Я тебя (не) прощу

Аннотация

— Ты скрыла от меня дочь.

Он говорил надменно и холодно, с нотками обвинения в голосе. Говорил, как человек, прекрасно сознающий свою власть.

— Она — единственное, чего ты не сумел у меня отнять. И ты ее не получишь. Никогда.

***

Семь лет назад человек, ради которого Аврора жила, лишил ее всего, оставив без средств к существованию, но подарил самое ценное — дочь, о существовании которой она не успела ему сказать. И вот теперь они встретились вновь — в условиях, в которых между ними ничего не может быть. Она не намерена позволять ему вновь разрушить ее жизнь, но у него есть собственные планы на эту женщину и ребенка, которого она втайне от него родила.

1 Семь лет назад Аврора порхала по кухне, словно бабочка. Миниатюрная фигура быстро передвигалась по просторному помещению, перелетая как на крыльях от холодильника к столу, от стола — к плите. Впрочем, Аврора именно так себя сейчас и ощущала — словно у нее выросли крылья, а с губ не сходила наивно-счастливая улыбка. Сегодня у них с мужем была годовщина. Два года с тех пор, как этот мужчина ворвался в ее жизнь и изменил все — даже то, что чудилось совершенно невозможным. Мир, который виделся ей до него в мрачном, черно-белом цвете, теперь играл всевозможными красками. И жизнь, превратившаяся в один момент в сплошное, казалось, мучение, обрела в нем новый и единственный смысл. Ава замерла у стола, принявшись не слишком ловко, но старательно нарезать овощи для салата. Такое обычное, повседневное для многих занятие, как готовка, для нее было чем-то особенным. И она радовалась, как ребенок, тому, что может сделать это для мужа. Что может отплатить ему хоть малой толикой заботы за все, что он сделал для нее. Но не только ужин должен был стать для него сюрпризом. Самый главный подарок она преподнесет ему позже. То, о чем он пока даже не догадывался. То, о чем она сама совсем недавно не смела и мечтать. Рука Авроры бережно коснулась пока еще плоского живота. Казалось настоящим чудом, что там, внутри нее, жил их ребенок. Сердце стучало быстро-быстро от предвкушения того, как она все расскажет Арсению. Прикрыв глаза, она с волнением представляла, как скажет ему, что беременна, а он посмотрит на нее… сначала, конечно, неверяще, а потом — с восторгом. Ей виделось, как вспыхивают радостные огоньки в его темных, ласковых глазах… Как он обнимает ее, крепко-крепко и говорит, что счастлив… Кажется, она ничего и никогда не хотела в жизни так, как видеть его счастливым. Он вытащил ее из пропасти, в которую она безостановочно падала, не видя ни дна, ни спасения. Помог, когда разучилась верить во что-либо хорошее. И меньшее, что она могла сделать в ответ — это посвятить ему жизнь. Ту жизнь, что без него все равно не имела никакого значения. Звук поворачиваемого в замке ключа заставил ее нервно подскочить на месте. Неужели она провозилась так долго, что муж вернулся с работы прежде, чем ей удалось управиться с ужином? Или это Арсений решил прийти сегодня пораньше, чтобы провести вместе больше времени в их праздник? Последняя мысль породила в ней волну нежности. Порой даже не верилось, что этот мужчина — такой красивый, такой внимательный, такой необыкновенный — был именно с ней. И пусть их знакомство было расчетливо спланировано и она не ждала от этого брака ничего хорошего, теперь знала, всей душой чувствовала — он ее любит. Пусть и не сказал этого ни разу вслух… — Арсюш, ты сегодня рано, — проговорила она, с улыбкой выбегая ему навстречу. — Я не успела приготовить праздничный ужин. Знаю, что это необязательно, но мне так хотелось самой… Она запнулась, не договорив. Муж выглядел как-то… странно. Он стоял перед ней — такой знакомый, такой родной, но вид у него был при этом совершенно отсутствующий. Это напугало ее. Напугало до такой степени, что она, предчувствуя нечто дурное, подлетела к нему и порывисто обняла. И тут же с ужасом ощутила, как при ее прикосновении его тело буквально окаменело. Словно между ними встала стена. Но она не разжала объятий. Прижавшись к его груди, жадно вслушивалась в тяжелые удары сердца, цепляясь за этот звук как за последнюю связующую ниточку. — Что с тобой? — спросила, ласково гладя пальцами любимое, родное лицо. — Что-то случилось? Он вздрогнул от мягкого прикосновения ее руки, перевел на нее взгляд, от которого внутри что-то испуганно дернулось — настолько пустым и равнодушным тот был. — Арс, не молчи! — взмолилась она, вцепившись в его плечи в жесте отчаяния. — Что случилось? Пожалуйста… ты пугаешь меня! Его губы дрогнули — медленно, словно бы неохотно, и сложились в бледное подобие улыбки. — Все в порядке, — хрипло ответил он, но ей совсем не стало спокойнее. — Просто проблемы на работе. Он аккуратно отвел от себя ее руки и, пройдя в гостиную, кинул на кресло кейс. Помедлив, раскрыл его и уже мягче произнес: — Милая, нужно, чтобы ты подписала кое-что. Ее беспокойство усилилось. Хотя муж часто приносил ей, как наследнице отцовской фирмы, бумаги, требующие ее подписи, сейчас все было как-то… странно. Неужели там серьезные проблемы? И все же она доверчиво шагнула к нему и потянулась за документами, которые он держал в руках. — Конечно, давай, — попыталась ободряюще улыбнуться. — Только скажи мне честно… в фирме что, все плохо? Он промолчал. Она подняла на него глаза в поисках ответа и поймала на себе напряженный взгляд, который муж тут же попытался скрыть. — Нет, все нормально. Обычные мелкие неурядицы. Ей хотелось поверить ему, как верила всегда. Но… слишком хорошо успела его узнать — до мельчайших оттенков настроения, чтобы не понимать теперь — все далеко не нормально. Едва скользнув глазами по документам, она дрожащей рукой поставила свою подпись и протянула бумаги обратно. Когда ее пальцы разжались, отпуская белые листы, до нее донесся смех, от которого все внутри мгновенно похолодело. Смеялся муж. Смеялся отрывисто, горько, зло. Она испуганно посмотрела на него и встретила прежде незнакомый ей взгляд — жесткий, неумолимый, пугающий. — А теперь — уходи, — холодно отчеканил он. Ей показалось, что она ослышалась. — Что? — едва сумела проговорить резко переставшими слушаться губами. Он встряхнул перед ней пачкой бумаг. — Ты только что передала мне все, чем владела. У тебя больше ничего нет. Он говорил это, внимательно вглядываясь в ее лицо, алчно выискивая там что-то, известное лишь ему одному. Говорил, зло цедя страшные слова, но ее разум отказывался им верить… — Арсюш, это что, шутка какая-то? Она слабо улыбнулась, растерянным взглядом обводя его хищно заострившиеся черты. — Это не шутки, — отрезал он, резко отворачиваясь, словно не мог выносить даже ее вида. — Даю тебе десять минут на то, чтобы взять самые необходимые вещи. Советую поторопиться, иначе я выкину тебя вообще ни с чем. Она стояла, потрясенная, не в состоянии пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Как это все возможно? Вот только сегодня утром этот человек целовал ее, сводя с ума ласками, а сейчас теми же самыми губами говорил чудовищные, невозможные вещи… Разве мог тот, кто поднял ее однажды на ноги, теперь самолично и уничтожить?.. Это не укладывалось в голове. Отрицалось всем ее существом. — Почему? — спросила она, подходя к нему вплотную. Повторила — требовательно и отчаянно: — Почему? Он даже не повернулся. Лишь кинул — отстраненно и презрительно: — Кажется, ты забыла, милая моя, почему я вообще на тебе женился. Слова ударили, как пощечина, ноги подкосились. Она испуганно схватилась за спинку стоявшего рядом стула, пытаясь обрести хоть какую-то опору посреди рушащегося у нее на глазах мира. Мира, в который она так наивно и опрометчиво поверила. Мотнув головой, она протянула к нему руку — жалко, умоляюще, точно нищенка, просящая подаяния. Только ей нужны были не деньги. Ей нужно было понять, как мог человек так измениться всего за несколько часов! — Я никуда не уйду, пока ты все мне не объяснишь! — выпалила она с напускной решимостью, отчаянно впиваясь пальцами в его рукав. — Сегодня утром все было как обычно! Все было… хорошо. Сегодня наша годовщина, я готовила ужин… Ее слова понемногу превращались в жалкий, несвязный лепет. Усилием воли она взяла себя в руки и спросила только: — Что изменилось, Арс? Что произошло? Его спина заметно напряглась. Ноги Авроры дрожали. Казалось, если она попытается сдвинуться с места в отчаянной попытке заглянуть ему в лицо — просто упадет. Упадет, как тогда… и больше уже не поднимется. — Произошло то, что ты мне больше не нужна, — проговорил он издевательским тоном. — Я получил, что хотел. Так что… Он выдержал паузу и отрывисто закончил: — Поторопись, Ава. Иначе я потеряю остатки терпения и заберу последнее, что тебе дорого. Позвоночник пробила ледяная стрела страха. Неужели он догадался о беременности?! Мысль, что этот человек отнимет у нее ребенка, о котором она так мечтала, сделала, казалось, невозможное — Аврора заставила двигаться свои буквально приросшие к месту ноги и, схватив впопыхах только сумку, валявшуюся в прихожей, кинулась прочь. Прочь от самого дорогого человека, превратившегося вдруг в угрожающего незнакомца. * * * Настоящее время. Конец октября — Лесь, ну не вертись ты! Я с улыбкой перехватила дочь, которая так активно ерзала на стуле, что в любой момент попросту рисковала с него свалиться. И это в то самое время, когда я пыталась превратить ее непослушные кудряшки в какое-то подобие прически! — Будешь продолжать в том же духе — уйдешь в садик растрепанная, — сказала я притворно строгим тоном. — И вдобавок мы опоздаем, — вздохнула следом, кинув взгляд на телефон, где неумолимые цифры показывали, что на сборы у нас имелось от силы минут двадцать. — Мамочка, а можно мы не пойдем сегодня в садик? Леся смешно наморщила нос, всем своим видом выказывая отвращение к данному заведению. — Нельзя, — отрезала я, ловко хватая ее за прядь волос, чтобы наконец сделать из этого гнезда косичку. — Ты же знаешь — мне нужно на работу. Дочь мгновенно насупилась и заявила: — Все равно не пойду. На улице темно и холодно. Хочу спать… — добавила она жалобно. Я кинула взгляд за окно и едва подавила тяжелый вздох. Нелюбовь к поздней осени у нас с дочерью была общая. Похоже, что ночью еще и дождь прошел — от этой мысли я даже содрогнулась. Шагать по лужам сквозь холодный злой ветер — совсем не то, чем хочется заняться с утра пораньше. Но выбора не было. — А поющую принцессу Эльзу ты все еще хочешь? — поинтересовалась я с невозмутимым видом. Глаза Леськи мгновенно загорелись. — А ты купишь? — спросила тихо, словно неверяще. — Куплю, если будешь смирно сидеть и послушно соберешься в садик. — Ладно, — буркнула она в ответ явно без особого энтузиазма. А пару секунд спустя огорошила меня нежданным вопросом: — А почему у нас нет бабушки? У всех в садике она есть. Хотя бы одна. Это было что-то новенькое. Обычно дочь спрашивала об отце — как любой ребенок, у которого его не было и который каждый день имел перед глазами примеры других детей, живущих в полной семье. Но вот бабушка… этим Леся раньше особо не интересовалась. — А с чего вдруг ты спросила про бабушку? — осторожно полюбопытствовала я, споро заплетая оставшиеся свободными локоны дочки во вторую косичку. Леся задумчиво надула губы, но я с тревогой заметила, что они при этом дрогнули. — Ну, других бабушки к себе берут, когда они не хотят идти в садик, — ответила она после паузы, в течение которой даже ни разу не дернулась, и это меня испугало больше всего. Я присела перед дочерью на корточки и заглянула ей в лицо. — Зайка, к сожалению, так получилось. Моей мамы уже давно не стало… Я закусила губу от накатившего вновь давнего чувства — щемящей мучительной тоски. Несчастливое обстоятельство стало причиной того, как меня назвали. Аврора. Богиня утренней зари. Мама родила меня на рассвете — и это было последнее, что она сделала в своей жизни. — А у папы? — требовательно спросила