускная невозмутимость поражала.
Как? Как можно так играть? Актерские способности у меня всегда были не очень, а тут…На премию «Оскар» тянет за лучшую женскую роль. А он прав, что это было в клубе? Ведь узнала я его не сразу. Позволила же незнакомому, как мне тогда казалось, мужчине поцеловать себя. Куда ж ты катишься Арина Николаевна? Я ведь даже не сопротивлялась, когда он потащил меня в подсобку. Вот, все таки дремлет во мне маленькая шлюшка. Хотелось бы посмеяться, да только не с чего.
— Небольшая разрядка, Арин? — снова рык. В миг я оказалась на столе, казалось ему не составило даже труда вытащить меня из удобного кресла, которое вроде как морально меня защищало. А поцелуй был безумно болезненный. Он не целовал, он просто терзал губы. И это возбуждало, как ни странно. Это позже я назвала себя больной, а в этот момент даже эти брюки не стали помехой для его проворных рук и пальцев. Голова моя отключилась, как будто только он знал, где находится рубильник, отвечающий за это. В этот раз Барышников не пытался исследовать мою шею или грудь. Он грубо, получив разрешение в виде моего стона, расстегнул застежку на штанах, стянул, даже не утруждая меня отнять попу от стола. С шелестом ткань брюк легла на пол, а кружева трусиков с треском разошлись по швам от небольшого приложенного им усилия.
Он на мгновение замер, то ли пережидая дрожь в руках, которую я ощущала на своем затылке, то ли давая мне возможность оттолкнуть его. Почему я этого не сделала? Не знаю. Я была парализована, смотря в его глаза, где не было места нежности. Они продолжали гореть и пугать. Я не задумывалась никогда, что человек может выдать свою неприязнь одним только взглядом. Смотрел он на меня, как хищник на жертву, именно поэтому я не собиралась останавливаться. Еще не известно, кто может в этой ситуации стать той самой жертвой. Казалось, что вся сущность этого мужчины перетекла сейчас в его взгляд.
И тут заминка кончилась. В воздухе четко ощущались искры, и проворные пальцы сжали мои ягодицы с такой силой, что я едва подавила крик. Очередной поцелуй не сделал ситуацию мягче, а наоборот усугубил ее, потому что Рома придвинул с легкостью меня ближе к себе и вошел в мое тело с таким рвением, что на это мгновение я забыла как дышать.
Надо было сопротивляться, сказать ему что-нибудь грубое, накричать. Но я не смогла. До моего слуха доносились какие-то стоны, полушепот, но смысл оставался как в тумане, даже не смотря на то, что стоны были моими.
На тот момент я уже ничего не соображала. Было хорошо. И не просто хорошо, а охренительно. И то, что меня могут услышать рабочие на кухне, совсем не заботило потому, что мир сосредоточился сейчас в этом небольшом кабинете, грубых ласках и стонах. А потом вдруг Рома напрягся и стал двигаться еще быстрее. В эту минуту откуда-то из глубины пришло легкое покалывание, тяжесть и взрыв… Как фейерверк на празднике. Ногу, которая обнимала его за талию, слегка свело судорогой от испытанного оргазма, а мой партнер двинулся еще несколько раз и начал с гортанным рыком заваливаться на меня. А по внутренней стороне бедра потекло что-то теплое и липкое.
— Рома, твою мать, — заорала я, приходя мгновенно в себя. — Ты хоть иногда голову включай, когда начинает жать в штанах.
Он не понимая смотрел на меня. Ну да, тяжеловато с такими репликами переживать мгновения после оргазма.
— Ты презерватив забыл, — уточнила я.
— Я здоровый абсолютно. Недавно обследование проходил, — растерялся Барышников.
— Я не сомневаюсь, потому что тоже ничем не страдаю. Но кроме болезни, Роман, можно подцепить еще ребенка. Ладно, — вздохнула я тяжело, — разберусь сама.