— Наташ, хватит! — зажмуриваюсь, словно это может заткнуть уши, чтобы не слышать жутких вещей, которые подруга вещает. И пусть они верные, но ведь такие… болезненные для души. — Мне и так хреново, а еще ты тут со своими комментариями. Чего добиваешься?

— Разозлить тебя пытаюсь! — брякает ровно. — Чтоб ты гордость включила, самоуважение! Чтобы ноги не позволяла о себя вытирать! — не теряет здравомыслия подруга. — Ты же у меня умница, красавица! А готова за муженьком ползти на пузе, лишь бы не уходил! Неужели не понимаешь, что если останется, то дальше так все и будет? — опять колет жестокой правдой, которую я не желаю сейчас слышать. — Раз предал и потом так же поступать будет.

— Он не такой! — упираюсь бараном.

— Какой, Лика? — недоумевает Ната. — Какой?..

Любимый, родной, оступившийся. Но вслух не могу этого сказать.

— Когда планируешь с ним поговорить? — минутами позже, когда выпиваем по очередной стопочке и даже закусываем сухим бутербродом. — Или так и будешь молчать? — дожевывает кусочек и хмурит брови Наташка. — Должна же ты ему хоть немного нервы потрепать!

— Что если уйдет, Наташ? — проглатываю горечь. Почти шепчу, потому что страшно до остановки сердца, что это может случится. — Что если я закачу ему скандал, а он возьмет и уйдет? Что тогда?

— Праздник и веселье! — не сдается подруга, настойчиво пытаясь убедить в том, что без него мне будет лучше.

Глупая она. Не будет лучше! Это как сердце из груди вырвать! Жить без Стаса невозможно!

— Я не могу отдать его этой гадине, — в глазах снова слезы скапливаются, — не могу. Он мой, понимаешь? Мой!!!

Подруга задумчиво умолкает, а в ее пьяных очах зажигается нездоровый огонь. Инстинкт самосохранения вопит: “Спасайся, Лика, беги!!! Ты же знаешь, чем каждый раз это заканчивается!!! Люлями. Это заканчивается люлями!!! Развесистыми такими, кучерявыми!”

Пока я продолжаю смиренно сидеть, Натаха вскакивает на ноги, но путаясь в табуретке, чуть не растягивается на полу.

— Ликусь, ты права! — пальчиком перед моим носом покачав, начинает метаться из стороны в сторону, и лихорадочный румянец все больше покрывает ее маленько сумасшедшую физиономию. — Ты — умница! Ты великий стратег!!!

А то! Ёпть!

Аж икаю от осознания своего великолепия.

— Нельзя отдавать Стаса этой прошмандовке! Никак нельзя! Ты же его еще щенком подобрала. Холила, лелеяла, а теперь отдавать?! Ну уж нет!

Слава Богу, похоже, она наконец поняла…

— Мы вернем его! — коварно усмехается Наташка, в данный момент больше смахивая на злобную ведьму, а не на дружелюбную девушку, придумавшую верный план по спасению брака своей подруги. — Вернее, ты вернешь его! — поправляется незначительно. — Отвадишь курицу так, чтобы Стас даже не вспоминал о ней! Влюбишь его в себя заново. Еще сильнее!!!

Да-да-да!!! И будет у нас вечная любовь. Только я и он!

План нравится и даже улыбку вызывает.

— А потом… выгонишь его на х*р! — припечатывает грозно Ната, в довесок к словам ещё и по столу ухнув кулаком. Благой настрой вернуть супруга для счастливой жизни слизывает как мелкий песок волной, я вздрагиваю аккурат со звоном посуды, что подпрыгивает от увесистого удара подруги. — Пинком и под зад! — еще удар. Я опять вздрагиваю. — Так, чтоб летел и посвистывал!

Тьфу, ты блин. Обломала все мои радужные фантазии!

— О, да! — злорадно потирает руки подруженька, — вот тогда он и покрутится.

— Нат! Кто же тебя обидел настолько, что ты мужиков не любишь? — интересуюсь убито, наблюдая за тем, как она продолжает метаться из стороны в сторону с диким предвкушением в глазах.

— Никто! Я люблю мужиков, — отмахивается Ната. — Очень люблю. До дрожи в коленках. Но ты мне как сестра, а этот г*внюк посмел тебя обидеть! Так что — казнь, без права на помилование!

— Наташ, давай мы как-нибудь сами разберемся, — осторожничаю мягко.

— Э, нет! Знаю я твои разборки, — отмахивается Ната. — Развесишь слюни как пушистый песик. Оближешь муженька с ног до головы, окружишь заботой и лаской, пирожками свежими обложишь со всех сторон, а через неделю опять рыдать у меня будешь. Нет! — решительно мотает головой, и копна каштановых волос водопадом по плечам струится. — Никакой самостоятельности! Все будет проходить под моим чутким контролем.

Ну все, п**ц мне. Уж не сосчитать, сколько раз чуткий контроль подруженьки выходил мне таким боком, что и подумать страшно.

— Выпьем! — шатко подступает подруга к столу, едва не своротив все, что на нем стоит, но на удивление ловко справившись с крышечкой, наливает нам виски по самые края и толкает обнадеживающий тост, — За успешное проведение операции!

Я обреченно выдыхаю. Мы хлопаем, после чего здравый смысл сворачивается комочком и прячется на задворках сознания, уступая место женскому безрассудству и беспределу, подпитанному обидой и ревностью.