Леся в ответ. — У него тоже не было мамы? Я вспомнила хрупкую скромную женщину, каковой была моя бывшая свекровь. Интересно, жива ли она еще? Впрочем, как бы там ни было, а ей все равно никогда не доведется узнать о внучке. И сейчас я впервые об этом сожалела. Но что поделать, если все так сложилось? Я тоже не мечтала о том, чтобы стать матерью-одиночкой без средств к существованию. Но так пришлось. И я это пережила. — Да, у папы тоже никого не осталось, — солгала я дочери неохотно и, аккуратно сжав ее плечики, заговорила серьезнее: — Лесь… Тебя что, кто-то дразнит? Дочь упрямо вздернула подбородок, всем своим видом желая показать, что если и так, то ее это ничуть не волнует. Но я видела как мелко подрагивали ее губы, когда она храбро проговорила: — Одна девочка сказала, что твоя мама наверняка тебя бросила, как и папа. Я автоматически поднялась на ноги и гордо выпрямилась, готовясь узнать, кто наплел моему ребенку подобную ересь. Но Леська меня опередила. — Я знаю, что это неправда, — сморщила она нос. — Папа просто умер. Как и бабуля… Я мгновенно обмякла. Да, пришлось в ответ на все расспросы дочери отправить ее папашу на тот свет — пусть даже только мысленно. Хотя я была уверена, что в реальности у него все было лучше некуда. Такие сволочи обычно живут долго и счастливо. Закон жизненной несправедливости. — Я знаю, что это трудно, — сказала я как можно мягче. — Но у тебя есть я и я тебя люблю. И поверь мне, это куда лучше, чем иметь бабушку. Леська ничего не сказала в ответ — лишь крепко меня обняла. И это стоило миллиона слов. — Мы опаздываем! — спохватилась я, взглянув на часы и схватила дочь за руку. — Побежали скорее. Иначе, если я опоздаю на встречу и упущу этот заказ — Эльзу из магазина заберет кто-то другой! * * * Я влетела в кафе, где у меня была назначена встреча, буквально в последний момент. Переведя дух, оправила деловой костюм и подтянула сумку, едва не свалившуюся с плеча. Терпеть не могла прибегать вот так, впопыхах, едва успев собрать мысли в кучу, но у городских пробок оказалось собственное мнение по поводу того, опоздаю я на встречу или нет. Найти клиентку не составило особого труда — она заняла столик в углу, у окна, ведшего на оживленную улицу. Размеренно помешивая ложечкой кофе, она задумчиво смотрела на бешено циркулирующий поток людей по ту сторону стекла. — Доброе утро, — поздоровалась я, с улыбкой протягивая ей руку для приветствия. — Простите, что заставила вас ждать, Анастасия. Она повернулась ко мне с ответной робкой улыбкой на губах. — Ничего, я сама пришла совсем недавно, — ответила вежливо, пожимая мою руку в ответ, после чего подтянула к себе салфетку, которую тут же принялась нервно мять. Я же пробежалась взглядом по столу и пришла к весьма ясному выводу — она лукавила. Судя по уже опустошенной чашке, стоявшей на краю стола, и наполовину выпитой порции кофе, находящейся сейчас перед ней, Анастасия здесь сидела, должно быть, уже минимум полчаса. Я присела напротив нее и ободряюще улыбнулась. Не нужно было являться хорошим психологом, чтобы понять — девушка ужасно нервничала. — Я принесла примеры некоторых работ, — перешла я сходу к делу, чтобы чем-то заполнить повисшую паузу. — Или вы, быть может, уже четко знаете, чего хотите? Она еще активнее стала терзать пальцами салфетку, затем подняла на меня взгляд, полный растерянности и попросила: — Аврора… а мы не могли бы перейти на «ты»? — Конечно, — спокойно согласилась я. Она шумно выдохнула: — Спасибо. Прости, я ужасно нервничаю. Подумала, что если мы будем на «ты», то смогу расслабиться, представляя, что просто болтаю с подругой… — Нервничать для невесты — совершенно обычное дело, — заметила я в ответ мягко. — Я бы даже сказала — это ее священная прерогатива. — Да, ты права… Кстати! — вдруг спохватилась Анастасия. — Я позвала на встречу своего жениха. Он ужасно не хотел идти, но я настояла. Понимаешь, мне кажется… будто ему все равно. Мы скоро поженимся, а он не проявляет к свадьбе никакого интереса… Я рассмеялась: — Для мужчины это нормально. — Ты права, наверно… — пробормотала она, но от меня не укрылось, что ее беспокоило что-то еще. И я оказалась права. — Просто я… мне хочется, чтобы мы были ближе… — призналась она едва слышно. — Я надеялась, что организация свадьбы нам в этом поможет, но… Она замолчала, но я не стала ее подгонять. У меня на лицо имелась не просто невеста на нервах, а та, что, похоже, сомневалась вообще в самом решении сходить замуж. И это было чертовски плохо для моего бизнеса. — Послушай… — начала было я, доверительно склоняясь к Анастасии, но договорить не успела, потому что рядом раздались решительные шаги, а следом послышался мужской голос: — Привет. И в этот момент меня буквально парализовало. Даже не поднимая головы, я точно могла сказать, кто сейчас стоял напротив меня. Арсений Богданов. Мой бывший муж. Тот, кто меня уничтожил. 2 Девять лет назад — Это обязательно? Аврора пыталась говорить спокойно, но голос противно дрогнул, выдавая истинные эмоции. Протест. Неприятие. Нежелание и боязнь разочарования. Разве мало ей было и без того потрясений, навалившихся за последнее время неумолимой лавиной? Она хотела только покоя. Разве просила о слишком многом? Но у отца были совсем иные планы на ее счет. — Обязательно, — ответил он твердо, тем непререкаемым тоном, какой позволял себе обычно лишь на работе, а с ней — только в самых крайних случаях. — Это не выход, как ты не понимаешь… — прошептала Аврора, глотая внезапно вставший в горле удушающий ком. Отец нашел ее руку наощупь в кромешной тьме комнаты, требовательно сжал, словно пытаясь заставить к себе прислушаться. Или хотя бы услышать. — Я хочу быть за тебя спокоен, когда… Он прервался, не договорив, но они оба знали то, что имелось в виду. — …Когда меня не станет, — с заметным усилием все же закончил отец. Этот разговор был невыносим. Если бы только Аврора могла — вскочила бы с места и просто убежала куда подальше. Но вот злая ирония — именно этого сделать она и не могла. Все же инстинктивно дернувшись, она едва не застонала от бессилия. Ну за что ей все это? Почему?.. — Ты мог бы просто кого-то нанять, — проговорила зло, но злилась при этом не на отца, а на собственную судьбу. Злилась, прекрасно сознавая, что это бесполезно. Что нужно просто смириться — ничего иного ей не дано. — Откуда ты знаешь, что он нас не обманет? — продолжила она все так же горячо, но теперь злость переродилась в глухое, безысходное отчаяние. — Папа, бога ради! Ну кому я такая нужна? Она всплеснула руками, нечаянно при этом задев стоявший рядом, на тумбочке, стакан. Отлетев, он врезался в стену и разлетелся на осколки. Этот звук — слишком громкий в ее скорбной, добровольной тюрьме — произвел внутри Авроры эффект взрыва. С губ сорвалось рыдание, которого давно себе уже не позволяла. — Не мучай меня, — взмолилась она, ощущая, как в груди перестает хватать воздуха. — Я не хочу быть ничьей обузой! Не хочу жалости… Аврора скорее почувствовала, чем увидела — отец поднялся на ноги. Положив руку ей на плечо, почти умоляюще сказал: — Просто дай ему шанс. Я знаю Арсения достаточно давно… и мне он кажется надежным человеком. К тому же, он получит свою долю в фирме только через год вашей совместной жизни, так что если что-то пойдет не так — у тебя будет возможность с ним развестись. А сейчас… просто дай ему шанс, — повторил настойчиво отец. — Шанс… — пробормотала она с горечью. — Шанс на что? На то, чтобы привыкнуть к тому, что его жена… Аврора подавилась собственными словами. До сих пор не получалось примириться со случившимся. Несмотря на то, что уже опустила руки и потеряла надежду, погрузившись в сплошное саможаление, она продолжала отчаянно тонуть в бесконечных «почему я?» и «за что?». На фоне страшной болезни отца собственная беспомощность сломала ее окончательно. — Арсений — умный человек, — ответил отец, поворачиваясь к двери. — И я верю, что он поймет — ты стоишь куда больше многих… Аврора невесело рассмеялась: — Вернее, мое наследство того стоит… И в этот момент дверь в спальню после предупреждающего стука неожиданно приоткрылась. От полосы света, проникшей в темноту комнаты, Авроре сразу захотелось спрятаться, будто ее застали обнаженной. Но она не сдвинулась с места — как завороженная смотрела на мужчину, стоявшего на пороге. — Простите, я слишком рано? — произнес он и по коже от его мягкого, чуть хрипловатого голоса, побежали невольные мурашки. — Нет, мы уже закончили разговор, — ответил отец. — Проходи. Вот, познакомьтесь… это моя дочь Аврора. А это Арсений… — Можно просто Арс, — растянул он губы в неторопливой, словно бы ленивой улыбке. А она отчего-то не могла сказать и слова. Лишь ощущала, как внутри зарождается какое-то сосущее, тоскливое чувство… сожаление?.. Пока Аврора молча на него смотрела, Арсений подошел ближе. Он не задал вопроса, почему в комнате нет света. Не пытался заполнить пустой болтовней повисшую внезапно паузу. Остановившись напротив, он молча обвел ее взглядом — с головы до пят. И Аврора поняла вдруг, что перестала даже дышать. Что с замершим сердцем ждет его реакции… Внутри что-то дрогнуло, когда взгляд Арсения спустился к ее ногам. Жалким, обездвиженным конечностям, которые сама Аврора практически возненавидела. Она впилась взглядом в его лицо, выискивая там презрение или чертову жалость, но Арсений выглядел все таким же спокойным. Словно не увидел ничего особенного. Словно это не имело для него значения. Впрочем, так оно наверно и было. Он ведь собирался жениться не на ней, а на деньгах, что к ней прилагались. И все же… в этот момент Аврора ощутила жгучую благодарность за то, что он воспринимал ее… как совершенно обычного человека. — Я вас оставлю, — вдруг спохватился отец, направляясь к выходу. Она не стала его останавливать. И даже ничего не сказала, когда он не закрыл за собой дверь, позволяя освещению из коридора по-прежнему проникать в ее комнату. Не сказала, потому что это позволяло ей видеть лицо Арсения — пусть и в полутени, но все же… Ей хотелось на него смотреть. Хотя вряд ли его можно было назвать безупречно красивым, было в нем, тем не менее, что-то притягательное. Даже несколько широковатый нос, который кто-то мог бы посчитать недостатком, придавал его лицу определенный шарм. Но больше всего ее завораживал его голос. — Можно мне присесть? — спросил он деликатно и, дождавшись от нее одобрительного кивка, подтянул к себе стул и… сел с ней спиной к спине. Аврора со странной дрожью, пробежавшейся по коже миллионом иголочек, ощутила, как его голова соприкоснулась с ее — ненавязчиво, словно бы робко, доверительно-просяще… Она с замиранием сердца поняла — он не хотел ее смущать. Они были так близко, находясь в тесном контакте, но при этом она могла не думать о том, какой жалкой он ее видит. Все тяжелые мысли плавно перетекли в сплошные ощущения… Она вдруг ясно осознала, откуда внутри нее при виде Арсения появилось это странное сожаление. Поняла, что именно ее так обеспокоило. Даже если этот мужчина и останется с ней рядом — он никогда ее не полюбит. * * * Настоящее время Я сделала тайком глубокий вдох и подняла глаза. Он не смотрел на меня — хмуро сдвинув брови, что-то печатал у себя в телефоне. А у меня все внутри перевернулось от воспоминаний, ворвавшихся в душу бешеным ураганом. Он почти не изменился. Конечно, время добавило морщинок, затаившихся в уголках глаз, тронуло сурово поджатые губы, которые я помнила часто улыбающимися. Но волнистые волосы, доставшиеся по наследству моей дочери, оставались все такими же черными и густыми. Я поняла вдруг, что рассматриваю его слишком пристально — так, что это может показаться его невесте по меньшей мере странным. Его невесте… Господи, от чего при этой мысли внутри что-то мгновенно оборвалось? Мне не о чем было сожалеть. Мне вообще следовало его ненавидеть. Он поступил со мной так, как того не прощают. Но сейчас отчего-то внутри меня превалировала не злость и не ненависть. Нет, это была горечь. От того, что он так спокойно прожил все эти годы. От того, что легко нашел мне замену. Впрочем, чему я удивлялась? Он же никогда меня не любил. От повисшей за столом тишины стало неуютно. Казалось, все вокруг замерло, ожидая, когда Арсений соизволит оторваться от телефона. Я набрала в грудь воздуха, готовясь заговорить о деле, но Анастасия меня опередила. — Арсюш, — тронула она робко его рукав. — Арсюш, нас ждут… От этого ласкового обращения, которым я сама его когда-то называла, внутри меня всколыхнулась новая волна боли. Такая сильная, что пришлось сильно закусить губу, спрятав этот жест за чашкой кофе. И тут он наконец поднял глаза. А я поняла, что была совсем к этому не готова. В его взгляде громовым раскатом отразилось потрясение, которое он и не старался скрыть. Я заметила, как пальцы Арсения крепко сжались вокруг телефона, словно так он пытался от чего-то удержаться. И было в глубине его глаз что-то еще, что одновременно пугало меня и… вызывало странный отклик. Словно оба мы сейчас чувствовали одно и то же. — Кто это? — вдруг резко бросил он, но даже не повернул головы в сторону своей невесты, продолжая смотреть на меня. Анастасия, в свою очередь, казалось, растерялась окончательно. — Это… я пригласила ее… это Аврора… наш флорист… если мы выберем… ее… Она жалко лепетала, сбиваясь с мысли, явно собой совершенно не владея. Тогда я решительно протянула руку своему бывшему мужу и сказала: — Да, меня зовут Аврора. И я надеюсь быть вашим… флористом. Он тяжелым взглядом посмотрел на протянутую ему руку и мне даже показалось, что он так и не рискнет ее пожать. Я слегка усмехнулась при виде его нерешительности, но улыбка мгновенно застыла на губах, когда моей ладони коснулась знакомая рука. Я едва сумела скрыть дрожь, предательски пробежавшую по телу. И разозлилась — на собственную реакцию в первую очередь. Столько лет прошло! Какого же черта его прикосновение и сейчас вызывало во мне подобную реакцию? А Арсений не торопился отпускать мою руку. Продолжая крепко ее сжимать, смотрел в глаза, словно хотел там что-то прочесть. — Давайте перейдем к делу, если вы не против, — с нажимом произнесла я, пытаясь высвободить свою ладонь из этого захвата. Теперь уже усмехался он, явно довольный моей капитуляцией. Я стиснула зубы, чтобы не выдать эмоций и демонстративно повернулась к Анастасии. — Итак, вы уже решили, чего хотите? В ожидании ответа я выудила из сумки старомодный блокнот, готовясь записывать, а когда подняла глаза вновь, обнаружила, что та кидает робкие взгляды на Арсения, нервно покусывая губы. Он же продолжал смотреть на меня — прямо, ничуть не стесняясь и не беспокоясь о том, что подумают другие. — Анастасия? — напомнила я о себе, борясь с дискомфортом, который рождала вся эту ситуация. Она вздрогнула и наконец перевела на меня взгляд. — Я… я бы очень хотела букетик из крокусов… — пробормотала она, словно бы стесняясь собственных желаний. Я невозмутимо записала это в блокнот. — Цвет? — уточнила, не поднимая глаз от разлинованной бумаги. — Белые… и голубые… — она споткнулась на слове и с опаской уточнила: — А это возможно? Это ведь, кажется, весенние цветы… Я вновь нацепила на лицо приободряющую улыбку. — Возможно, конечно. У меня есть осенние сорта. Прекрасные цветы. Кажется, ее это успокоило и она почувствовала себя увереннее. Но ее следующий вопрос едва не заставил меня поперхнуться. — А вы замужем, Аврора? Я ясно ощутила, как внимательно на меня смотрит Арсений и как под этим взглядом начинает гореть лицо. Ощущая от этого досаду, перевела на него раздраженный взгляд. И точно! Приподняв вопросительно брови, он нагло ухмылялся, словно уже знал ответ. — Нет, не замужем, — сказала я. И, уже не заботясь о последствиях, желая лишь поставить бывшего мужа на место, добавила: — Но была когда-то. Увы, мне попалась та еще сволочь. С его лица мигом слетела ухмылка, от чего я ощутила такое удовлетворение, которое стоило даже того, чтобы лишиться этого несчастного заказа. Но я не учла другого — впечатлительности невесты. — О… — пробормотала она потрясенно. И тут вклинился сам Арсений: — И чем же он был так плох? — поинтересовался этот негодяй, откидываясь на спинку диванчика. — Вам весь список претензий огласить? — издевательски выгнула я бровь. — Конечно, было бы любопытно послушать. — Думаю, это неуместно, — решительно отбрила его я. — Мы здесь не для того собрались. Тем более… — я с улыбкой повернулась к невесте, — уверена, что ваш жених… не такой. Анастасия явно ничего не понимала. Лишь беспомощно переводила взгляд с меня на Арсения и обратно. А потом вдруг выдала: — А Арсюша тоже был женат… — Неужели? — усмехнулась я в сторону бывшего мужа. — Да, но он не любит об этом говорить… — Почему, интересно, — не сдержалась я от того, чтобы съязвить. — Не только вам не повезло… Аврора, — презрительно кинул он в ответ. Это было уже слишком. Я красноречиво посмотрела на часы и сунула блокнот обратно в сумку, после чего поднялась со своего места и сказала: — Анастасия, простите, но мой день расписан по часам. Давайте продолжим наш разговор в другой раз? А еще лучше — приезжайте ко мне в теплицу, я с радостью вам все покажу и расскажу. И, поверьте — смогу удовлетворить любую вашу прихоть. А теперь мне пора. Я развернулась, чтобы уйти, и уже сделала несколько шагов к выходу, когда столик позади меня содрогнулся, как от резкого рывка и знакомый голос прогрохотал: — Ава, постой! * * * Девять лет назад Они оба молчали. Казалось, Арсению было комфортно просто сидеть вот так, спиной к спине, и слушать тишину, нарушаемую лишь их дыханием. Аврора же ощущала полную растерянность, к которой примешивался незваный страх — от того, что этот мужчина просто встанет и уйдет, так и не дождавшись от нее каких-либо слов. Или же, наоборот, останется… породив тем самым еще большую неловкость. Чудилось, что даже воздух сейчас сгустился вокруг них, сделавшись тягучим и плотным, состоящим теперь больше из ощущений и чувств. Это и будоражило ее, и пугало. Она с отчаянием впилась ногтями в ладони. Когда отец практически в ультимативной форме сообщил, что нашел ей мужа, Аврора думала, что сделает все, чтобы оттолкнуть этого человека. И совсем не была готова к тому, что ей захочется, чтобы он задержался рядом. Отец дал ей блестящее образование, жизнь — тяжелые испытания, но никто при этом не научил, как вести себя с мужчинами. Особенно с теми, от которых сердце выпрыгивало из груди. В свои двадцать три года она почти не имела опыта отношений. Даже в те времена, когда была способна сама о себе позаботиться, ей не хватало уверенности. Все казалось — она слишком невзрачная для того, чтобы на нее могли обратить внимание. Теперь же… и вовсе чувствовала себя совсем жалкой на фоне привлекательного мужчины, который мог стать ее мужем. Внутри зародилось яростное желание защититься. От грядущего разочарования, от возможной боли. Она отчего-то уже понимала каким-то шестым чувством — от этого мужчины будет очень легко потерять голову. И муки от того, что она для него — лишь предмет сделки, последнее, что ей было нужно в довесок ко всем остальным ее несчастьям. И Аврора сделала то немногое, что могла в этой ситуации. Она попыталась его оттолкнуть. — Зачем вам это? — спросила резко, не скрывая своего отношения ко всей этой ситуации. И вздрогнула, когда ощутила, как его голова повернулась в ее сторону, а висок соприкоснулся с виском. — Может, на «ты»? — предложил он, полностью игнорируя ее недружелюбный тон. — Нет, — отрезала она, словно эта преграда в виде «вы» могла каким-то образом ее от него защитить. Он пожал плечами — она это ясно почувствовала — словно молча принимал установленные ею правила. — Вы ведь и так знаете ответ на свой вопрос, — ответил Арсений спокойно. То, что он так открыто признавал свои мотивы, странным образом ее обезоружило. Наверно, ей даже хотелось, чтобы он солгал. Чтобы слащаво говорил о том, что эта жертва приносится им исключительно по доброте душевной… В этом случае ей было бы гораздо проще его возненавидеть. — Деньги… — с презрением выплюнула она. — Они того стоят? Стоят того, чтобы со мной возиться? По первым секундам молчания показалось, что застала его врасплох, но он не стал долго думать. Невозмутимо признал: — Да, мне нужны деньги. — А заработать вы не пробовали? Это прозвучало почти грубо. На миг она даже об этом пожалела, хотя если бы он сейчас встал и ушел, то этому следовало бы только радоваться. Но Арсений даже не пошевелился. — Я не избегаю честного труда, — сказал он. — Но глупо отказываться, когда предлагают сделку, которая выгодна обеим сторонам. Вам нужен кто-то рядом… Она не дала ему договорить. Перебила, не скрывая горечи, которая отравляла изнутри. — Мне не нужен рядом «кто-то». Мне нужен тот, кто сам хочет быть рядом. На этот раз он ответил не сразу. Видимо, тщательно подбирал слова, оценивая ситуацию, словно был сапером, ступавшим на минное поле. — Я не хочу обещать вам того, что, возможно, не сбудется, — наконец произнес размеренно. — Но мы не можем знать, что у нас получится, если не попробуем. Скажите, Аврора… какой вы представляли свою свадьбу? Его вопрос застал ее врасплох. Она резко втянула в себя воздух сквозь плотно сжатые челюсти. Вольно или невольно — он попал по больному месту. Впрочем, она вся сейчас, казалось, состояла из сплошных язв, неумолимо разъедающих душу день за днем. И любое упоминание о том, что стало ей недоступно, отзывалось внутри болезненным уколом. — Я представляла ее точно не такой, какой она будет теперь! — огрызнулась в ответ, но в голосе было больше отчаяния, чем злобы. — Я мечтала как минимум пойти к алтарю на своих собственных ногах! — И это все? — уточнил он, не обращая внимания на ее вспышку. — А еще… — ее голос вдруг упал до шепота, словно собиралась поведать ему самую заветную тайну, о которой больше никто не должен был знать. — А еще я хотела бы букетик из крокусов… 3 Настоящее время Все замерло. А может, это мне только показалось, потому что от грохота, с каким билось в груди мое собственное сердце, я ничего больше не слышала. Я медленно обернулась, хотя стоило бы нестись прочь со всех ног. Жизнь вокруг бежала в прежнем ритме — люди выходили и заходили, болтали о чем-то и пили кофе. Но мой мир действительно встал на паузу в тот момент, когда посмотрела бывшему мужу в глаза. — Арсюш? — нарушил этот момент голос Анастасии, поднявшейся со своего места и с полным непониманием смотревшей на развернувшуюся перед ней сцену. Конечно, у нее наверняка возникли вопросы. Но держать ответ перед этой женщиной должна была точно не я. — Я сейчас вернусь, — быстро кинул ей Арс, с какой-то словно бы досадой стряхивая руку невесты со своего локтя. А потом он внезапно оказался рядом. Схватил меня за запястье и буквально поволок на улицу. Хотелось выдернуть руку из его наглого захвата. Он тащил меня за собой, как какую-то вещь или собачку на поводке, и от этой мысли внутри меня все буквально взорвалось. — Пусти! — процедила сквозь зубы, но не стала открыто вырываться, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Сначала поговорим, — непререкаемым тоном отрезал он, открывая дверь на улицу. Мы оказались на пустой летней веранде. Студеный ветер, словно завидев долгожданную добычу, мгновенно накинулся на нас со своими ледяными объятиями, отчего я зябко поежилась и едко прокомментировала: — Решил снова выкинуть меня на мороз? Конечно, такой змее, как ты, холод не страшен — у вашей породы талант приспосабливаться ко всему, а вот нормальным людям вроде меня… Я резко замолчала, потому что в меня внезапно прилетел пиджак. Растерянно моргнув, я опустила взгляд на свои руки, машинально схватившие дорогую ткань. От материи, еще хранившей чужое тепло, исходил пряный аромат. Прислушавшись, я поняла — это был кардамон в обрамлении ванили. Тот же самый запах, что Арсений носил, когда мы были женаты. Тот самый аромат, который я сама ему подарила. Я взметнула на него удивленный взгляд, но Арс на меня уже не смотрел. Цепляясь руками за перила, он отсутствующим взглядом провожал протекающих мимо нас людей. Но его задумчивость оказалась обманчивой. Так и не поворачивая ко мне головы, он приказным тоном скомандовал: — Надевай. Его властность породила внутри меня раздражение. И как я раньше не замечала, что за человек прячется под личиной заботливого мужа? А может, просто не хотела замечать? Может, мне было жизненно необходимо верить, что меня кто-то любит… — А вот и надену, — огрызнулась я, просовывая руки в рукава пиджака. Черта с два я буду мерзнуть из-за этого гада! — Так что ты хотел? — спросила, устав дожидаться от него каких-либо слов. Впрочем, Арсений никогда и не был сильно разговорчив. Любым словам он предпочитал действия. Жениться на мне, поставить на ноги… обобрать до нитки. Все это он делал уверенно и решительно. — Ты должна отказаться от этого заказа, — донесся до меня его ровный голос. Мои брови стремительно подскочили вверх. — Да что ты? — язвительно отреагировала я. — И с какой же это стати? Он поджал губы, выражая тем самым свое недовольство. Я почувствовала мстительное удовлетворение. Его спокойствие — наносное или нет — вызывало во мне дикую досаду. — Ты изменилась, — обронил он задумчиво, наконец удостаивая меня взглядом. — Пришлось, знаешь ли, — усмехнулась я ему в лицо. — Наивной девочке долго на улице не протянуть. В его взгляде мелькнуло что-то странное. Неверие? Подозрение? И причин подобных эмоций я понять не могла, что раздражало меня еще сильнее. — Я возьму этот заказ… Арсюша, — добавила я, пытаясь тоже выбить у него почву из-под ног. — Мне, видишь ли, нужны деньги. Потому что меня никто не содержит и наследства, на которое можно прожить, тоже не имеется, представляешь? Он сжал челюсти, словно претерпевал приступ внезапной боли. И это уже можно было считать маленькой победой. — Если это все, что ты хотел… — начала я, отворачиваясь к лестнице, ведущей вниз, но его неожиданный вопрос заставил меня остановиться. — Как так вышло, что ты не замужем? Я резко развернулась на каблуках обратно. — А что, должна быть? — поинтересовалась, не скрывая презрения. — Как ты уже знаешь, Арсюша, замуж я однажды сходила и мне там совершенно не понравилось… Теперь уже он обхватил меня всю взглядом, в котором отвращение боролось с неясной мне горечью. Его губы искривились в болезненной усмешке, когда он процедил: — Странно слышать от тебя подобные вещи. После всего, что я сделал… Я задохнулась от возмущения. — После всего, что ты сделал? — зло переспросила я. — Это что же, интересно? Выкинул меня на улицу, обманом заполучив все, чем я владела? Заставил влюбиться в тебя без памяти и воспользовался моим доверием? Его брови изогнулись, приняв комично-ломаную форму. — Что, прости? — спросил он удивленно. — Влюбиться? А в следующее мгновение резко, оглушительно захохотал. Я растерянно смотрела на его запрокинутую голову и сотрясающуюся от смеха грудную клетку, и чувствовала, как где-то слева начинает мучительно ныть — это пробуждалась застарелая боль. Боль от его нелюбви. — Я возьму этот заказ, Арс, — повторила холодно. — И ты мне не помешаешь. Да, кстати… а твоя нынешняя невеста тоже с хорошим наследством? Или она не в курсе твоей страсти к богатеньким девочкам? Его смех тут же прервался, тело выпрямилось. Когда он посмотрел на меня, я ожидала увидеть в его темных глазах испуг или угрозу, но там плескалась лишь горечь — такая же, какую испытывала я сама всего несколько секунд назад. Освободившись от его пиджака, я с отвращением швырнула дорогую ткань прямо Арсению под ноги и выплюнула: — Прощай, Богданов. Надеюсь, больше не увидимся. Его ответ нагнал меня, когда я была уже внизу. — Я так не думаю… дорогая. * * * Девять лет назад Аврора ничуть бы не удивилась, если бы Арсений больше вообще не пришел. Она настраивала себя на эту мысль с того момента, как он покинул ее комнату в вечер знакомства. Она пыталась оградить себя от разочарования, которое непременно наступит, когда выяснится, что он предпочел даже упустить выгодную сделку, нежели жениться на ней. От этой мысли стало невыносимо тоскливо. Еще недавно она даже не знала этого человека, а теперь боялась, что он больше не появится в ее жизни. Подобравшись к стоявшему в углу трюмо, Аврора впервые за последнее время отдернула тяжелые шторы, позволяя дневному свету проникнуть в комнату. Обычно она избегала того, чтобы смотреть на себя такую, какой стала, и категорически не желала, чтобы ее беспомощность видел кто-то еще. Теперь же отчаянно, испытующе вглядывалась в свое отражение в небольшом зеркальце. Ее кожа, вследствие упорного затворничества, приобрела сероватый оттенок, под глазами залегли круги. Вполне ожидаемый эффект от нынешнего образа жизни. Но вовсе не недостатки пыталась выискать Аврора в своем лице. Она всматривалась в зеркало, пытаясь понять — могла бы она по-настоящему ему понравиться?.. Нет, она не была уродиной, но и красавицей — тоже. Она была… обычной. Темные, каштанового оттенка волосы до плеч. Карие глаза — совсем не такие как в романах, где у героинь они огромные и в обрамлении пушистых ресниц. Нет, ее глаза были совершенно стандартными. Она самой себе казалась вот такой же — до скукоты стандартной. Слишком невзрачная, чтобы кто-то клюнул на ее внешность. Слишком робкая, чтобы продемонстрировать свой ум. Она сливалась с окружающим миром, желая быть кем-то более заметным, но не решаясь на то, чтобы сделать шаг вперед в этом направлении. А теперь… теперь она и вовсе никому была не нужна. Ощущая, как на глаза навернулись жгучие слезы, Аврора с отчаянием отшвырнула от себя зеркало. Он не придет! А если придет — она сама отправит его к черту! Ей не нужна его фальшивая жалость. Ей вообще никто не нужен! Деликатный стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Отец никогда так не стучал. А кроме него, больше особо некому было к ней заглядывать… Видимо, гость устал ждать ответа, потому что дверь аккуратно приотворилась, образовав тонкую щелку, но никто так и не заглянул внутрь. Лишь голос — мягкий, как бархат, поинтересовался: — Аврора, можно мне войти? Сердце провалилось в пятки. Арсений! Недавние намерения прогнать его прочь внезапно растворились, как сахар на дне чашки с горячим чаем, вытесненные радостным волнением от того, что он все же пришел. — Да, — откликнулась она хриплым от нервного возбуждения голосом и тут же сама себя перебила: — То есть нет! Я… — Так да или нет? — насмешливо уточнил он, аккуратно заглядывая в комнату. Она отчаянно всплеснула руками: — Я не готова… Он же пробежался взглядом по спальне и, заметив расшторенные окна, одобрительно кивнул — то ли тому, что увидел, то ли каким-то своим мыслям. После чего протиснулся в комнату и, подойдя ближе, решительно заявил: — Я пришел пригласить тебя на прогулку. Она настолько оторопела от этих слов, что даже не обратила внимания, что он одним махом обрушил стену, которую она между ними воздвигла в прошлый раз, требуя общаться на «вы». — Прогуляться… — рассмеялась горько. — Ты, должно быть, шутишь. — Ничуть, — откликнулся он невозмутимо. — Пора тебе вылезти из своей скорлупы на свет. В конце концов, скоро мы поженимся и… — Я не давала своего согласия, — из какого-то яростного упрямства сухо перебила она. — Не давала, — спокойно согласился Арсений, а в следующий миг склонился к ней так интимно, что она ощутила его дыхание на своей шее, когда он шепнул: — Но поверь, мое общество все же куда лучше одиночества. Еще никогда мужчина не был к ней так близко. Аврора сидела, затаив дыхание, ощущая, как по телу разбегаются толпами мурашки, и не знала, что делать дальше. Как реагировать? Мысли стремительно покинули голову, она не могла даже сообразить, что именно он сейчас сказал… — Ну так что, идем? — бодро спросил Арсений, выпрямляясь и тем самым первым прерывая этот интимный момент. — Мне нужно собраться… — пробормотала она растерянно. — Ну, вижу, ты уже одета, — констатировал он. — Сегодня немного прохладно, так что нужно будет накинуть что-то сверху на всякий случай… Он говорил так, будто проделывал нечто подобное каждый день. Будто для него было не в новинку возиться с беспомощным человеком. И при этом… он, казалось, не обращал никакого внимания на ее неспособность самостоятельно идти. Она прикусила губу, не зная, как ко всему этому относиться. Испытывая одновременно неловкость и благодарность. В конце концов Аврора потянулась за расческой, коротко обозначив: — Мне нужно привести в порядок волосы. Он перехватил ее руку. Мягко, но настойчиво сжал запястье. — Позволь мне… — произнес, забирая из ее рук расческу. А в следующий момент она ощутила его руки на своих волосах. Его пальцы нырнули в темные локоны, освободив их от резинки и по телу пронеслась волна удовольствия от его прикосновения к коже головы. — Такие мягкие… — пробормотал Арсений, пропуская ее волосы между пальцев. Авроре же в этот миг казалось, что ничего лучше она в своей жизни не испытывала. И его самые обычные слова воспринимались сейчас как самый приятный комплимент. Он, тем временем, ловко принялся ее расчесывать. Аврора сжала зубы, чтобы не застонать вслух от удовольствия, которое несли в себе его прикосновения. Она прикрыла глаза, сдаваясь перед этими ощущениями, а когда распахнула их вновь, обнаружила, что Арсений уже придал ее прическе нехитрую форму, зачесав локоны на правую сторону. — Теперь можем идти? — улыбнулся он. И ей не осталось ничего иного, кроме как согласно кивнуть. Было поначалу неловко ощущать его присутствие позади себя. И особый стыд рождало понимание, что это именно он везет ее. Именно он видит ее такой жалкой — именно тот мужчина, которому вдруг так отчаянно захотелось понравиться. Он проворно спустил ее по пандусу вниз и Аврора позволила себе жадно глотнуть ртом свежий воздух, от которого почти отвыкла. Стоял конец апреля — сырость талых снегов почти ушла, зеленая трава уверенно пробивалась вверх, а солнце все наглее шагало по небосводу, разгоняя на своем пути облака. Весна… время, когда особенно хотелось жить. Когда хотелось верить, что лучшее еще впереди… Но не для нее. Или все же?.. Аврора робко оглянулась на Арсения, словно ища в нем ответ на свой невысказанный вслух вопрос. Могло ли у них действительно что-то получиться? Или она навсегда для него останется той, чье единственное достоинство — это большое приданное? — Что такое? — спросил он, уловив на ее лице сомнение. — Хочешь, остановимся? Она оглянулась вокруг. Он вез ее по одной из дорожек сада, скрытой от посторонних глаз рядами хвойных деревьев. И только разноцветные головки многочисленных крокусов, росших вдоль дороги, расцвечивали окружающую их зелень. Взгляд Авроры остановился на белых цветах. Как ей было известно, этот сорт назывался «Жанна д'Арк». Неожиданно для себя она сказала: — Крокусы были любимыми цветами моей мамы… — Поэтому ты хочешь букет из крокусов, — кивнул Арсений, мгновенно схватывая то, о чем она даже не упомянула. — Угу. — Остановимся тут? — предложил он, склоняясь над ней. Его близость отчего-то отбивала в ней способность соображать. Поэтому Аврора только и сумела, что сказать: — Можно… И оказалась совсем не готова к тому, что произошло дальше. Арсений вдруг подхватил ее на руки и устроил на скамье, а после откатил коляску за пределы видимости. Аврора уставилась на него, едва сдержав всхлип — до того пронзительным было чувство свободы, возникшее благодаря его жесту — пусть обманчивое, пусть краткосрочное, но так приятно было почувствовать себя… как прежде. Словно она сидит в саду и просто наслаждается весенним днем в обществе красивого мужчины. Такая обыденная, казалось бы, вещь, но такая особенная для нее. Арсений присел рядом, позволяя еще больше занырнуть в свой идеальный самообман. Со стороны они наверняка выглядели типичной парочкой, решившей уединиться подальше от чужих глаз. На деле же… Аврора рассеянно расправила складку на своем платье и, несмотря на то, что не хотелось ничем нарушать этот момент, когда можно было представить себя кем-то… совершенно обычным, все же решилась спросить: — Ты так и не сказал, для чего тебе нужны эти деньги. Он ответил не сразу. Она даже рискнула поднять на него глаза, чтобы понять, почему он молчит, но лицо Арсения оказалось непроницаемо. И все же он, почувствовав на себе ее взгляд, ответил: — Для матери. — Она… больна? Он помотал головой. — Даже если и так, она это вряд ли признает. Привыкла тащить все на себе. Отец… его все равно, что не было. Он то появлялся, то пропадал… и когда мы его видели — чаще всего был пьян. И приходил только для того, чтобы попросить денег, которые спускал на азартные игры. Он замолчал, потом с кривой улыбкой добавил: — Ты наверняка думаешь, что это не причина жениться по расчету. Что я мог бы зарабатывать больше… но я хочу дать ей что-то хорошее прямо сейчас. Когда еще жива, когда еще не потеряла окончательно остатки здоровья… — А как же любовь? — спросила Аврора приглушенно, словно сама стыдясь своего вопроса. — Любовь — слишком большая роскошь для того, кто вынужден был выживать. Он произнес это без особых эмоций, как какую-то данность, с которой смирился. — Не было в моей жизни сумасшедшей любви, Аврора, — признался следом. — И, вероятно, уже и не будет. Так почему бы мне не попытаться тогда обрести в этом браке кого-то близкого? Я ведь никого своим поступком не предаю. Я никому ничего не должен… Это было не то, что ей хотелось бы от него услышать, но, по крайней мере, он говорил честно. И это тоже подкупало. — А теперь откровенность за откровенность, — решительно сменил тему Арсений. — О чем ты мечтаешь? Ну, кроме букета из крокусов, конечно, — улыбнулся он следом. Ее снова захлестнула волна тоски по несбыточному. Уткнувшись взглядом в свои по-прежнему неподвижные ноги, она сквозь ком в горле призналась: — Я хотела бы… танцевать. Хотя никогда этого не умела, даже… раньше. Знаешь, говорят, многим, кто не может ходить, снится, что они танцуют… Арсений вдруг резко поднялся на ноги. Аврора с некоторой растерянностью смотрела, как он склоняется над крокусами и срывает один белый цветок. Дыхание у нее перехватило, когда он, вернувшись, протянул к ней руку и заправил за ухо белоснежный бутон, после чего сказал: — Тогда разреши пригласить тебя на танец. — Это не смешно… Это все, что она успела сказать. Потому что он порывисто поднял ее со скамьи, крепко прижав к себе, и сердце Авроры мгновенно пустилось вскачь — от его близости, от ощущения невесомости, от легкого страха, что он выпустит ее из объятий… Но он не выпускал. Включив на телефоне какую-то красивую, незнакомую ей прежде мелодию, он повел ее в танце, не позволяя при этом касаться ногами земли. И этот миг, когда они смотрели друг другу в глаза, а его рука надежно держала ее за талию, не позволяя упасть, но давая вновь ощутить себя свободной, решил все. У нее просто не осталось шансов на то, чтобы в него не влюбиться. * * * Настоящее время — Арсюш, что происходит? Он и не заметил, в какой момент Настя появилась на веранде. Так и стоял на том месте, где говорил с Авророй и смотрел вдаль… туда, где знакомый силуэт смешался с толпой и исчез из поля его зрения. Снова. — Почему ты без пиджака? — засуетилась рядом его невеста, что породило в нем сейчас только раздражение. Арсений неохотно повернулся к ней, наблюдая, как Настя подбирает с дощатого пола его пиджак, как заботливо его отряхивает, хмуря идеальные брови… — Простынешь… — пробормотала она, протягивая ему так презрительно сброшенную Авророй деталь гардероба. Он взял его на автомате, но так и не надел. Появление Насти вызвало в нем дикую досаду от того, что она прервала то состояние задумчивости, в котором он пребывал. Но просто отмахнуться от нее он не мог. Поэтому коротко скомандовал: — Пошли. Они спустились по лестнице вниз и прошли к его машине, припаркованной неподалеку. Он сел за руль, пытаясь прогнать из головы непрошеные мысли о бывшей жене и сосредоточиться на запланированных на день делах, но это оказалось невозможно. Встреча с Авророй всколыхнула в нем слишком много всего. В этой женщине заключались его самые больные и вместе с тем — самые дорогие воспоминания. Он так отчаянно хотел о ней забыть… и одновременно этого боялся. Он метался в плену своих полярных чувств и не находил оттуда выхода. А может, и не хотел его искать. Чем дальше, тем яснее ему становилось — годы шли, а чего-то важного он так и не обрел. Так и не сумел заменить… Хотя и пытался. Внезапная мысль заставила Арсения повернуться в сторону невесты и спросить — гораздо грубее, чем он того хотел: — Крокусы? Серьезно? Ее глаза мгновенно округлились, сделавшись такими испуганными, словно он не вопрос ей задал, а собирался как минимум убивать. — Я… я… — забормотала она, так и не сказав ничего связного. Черт! Как же его раздражала эта ее привычка мямлить и набивший оскомину образ испуганной лани! Хотя именно ее робость и скромность поначалу заставили его обратить на эту девушку внимание. Но сейчас он понимал — со всей пугающей ясностью — она совсем не Аврора. В бывшей жене всегда был стержень. Даже когда они только познакомились и она казалась ему сломанной куклой, в ней чувствовалась внутренняя сила. Та сила, которую он сумел направить в нужное русло, чтобы поднять ее на ноги. Кто же мог подумать, что это потом обернется против него самого? Что наконечник ее стержня способен так смертельно ранить? Столько лет прошло, а он все еще с этим не примирился. А теперь, когда Аврора намеревалась быть флористом на его свадьбе… вообще не представлял, чем способна завершиться эта ситуация для них всех. Один взгляд на нее и все, что создавал годами — жалкие иллюзии и самообманы — рухнуло, обнажив истинную суть. И Настя, которую так старательно драпировал в своем воображении под желанный образ, выглядела теперь лишь неудачной подделкой. Бледным, жалким подобием. Проклятье! Он с досадой двинул кулаком по рулю и машина нервно засигналила в ответ, что наконец привело его хоть немного в чувство. — Зачем? — спросил он глухо, стараясь не смотреть на собственную невесту. — Зачем тебе сдались эти чертовы крокусы? — Я что… не могу хотеть букет из крокусов? — поинтересовалась она испуганно в ответ. Он повернулся к ней, просканировав взглядом, и вынес свой вердикт: — После того, как ты настырно допытывалась у меня, какой букет был у моей первой жены? Нет, не можешь. Тебе для этого нужна была эта информация? Насть, ну какого черта?! Он уже почти кричал. Запоздало осознал, что наверняка пугает этим ни в чем неповинную женщину. Не говоря уже о том, что его агрессия выглядела, должно быть, довольно странно. Но неожиданным образом на этот раз она не стушевалась. Гордо выпрямившись, сказала: — Ты не любишь говорить о ней. Мне кажется, что она тебе все еще… дорога. И я хотела быть ничуть не хуже нее! Он едва не рассмеялся вслух. В своих стараниях быть похожей на Аврору она даже не подозревала, что он и сам отчаянно ищет в настоящем отголоски прошлого. Но, как оказалось, есть то, что просто невозможно заменить. — Не нужно этого делать, — произнес он отсутствующим тоном. — Не нужно никого копировать и ни с кем соревноваться… «Тем более, что это бесполезно», — добавил следом, но эти слова остались лишь в его голове. Вслух же Арсений сказал: — Закажи то, что тебе хочется. — А вы с ней знакомы, да? Он не сразу понял, о чем она. — С кем? — С Авророй. С губ сорвался едкий смешок. Все было, казалось, до ужаса очевидно. Настолько, что он даже не попытался бы соврать, задай ему Настя прямой вопрос. Но она, похоже, так ничего и не поняла. Ее поразительная слепота вызывала в нем жалость вперемешку с презрением. — Да, когда-то были знакомы. — Она мне понравилась… — задумчиво протянула невеста. — Думаю, я съезжу к ней в теплицу и там все решу… Эти слова заставили его вновь обратить на нее внимание. Решение — молниеносное, эмоциональное — созрело в голове мгновенно. — Прекрасно. Я поеду с тобой. 4 — Я так рада, что мы едем вместе! Настя впорхнула в машину, словно маленькая щебечущая птичка. Приземлившись на соседнее сиденье, тут же потянулась к нему с объятиями и он едва не задохнулся от ее приторных духов, мгновенно ударивших в нос удушливой волной. Она пахла чем-то сладким. Прежде он и внимания на это не обращал, теперь же эта сладость, похожая на помесь миндаля с кокосом, щедро политых сверху липким сиропом, вызывала в нем тошноту. Аврора так не пахла. Никогда. Настя, тем временем, продолжила оживленно болтать, не обращая внимания на полное отсутствие какой-либо реакции с его стороны. — Знаешь, ты казался таким безразличным ко всему… что я даже начала сомневаться, стоит ли… ну, ты понимаешь… Зато теперь мы проводим время вместе! Будем выбирать все вдвоем… Боже, Арсюша, это так для меня важно! Он слушал ее буквально вполуха, вбивая нужный адрес в навигатор. Любопытно… Аврора устроилась где-то за городом. Одна? Он почему-то все еще не мог в это поверить. Ведь почти научился жить с мыслью, что у нее все прекрасно и без него. Что она счастлива… с кем-то другим. — Как ты думаешь, зал стоит украсить розами или лилиями? — спросила Настя и, когда он не отреагировал, дернула его за рукав. — Насть, ну я же машину веду! — хмуро отчитал он ее. — Извини… — мгновенно стушевалась она, и даже голос упал почти до шепота. Арсений попытался подавить подступающее раздражение. — Что ты хотела? — спросил он, стараясь говорить помягче. — Я хотела узнать, что ты думаешь по поводу украшения зала… — Ты женщина, ты и решай такие вопросы, — отрезал он. — Ясно… В ее голосе ясно слышалось разочарование. Но, по крайней мере, теперь она замолчала. И его это в данный момент полностью устраивало. * * * По данному Авророй адресу обнаружился небольшой частный дом. Припарковавшись у ворот, Арсений вышел из машины и, держась чуть позади невесты, предоставил ей возможность действовать самостоятельно. Настя уверенно прошествовала вперед и нажала на звонок. Похоже, их ждали, потому что дверь распахнулась довольно быстро и перед ними предстала чуть запыхавшаяся Аврора. Он отметил, что ее волосы, собранные в небрежный пучок, растрепались, словно она только что пробежала длинную дистанцию. Но руки, облаченные в перчатки, черный земляной след на щеке и секатор, зажатый в ладони, не оставляли сомнений — она увлеченно работала в теплице. Он вспомнил, что бывшая жена и прежде обожала возиться в саду. От этого образа — такого родного, такого знакомого — мучительно защемило в груди. Арсений даже не заметил, что слишком долгое время неотрывно на нее смотрит. Непозволительно, неприлично долго для того, с кем рядом стояла его невеста. — Арсюш, пойдем… — потянула его Настя за собой. — Да… — кивнул он рассеянно. — Добрый день… Аврора. На ее лице все читалось ясно — она была совсем не рада его приходу. Хотя ради приличия попыталась сделать нарочито вежливое лицо, что его только позабавило. — Вот мое детище, — улыбнулась Аврора, проводя их внутрь теплицы и обводя рукой огромное пространство, буйно поросшее цветами и какой-то зеленью. — Вас интересовали крокусы, как мне помнится, — продолжала она, подводя их к одному из ящиков. — Вот, осенний сорт… Он лишь мазнул взглядом по цветам и предпочел осмотреться вокруг. Как успел заметить на пути в теплицу, домик, прилегавший к ней, был совсем небольшим, из самого простого кирпича. Во дворе — довольно скромная «Октавия», явно не новая. Все это вызывало в нем немало вопросов. Он представлял себе ее жизнь… иной. — А это тоже крокусы? — расспрашивала, тем временем, его невеста. — Это безвременник, — донесся до него ответ Авроры. — Осенний цветок. В отличие от крокусов, у него — видите? — более вытянутые и тонкие лепестки… вы хотите его? — Я… Настя обернулась к нему, словно спрашивала совета, но разве он уже не сказал ей все, что думал на этот счет? — Вообще-то… я хотела бы пионы, — призналась она неловко. — Это ведь не страшно… что я передумала? — Конечно нет, — снова улыбнулась Аврора. — Но для пионов сейчас не сезон. Тем не менее, не волнуйтесь — я смогу их заказать. А когда, собственно, сама свадьба? Вы так и не сказали. — О, скоро… в ноябре. Он ожидал, что при этой новости Аврора взглянет на него. Надеялся прочесть в ее глазах… сам не знал, что. Просто хотел видеть… хотел понимать ее реакцию на его женитьбу. Впрочем, бывшая жена ранее ясно дала понять — ее ничуть не волнует, что она будет работать именно на его свадьбе. — Аврора, скажите… а какой у вас был букет? — продолжала свои расспросы Настя. Он заметил, что при этом вопросе его бывшая жена на миг словно бы застыла. Но быстро нацепила дежурную улыбку и ответила — вопросом на вопрос: — Почему вас это интересует? — А это секрет? Это уже походило на перепасовку, за которой он с любопытством наблюдал, насмешливо выгнув бровь в ожидании того, чем все закончится. — Не секрет, — наконец ответила Аврора. — У меня был букет из крокусов. Всегда любила эти цветы. — О… На миг повисла тишина. Но вдруг Аврора сделала ход, от которого впал в ступор уже сам Арсений. — А у меня встречный вопрос, если позволите, Анастасия, — широко улыбнулась она, уводя его невесту вперед и кидая красноречивый взгляд через плечо на него самого. — Скажите, чем занимается ваш отец? Он буквально остолбенел от этой открытой атаки. А в следующий момент едва не расхохотался, готовый аплодировать ее находчивости, когда Аврора ловко пояснила: — Мне ваша фамилия показалась смутно знакомой. Подумала, что, может быть, ваш отец какой-то известный бизнесмен… Очередной взгляд, брошенный ею назад, походил на выстрел, который он встретил с усмешкой. Не было сомнений — Аврора полагала, что он намерен жениться на еще одной богатой дурочке ради денег. Как же она оказалась бы удивлена, если бы только узнала правду! Правду, которую он ей никогда не скажет. — Мой папа простой инженер, — ответила Настя. — Бизнес — это по части Арсюши… Еще один взгляд Авроры, который она в него метнула, бил прямо на поражение. Арсений театрально схватился за грудь, показывая, что ее пуля достигла цели, но бывшая жена, презрительно поморщившись, тут же отвернулась. — О, розы! — радостно воскликнула его невеста, словно увидела не цветы, а какое-то редкое сокровище. — Я никак не могу определиться, чем украшать зал — розами или лилиями… — Ну, мы можем привезти вам и то, и другое, и попробовать их по очереди, — предложила Аврора и в голосе ее послышались мстительные нотки, различимые лишь для него одного. — Конечно, это обойдется недешево, но ваш жених, несомненно, щедрый человек… Вот ведь чертовка! Она, очевидно, всячески старалась ему досадить, но в эту игру можно было играть и вдвоем. — Арсюш? — с вопросом во взгляде и голосе обернулась к нему невеста. — Конечно, везите, — ухмыльнулся он. — У нас как раз скоро репетиция свадьбы. Полагаю, вы, Аврора, готовы заняться всем этим лично? Или конкретно ваше присутствие требует дополнительной оплаты? Что-то неожиданно врезалось ему в лодыжку. Беззвучно охнув, Арсений опустил глаза вниз и заметил грабельки, которые, вне всяких сомнений, Аврора в него тайком метнула. Это уже был откровенный переход к прямым военным действиям. — Я с радостью обслужу вас лично, — отчеканила она, разворачиваясь к нему лицом. — Дайте мне знать, когда и во сколько. А теперь… Она быстро кинула взгляд на часы на телефоне и по лицу ее скользнула тень. — Надеюсь, вы меня извините, но сегодня я не могу уделить вам больше времени. Мне нужно срочно уехать… Она выпроводила их весьма стремительно и ловко. Но последние слова Авроры буквально застряли в его мозгу. — Насть, я не смогу тебя отвезти, — сказал он решительно. — Мне надо кое-куда съездить. Вызову тебе такси. Десять минут спустя Арсений ждал Аврору у выезда на шоссе. Ждал, не желая даже себе самому объяснять, почему так хочет знать, к кому она столь отчаянно спешила. А еще через полчаса, со стремительно оборвавшимся сердцем, он наблюдал, как Аврора ведет к своей машине крепко державшую ее за руку маленькую девочку. Но кто, черт побери, был ее отцом?.. * * * Дочь выглядела непривычно хмурой. Для гиперактивной и подвижной Леси, каковой она была обычно, это казалось по меньшей мере странным. Даже не вертелась по сторонам, не сыпала кучей вопросов. Просто покорно шла рядом и лишь ее маленькая ладошка подрагивала в моей руке. Не выдержав, я остановилась. Повернула дочку к себе и спросила, стараясь зайти издалека: — Ты чего такая невеселая? Она неопределенно мотнула головой, отчего ее длинные хвостики, с которыми мы сегодня пошли в садик, взметнулись, словно тоже выражая свое молчаливое недовольство. Я подавила тяжелый вдох, грозящий вырваться наружу. Ну что, блин, за день сегодня такой? Сначала бывший муж, чтоб ему сейчас икалось, приперся вместе со своей невестой и так пристально осматривался вокруг, что это стало меня нервировать; теперь вот Леська, которую я утром отдала в садик вполне веселой, а получила назад в прямо противоположном настроении. От грустной мордашки дочки самой захотелось буквально завыть. — Не расскажешь? — мягко уточнила я. — Жалко. Мне в детстве очень хотелось поделиться с мамой всем на свете, но увы… Леся испуганно вскинула голову. Маленькие ручки сомкнулись вокруг меня, словно ей стало страшно, что я вдруг исчезну. — Ты ведь меня не бросишь? — спросила она и сердце мое с мучительным стоном оборвалось. — Никогда не бросишь? Я подхватила дочь на руки, хотя это было и нелегко для моей весьма хрупкой комплекции. — Лесь, ты чего? — спросила, не скрывая от нее беспокойства. Она шмыгнула носом. — Ты опоздала… они сказали, что ты можешь за мной не прийти… Я впала в ступор. Захотелось развернуться, зайти обратно в садик и просто порвать на кусочки того, кто посмел наговорить моему ребенку подобной ереси. — Солнышко, ко мне клиенты приехали, — попыталась я объяснить. — Прости меня. Я спешила к тебе, как могла. — Ладно уж, — буркнула дочь себе под нос. Но я не собиралась так быстро оставлять эту тему. — Кто тебе вообще внушил эту ерунду? Другие дети? — Угу. Я все же тайком вздохнула. Как же сложно порой объяснить ребенку некоторые вещи… Как же страшно, что не всегда можешь защитить его от чужой жестокости! — Знаешь что? — решительно сказала я. — Тебе не нужно их слушать и тем более — обижаться. Просто они расстроены, что их до сих пор не забрали их мамы и папы и поэтому им захотелось, чтобы тебе тоже было плохо. — Глупо это… — фыркнула Леся себе под нос. — Глупо, конечно, — согласилась я. — Но так бывает. Главное — ты всегда должна помнить, что у меня никого дороже тебя нет. Она уткнулась макушкой мне в подбородок и я развернулась, готовясь открыть машину и устроить дочь на заднем сидении. — А давай мы поднимем себе настроение, — предложила я, опуская ее на землю. — Съездим в центр, купим тебе Эльзу, а потом объедимся чем-нибудь вкусным… — Привет, — вмешался вдруг в мои прекрасные планы слишком хорошо знакомый голос. Я мгновенно похолодела. Что этот козел тут вообще делал? А Леська уже с любопытством его разглядывала. Как и он — ее. Мне тут же захотелось встать между ними, отгородив дочь от того, кто не заслужил даже простого права на нее смотреть! — Привет, — между тем охотно откликнулась Леся. Я медленно подняла глаза на Богданова и холодно отчеканила: — Привет и пока. Мы уже уезжаем. Слава богу, теперь можно было себя не сдерживать. Не прятать неприязнь за вежливыми улыбками, не прикрывать ширмой из пустых слов истинные чувства. Хотя воспоминание о том, как пнула ему под ноги грабли, и сейчас вызывало в душе чувство мстительного довольства. Я распахнула заднюю дверь машины и уже собиралась посадить дочь внутрь, но Леська вдруг чересчур заинтересовалась Арсением, словно почувствовала, что это не просто случайный мужчина. — А вы кто? — спросила она, внимательно на него глядя. — Вы знаете маму? Он перевел на меня взгляд. В его глазах плясали черти, но на самой глубине чудилось что-то еще. Тоска… очень хорошо знакомая мне тоска. — Да, я знаю твою маму, — размеренно ответил он. — Меня зовут Арсений. А тебя? Глаза дочери удивленно округлились. — Ух ты! — выпалила она. — У вас имя прямо как… По моему позвоночнику прокатилась ледяная волна. Она же сейчас ляпнет непоправимое! — Как у одного нашего знакомого мальчика! — поспешно перебила я. Но Арс уже что-то учуял. Это я видела по его раздувшимся ноздрям и прищуру, в котором читалось подозрение. — А какая у вас фамилия? — продолжала свои расспросы Леся. Мне пришлось снова вмешаться. — Лесь, невежливо спрашивать такие вещи… — Богданов, — перебил меня бывший муж, отчего мгновенно словил на себе уничижительный взгляд. — Нам пора, — повторила я, думая только о том, как поскорее уехать от Арсения прочь. И сбить тем самым градус любопытства дочери к этому мерзавцу. По совместительству — ее папаше. — Я слышал, что вы едете в центр, — внезапно выдал он с наимилейшей улыбкой, которую мгновенно захотелось стереть с его лица хорошенькой пощечиной. — Мне тоже туда надо. Можно с вами? — Можно! — радостно решила дочь раньше, чем я успела открыть рот. И мгновение спустя была вынуждена с округлившимися глазами наблюдать, как они вдвоем устраиваются на заднем сидении моей, на минуточку, машины. — Ты труп, — шепнула я Богданову, склоняясь над ним с таким видом, будто собираюсь закрыть дверь. Он проворно схватил меня за локон, заставляя задержаться в опасной от него близости. — У тебя все те же духи, — выдал внезапно то, что я никак не ожидала услышать. Говорил при этом таким тоном, словно это была какая-то наша тайна на двоих. Стиснув зубы, я дернулась, вырывая волосы из его захвата. Жаль, что нельзя было вот точно так же выдрать из души и памяти все, что было связано с этим человеком. Пытаясь взять себя в руки и не думать о том, что на заднем сидении у меня находится практически бомба замедленного действия, я села за руль. Нужно просто немного потерпеть. Вот доедем до центра и там я быстренько найду способ от него избавиться. Но вышло все, конечно же, совсем не так. * * * Уже находясь в дороге, я поймала себя на мысли, что все же стоило избавиться от Арса любой ценой. Конечно, мне было не тягаться с ним физически и силой вытащить его из машины вряд ли получилось бы, но уж заорать на всю улицу я, конечно же, могла. Почему же не стала?.. Бросив взгляд назад, призналась себе — потому что, естественно, не хотела пугать криками дочь. К тому же, мне нужен был этот заказ, а следовательно, устраивать громкие сцены было совсем не в моих интересах. Ну и главное — бывший муж попросту застал меня врасплох. Я никак не ожидала ни его появления, ни подобных выкрутасов с запрыгиванием ко мне в машину. Когда первоначальная тревога от его присутствия улеглась, я вынуждена была признать, что Арсений ведет себя поразительно тихо и никаких неудобств, в общем-то, мне не доставляет. А когда я в очередной раз бросила взгляд в салонное зеркало… сердце и вовсе защемило от представшей передо мной картины. Леся играла во что-то на планшете, а Арс, склонившись к ней, вовсю подсказывал, что делать. В этот момент они были так похожи на отца и дочь — самую обычную семью — что я едва не взвыла от тоски по своим прежним мечтам. Ведь у нас все именно так могло и быть… Если бы мой бывший муж не оказался сволочью, которую волновали только деньги. И не просто волновали — ради них он вышвырнул меня прочь из моего же собственного дома! Вот о чем мне стоило думать сейчас. Вот о чем стоило помнить и никогда не забывать! Я сцепила зубы и крепче впилась пальцами в руль. Этот человек лишил меня всего, а я, глупая, не могла ему простить главным образом не того, что, будучи беременной и как никогда уязвимой, оказалась на улице ни с чем, а того, что его любовь была лишь плодом моего воображения. В конце концов, я сумела встать на ноги. Сумела зарабатывать достаточно, чтобы содержать себя и дочь. Не сумела другого — найти кого-то, кого смогла бы полюбить так же, как того, кто не заслуживал даже мизерной капли моей любви. Не сумела найти человека, который смог бы соперничать с тем, кто был, как выяснилось, лишь плодом моего воображения. Или просто ловким манипулятором. — Поворот, — раздался с заднего сиденья голос Арсения. Я с досадой закусила губу, потому что, задумавшись, едва не проехала мимо нужной развязки. Но признавать этого перед ним не хотелось категорически. — Знаю, — буркнула в ответ, спешно включая поворотник. А десятью минутами позже уже парковалась в центре. — Ну, пока, — попрощалась коротко с Арсом, когда все выбрались из машины, и, взяв дочь за руку, решительно повернулась, чтобы уйти. Его голос догнал нас раньше, чем мы успели сделать хоть шаг. — Ава, постой! Можно мне составить вам компанию? Я сделала глубокий вдох и, даже не оборачиваясь, отчеканила: — Нет. — Мам, ну почемууу? — расстроенно захныкала рядом Леся. Будь моя воля — я бы сейчас расписала бывшему мужу все лицо багряными красками за то, что так легко и стремительно влез моему ребенку в душу. Как когда-то и мне самой. Я развернулась к нему с выражением неприкрытого вызова на лице и ответила дочери, хотя смотрела при этом на Арсения: — Потому что у дяди свои собственные дела. Его ждут в другом месте. Не так ли, Арс? Наши взгляды схлестнулись. Он, конечно же, понял, кого я имею в виду. Но на привлекательном лице не отразилось ничего, кроме легкой досады. — Мам, но он же сам хочет, — дернула меня Леся за руку, привлекая к себе внимание. — Значит, его никто не ждет. — Или он просто забыл, что его ждут, — произнесла я с нажимом, не сводя глаз с Арса. Он поднял вверх руки, словно капитулировал. — Я тебя понял, — произнес глухо. — Вот и прекрасно. Прощай. Не без усилий я утянула Лесю прочь, но она продолжала оглядываться на Арсения, словно и правда чувствовала что-то такое, что вопреки всякой логике ее к нему притягивало. — Ну что, в магазин? — бодро поинтересовалась я. Но дочь, похоже, уже полностью потеряла интерес к кукле, которую так сильно хотела еще совсем недавно. — Угу, — только и буркнула она в ответ. Мы прошли по ярко освещенной фонарями, вечно шумной центральной улице и занырнули в магазин игрушек. Я надеялась, что Леся отвлечется, оказавшись среди всех этих сокровищ, но дочь выглядела по-прежнему понурой. Поэтому на кассе мы оказались довольно быстро. — Извините, но терминал временно не работает, — сообщила мне кассир, когда я достала карточку, чтобы расплатиться. — Только наличные. Снова захотелось взвыть. Наличных у меня при себе не было. Ну почему, почему сегодня шло наперекосяк все, что только можно? — Отложите эту куклу, пожалуйста, — попросила я, усилием воли беря себя в руки. — Мы сейчас сходим к банкомату… — Я заплачу, — раздался позади ненавистный голос. Леся тут же радостно встрепенулась, а я, даже не посмотрев в сторону говорившего, холодно отрезала: — Не надо. Но Арс уже протягивал деньги, а кассир выбивала чек. Из магазина мы вышли молча. Оказавшись на улице, я, не скрывая раздражения, обратилась к бывшему мужу: — Ты русский язык понимаешь вообще? Что тебе неясно в самой простой фразе «не надо»? Он явно не ожидал от меня такой реакции. Стоял, неотрывно глядя мне в лицо, но так, словно видел впервые. — Мам, ты чего? — испуганно подала голос дочь. Арсений же, не сводя с меня взгляда, размеренно произнес: — Извини, если тебя это задело. Я просто хотел помочь. Ответом я его не удостоила. Молча отвернулась, намереваясь на сей раз уйти без излишних прощаний. — Если хочешь, я просто вычту эту сумму из счета за твои… услуги. Я презрительно поморщилась: — Буду весьма признательна. И, не теряя больше времени на диалог с тем, кого не могла даже видеть, повела притихшую Лесю в противоположную сторону, но спиной при этом продолжала чувствовать на себе взгляд бывшего мужа. * * * Пару дней спустя я спешно собиралась на репетицию свадьбы моего бывшего с его нынешней. Цветы уже были отправлены на место назначения, и зал для будущей церемонии, которая должна была пройти в помпезном особняке, ожидал только моего прибытия. У меня же все прямо с утра пошло наперекосяк. Садик, куда я повезла, как обычно, Лесю, внезапно оказался закрыт на карантин. Вариантов, с кем оставить дочь на время работы, у меня попросту не нашлось. Помощница, трудившаяся со мной вместе в теплице, как назло именно сегодня отпросилась по своим собственным делам. Мне не осталось ничего иного, кроме как взять Лесю с собой. И это решение обернулось в итоге роковой ошибкой. — Посиди тут тихо, ладно? — попросила я дочь, усаживая ее в комнате, смежной с той, где должна была пройти репетиция свадьбы, а впоследствии и сама церемония. Здесь, среди отправленных мной ранее цветов и прочей мелочи, которая нужна была для украшения зала, я могла оставить ребенка со спокойной душой, тем более, что по ходу работы постоянно забегала в это помещение и имела возможность удостовериться, что все в порядке. И до поры, до времени все шло как надо. Не получив никаких конкретных указаний и памятуя о том, что невеста не может выбрать между розами и лилиями, я попросту скомбинировала в украшении зала и то, и другое. И как раз с чувством хорошо выполненной работы оглядывала плоды своих трудов, когда в помещении показалась Анастасия. — Ооо, — выдохнула она восторженно, озираясь по сторонам. — Аврора, здесь просто чудесно! Я улыбнулась, довольная ее похвалой. Заметила при этом не сразу, что появилась Анастасия не одна. Арс вошел следом за ней, но держался на заметном расстоянии от меня. Я сразу уловила в нем перемену — в мою сторону бывший муж не взглянул ни разу. Внутри что-то царапнуло. Конечно, его демонстративная отстраненность была только к лучшему для всех нас и все же… Мне вдруг отчего-то резко сделалось холодно. Словно в теплую комнату внезапно ворвался ледяной ветер, мгновенно выстудивший тело и душу. — Если все готово, то давайте начнем, а то у меня мало времени, — сухо произнес Арсений, ни к кому конкретно не обращаясь. — Конечно, милый! — тут же покладисто откликнулась его невеста. А мне вдруг стало горько. Я ведь когда-то была вот такой же, как она — наивной, преданной дурочкой, готовой ради этого мужчины на все. А теперь наблюдала со стороны, словно глядя в кривое зеркало, как другая тесно льнет к нему, доверчиво заглядывает в глаза… Наверно, я сильно переоценила себя, когда решила, что смогу спокойно работать на этой свадьбе. Не смогла. Не сумела побороть призраков прошлого. Не получилось оставить позади боль от его предательства. Не выходило спокойно смотреть, как он собирается вступить в новую жизнь с кем-то… не со мной. — Начинаем! — раздался чей-то нарочито веселый голос — видимо, это был ведущий церемонии. Я тут же отступила, намереваясь юркнуть в соседнюю комнату и, забрав дочь, уехать подальше от чужого праздника. Но едва раздались первые звуки свадебного марша, как дверь, за которой я собиралась скрыться, распахнулась, и оттуда пулей вылетела Леся. Но самым страшным было даже не это. А ее крик, который буквально прибил меня к полу. — Папа, не женись на ней! 5 Меня словно ледяной волной окатило — с головы до самых пяток. В мозгу хаотично заметались бестолковые мысли: как? Откуда? Когда?.. Но медлить было нельзя. Крик Леси шокировал абсолютно всех — словно в немом кино люди застыли в разных нелепых позах там же, где стояли, с комично вытянувшимися лицами или округлившимися ртами. А я чувствовала себя так, словно меня вновь парализовало. Знала, что нужно сделать шаг, что нужно хватать дочь и срочно бежать отсюда и… не могла. Но когда Арс наконец пошевелился, грозно сдвинув брови, это подбросило с места и меня саму. Я быстро подбежала к Лесе и попыталась улыбнуться, но губы нервно, безнадежно дрожали и улыбка наверняка выглядела припадочно. И все же я, собрав остатки сил, выдавила из себя слова, стараясь говорить таким тоном, словно все это какая-то шутка. — Лесь, ты чего это такое придумала? Это не… — Я все знаю! — выкрикнула дочь, но я крепко сжала ее руку, требуя замолчать, и голос ребенка упал до шепота, но она все же упрямо повторила: — Все знаю… Нужно было срочно действовать. Не стоять тут истуканом, позволяя этой трагикомедии продолжаться, а решительно со всем заканчивать. — Она ошиблась, — громко и решительно заявила я. — Извините нас, мы уже уходим. Подхватив дочь на руки, я кинулась к двери, но Арс уже спешил нам наперерез. — Стой, Аврора! Нам надо поговорить! На мое счастье, его перехватила, в свою очередь, Анастасия, которая голосом, полным истеричных нот, вопросила: — Арсюша, что происходит?! Это дало мне возможность быстро сбежать по лестнице и добраться до своей машины. Ощущение непоправимой беды и бесполезности этого побега давило к земле, но я упрямо тащила свое тело к цели — к старой Октавии, на которой смогу скрыться подальше от бывшего мужа. — Леська, Леська… — бормотала я, пытаясь попасть трясущимся пальцем по нужной кнопке на ключе, чтобы открыть машину. — Что ты натворила? Зачем… Меня трясло. Так трясло, что в какой-то момент показалось — ноги сейчас действительно вновь откажут. Поэтому не осталось ничего иного, кроме как отпустить руку дочери и панически схватиться за капот машины в поисках опоры. И в этот момент дочь сорвалась с места. С застрявшим в горле криком я беспомощно смотрела, как она убегает… и попадает прямиком в руки Арсения, бежавшего в нашу сторону. Мне захотелось умереть. Прямо здесь, на этом месте. Умереть от невыносимости ситуации, в которой я буквально на глазах теряла своего ребенка. Арс подвел дочь ко мне и я подняла на него глаза, полные ненависти. — Ничего не хочешь объяснить? — спросил он со спокойствием, настолько резонирующим с тем, что творилось у меня самой внутри, что моя рука машинально взметнулась и сделала то, что следовало сделать еще много лет назад, когда этот человек выкинул меня на улицу, как собаку! Я влепила ему хлесткую пощечину. — А ты не хочешь просто исчезнуть из моей жизни навсегда? — парировала сквозь зубы. Его взгляд метнулся вниз — туда, где стояла Леся. — Лесь, сядь в машину, — скомандовал он решительно. А я задохнулась от нового приступа гнева. Ну надо же, какой заботливый папаша! — Не командуй моим ребенком! — зло огрызнулась я. Но он не удостоил меня и взглядом. Усадил Лесю на заднее сиденье, а потом, развернувшись ко мне, одним ловким движением закинул меня на плечо и понес в сторону особняка. Я потрясенно повисла на нем, пытаясь поставить обратно на место свой мир, который перевернулся с ног на голову во всех возможных смыслах. — Пусти меня! — потребовала, наконец придя в себя, и замолотила по его спине кулаками со всей злостью, которая меня буквально разрывала изнутри. — Пусти, говорю! — Пущу, когда успокоишься и будешь в состоянии нормально поговорить, — невозмутимо откликнулся он. Я забарабанила по его спине сильнее. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты и так все у меня уже забрал! Все… Приступ гнева вдруг сменился слезами. Я с ужасом поняла, что жалобно всхлипываю и того и гляди разрыдаюсь прямо на плече у этого мерзавца. И тут он остановился. Знакомым движением, как это было уже однажды, бережно опустил меня на скамью в саду. Я тут же огляделась, пытаясь понять, где моя машина — она была в зоне видимости. А вот от особняка нас надежно скрыли деревья. — Успокоилась? — поинтересовался сухо Арс. Я наградила его презрительным взглядом. — Будем считать, что это «да», — констатировал он с прежним возмутительным спокойствием. — Итак, Аврора? Как прикажешь это все понимать? Я была полностью деморализована. Всем, что происходило — поступком дочери, настырностью бывшего мужа, собственными эмоциями по отношению к нему, которые с прошедшими годами, казалось, не только не угасли, а стали даже крепче, как хорошо выдержанное вино. Я была растеряна, снова оставшись один на один со своими бедами. Не хотелось говорить. Не хотелось двигаться. Ничего вообще не хотелось — только исчезнуть. Исчезнуть, раствориться в пространстве и не видеть того, как идет трещинами моя с таким трудом налаженная жизнь. Было так просто сломаться сейчас… но я вновь подняла на Арса взгляд. И эта встреча лицом к лицу с тем, кто сломал мою жизнь и разрушил меня саму, удивительным образом дала живительный эффект. Я смотрела в его глаза и вспоминала все, на что он меня обрек. Смаковала в памяти каждый трудный, болезненный миг. Переживала заново уже, казалось бы, пережитое, чтобы ощутить изнутри мощный всплеск решительности: я не позволю ему снова влезть в мою жизнь и пустить ее под откос. И не могло быть даже и речи о том, чтобы сказать ему правду. Если много лет назад он так и не понял, что я была беременна или попросту наплевал на это, то теперь я буду до последнего бороться за то, чтоб он держался подальше от моего и только моего ребенка. Просто потому, что от него можно было ждать чего угодно. А единственным смыслом в своей жизни я рисковать категорически не собиралась. — Что ты хочешь понять? — спросила холодно. Он прибил меня к скамье тяжелым взглядом, но я, пусть и с огромным усилием, его парировала. — Кто отец Леси? — спросил он прямым текстом. Я уже знала, как ему солгать. — Не ты, — отрезала категорично. — По-моему, это все, что тебе нужно знать. Так что если мы закончили… Я попыталась подняться со скамейки, но Арс положил руки мне на плечи и пришпилил меня обратно к спинке, словно бабочку к доске. — Почему тогда она решила, что я — ее отец? Взгляд темных глаз пронизывал насквозь. Я невольно рассмеялась, не тая горечи, от воспоминания о том, как когда-то под ним таяла. Когда-то… не теперь. — У Леси нет отца, — ответила я и твердо добавила: — Как любой ребенок, у которого его нет, она готова увидеть его едва ли не в любом мужчине. — Вот как? — вздернул он бровь. — Даже в первом встречном? Я усмехнулась ему в лицо. — Как хорошо, Богданов, что ты трезво оцениваешь свою роль. На его лице заходили желваки от того, как крепко он стиснул челюсти. Но чего иного он хотел? Он давно был мне никем. И таковым будет и для моей дочери. — И ты хочешь убедить меня… — процедил он угрожающим тоном, — что Леся кидается на всех подряд мужчин и называет их «папами»? Не обесценивай свою дочь, Аврора. Она вовсе не показалась мне настолько глупой! — Хочешь — верь, хочешь — нет, но мужчины рядом с нами появлялись нечасто, — парировала я. — А ты был к ней добр, купил куклу… вот она и увидела то, чего нет. Вот и все, Богданов. Все просто. И обсуждать больше нечего. Я попыталась скинуть его руки со своих плеч, но он держал крепко. Скользнув взглядом по моему лицу, насмешливо заметил: — Ты еще и воображаешь, будто я поверю, что ты все эти годы монашкой жила? Я по-твоему идиот, Ава? Он презрительно рассмеялся и вскипевшая от этого внутри злость дала мне сил на то, чтобы с остервенением сбросить его руки со своих плеч и встать на ноги. — Если ты притащил меня сюда, чтобы оскорблять, то иди-ка ты к черту, Арс, — процедила сквозь зубы и сердито зашагала прочь. Но на полпути обернулась, вспомнив кое-что еще. — И знаешь что? Ищи другого флориста для своей свадьбы. Я лучше буду голодать, чем возьму твои чертовы деньги! Или лучше сказать, что это мои деньги? Его лицо потемнело. Этого мне было достаточно, чтобы с чувством последнего слова за собой уйти прочь, больше не оборачиваясь. — А где папа? — спросила Леся, когда я, пристегнув ее, села за руль и завела машину. — Он тебе не папа, — строгим тоном, какого почти себе не позволяла, отрезала я. — И нам с тобой предстоит выяснить, откуда ты вообще взяла подобную глупость. Я сдала назад и, развернувшись, выехала за пределы территории особняка. Дочь на заднем сидении угрюмо молчала, но я не собиралась оставлять эту тему так просто. — Ну? — произнесла я требовательно. — Объяснишь, как ты до такого додумалась? Я ожидала с ее стороны хоть какого-то раскаяния, но вместо этого она зло кинула: — Ты меня обманула! Это звучало странно. Дочь говорила с такой убежденностью, что по спине у меня пробежал холодок дурного предчувствия. — И с чего же такие выводы? — спросила я, стараясь говорить спокойно. — Он сказал, что его фамилия Богданов! Арсений Богданов! Я нашла свое свидетельство о рождении — у папы такая же фамилия и имя! Я так оторопела от услышанного, что с трудом вписалась в поворот. Господи! Как же я могла так облажаться? Много лет назад я действительно вписала в ее свидетельство настоящее имя отца. Я никогда не думала, что он вновь появится в нашей жизни после того, что сделал. Я сглупила, полагая, что они никогда не встретятся. И что моих словесных похорон этого гада будет достаточно, чтобы дочь о нем больше не думала. Дура! Дура, дура, дура!!! Я сделала глубокий вдох, пытаясь найти выход из собственной лжи. И наконец его нащупала. — Ты ошиблась, — сказала я дочери, стараясь говорить естественным тоном. — Этот человек — всего лишь однофамилец твоего отца. Так бывает. Эти имя и фамилия вовсе не редкие… — Ты меня дурочкой считаешь! — с открытым обвинением выкрикнула дочь, почти повторив недавние слова своего отца. От ее всхлипа, раздавшегося следом, у меня оборвалось сердце. — Я все видела! Как он на тебя смотрел! Как ты на него реагировала! — Тебе показалось, — произнесла я помертвевшими губами. — Ты меня обманула! — повторила Леся упрямо, а от ее следующих слов мне захотелось разрыдаться. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Я подавила застрявшее в горле рыдание. Господи, да за что же мне все это? Что я плохого сделала в своей жизни, чтобы все это получить? Жизнь снова пошла трещинами, и замазывать их оказалось просто бесполезно — новые появлялись гораздо быстрее, чем я латала старые. А когда через пару дней Богданов появился на пороге моего дома… показалось, что я иду какой-то дорогой необратимости. — Я намерен сделать тест на днк, — заявил он таким тоном, что стало ясно — мое мнение на этот счет не волновало абсолютно никого. * * * Днем ранее Кто-то громко, настырно молотил кулаками по двери — так, что Арсению стало казаться, будто стучат по его собственной голове. Он разлепил глаза, обнаружив себя сидящим в кресле, где, по видимости, незаметно для себя и уснул. Рядом, на столике, валялся его телефон, на экране которого отражалась куча пропущенных, и стоял бокал, ясно говоривший, что именно являлось спонсором его спонтанного сна. — Арс! — раздался крик из-за двери в довесок к стуку. — Я знаю, что ты дома! Он поморщился, неохотно поднимаясь на ноги. Мир перед глазами заплясал, предметы слились в одном безумном хороводе. Ну и нажрался же он, похоже, накануне! Когда все встало наконец обратно на места, ему удалось добраться до двери. Этот раздражающий стук отдавался в его голове перекличкой с невидимым дятлом. — Прекрати орать! — рявкнул он, распахивая дверь, за которой, конечно же, обнаружилась его невеста. Она окинула его ошарашенным взглядом с головы до пят. Он коротко усмехнулся — таким помятым Настя его еще явно не видела. Что ж, пусть привыкает. Потом для нее не будет сюрпризом, когда прекрасный принц превратится в чудовище под гнетом бытовухи, которая никого не щадит. — В чем дело? — спросил он снова, когда она так и не сказала ни слова, только молча на него пялилась, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба. После его вопроса она сердито ворвалась в квартиру с решительностью, какой он прежде в ней не замечал. Впрочем, чему удивляться? Он ведь и не хотел видеть ее настоящую. Он искал в ней свое утерянное. — Это ты мне объясни, в чем дело! Исчез с репетиции свадьбы после той… сцены, не отвечаешь на звонки! Тебе не кажется, что я заслуживаю каких-то объяснений насчет всего этого?! Нет, ему не казалось. Она, естественно, этого заслуживала. Вот только что он мог объяснить ей, если и сам ни черта не понимал? — Мне известно не больше твоего, — безразлично развел он руками. Конечно, будущему счастливому мужу стоило совсем иначе разговаривать с женщиной, которую сам же и выбрал в жены. Он должен был оправдываться, должен был, вероятно, просить прощения… Но Арсению хотелось только одного — чтобы его оставили сейчас в покое. Настя обвела взглядом его гостиную, скользнула глазами по пустой бутылке, валявшейся прямо на полу… На ее лице отразилось такое разочарование, что ему стоило бы встревожиться. Но и этого он не испытывал. — Ты что, пил? — расстроенно спросила она. Он прошел обратно в комнату, оперся спиной о стену и, скрестив на груди руки, насмешливо ответил: — А что, не видно? Показалось, что его ответ ее словно бы подкосил. Она упала в кресло, в котором он недавно спал, и уронила голову на руки. Арсений потрясенно смотрел, как ее плечи начинают нервно содрогаться. Она что, плакала? — Эй, что такое? — неловко поинтересовался он, подходя ближе и касаясь ее плеча. — Ты посмотри на себя! — всхлипнула она. — Ты только вдумайся, как ты со мной разговариваешь! Я твоя невеста, а такое чувство, что значу для тебя не больше, чем грязь под ногами! Его мигом захлестнуло угрызениями совести. Она была права. Он вел себя по-свински — так, словно их ничего не связывало. Словно был ей ничего не должен. Конечно, она была разочарована. Но он ведь и не обещал ей любви до гроба. Не клялся дать то, чего не мог. Потому что уже отдал однажды. Потому что исчерпал собственную душу, собственные чувства. Она не была в этом виновата, но встреча с Авророй перевернула все. Он вдруг увидел, что подобие никогда не станет оригиналом, как бы ни пытался он его маскировать под нужный ему образ. — Прости меня, — сказал искренне. — Прости. Но я действительно и сам ничего не знаю. Аврора сказала, что это не моя дочь. Вот и все. Настя подняла голову, уставилась на него удивительно проницательным взглядом. — Кто она тебе? Что между вами было? Он, наверно, мог бы соврать. Мог пойти на этакую ложь во благо. Возможно, именно этого даже Настя от него хотела. Но Арсений, не раздумывая, сказал честно: — Ава — моя бывшая жена. Настя мгновенно побледнела, с ее лица стремительно слетели все краски. — Значит, это реально может быть твоя дочь! — выкрикнула она истерично. Он горько рассмеялся. Если бы все было так просто… — Мне нужно… подумать обо всем этом, — выдавила из себя его невеста, поднимаясь на ноги. Он поддержал ее за локоть, когда она покачнулась. — Я не уверена… мне кажется… что нам, возможно, не стоит… торопиться со свадьбой. Ее взгляд ищуще блуждал по его лицу. Он понимал, чего она ждет — возражений. Попытки переубедить. Просьб, мольбы передумать… Он ничего этого не сделал. Не пошел на малодушную сделку со своей совестью. Лишь коротко кивнул: — Наверно, ты права. Дверь громко, почти надрывно хлопнула за ее спиной, когда невеста — возможно, уже бывшая — выбежала из его квартиры. Он же вернулся на то место, где накануне пытался поначалу уложить в голове все произошедшее, затем — забыться в янтарном дурмане, в котором искал спасения от беспокойных мыслей… Но теперь они снова были с ним. Снова шевелились внутри, разъедая сознание, бередя душу… Сомнения. На него снова накатывали сомнения относительно того, что он сделал семь лет назад. Душили, медленно убивали, как уже это было однажды. * * * Пять лет назад Он сидел в машине, в сотый раз проверяя адрес, по которому приехал. И в сотый же раз спрашивал себя — не зря ли? Возможно, Аврора даже не захочет с ним говорить. Наверняка кинет ему в лицо, что эту возможность он упустил еще два года тому назад. Но два года тому назад ему все казалось кристально ясным. Два года тому назад он был подобен раненому зверю, готовому убивать, но не думать. Настолько отравленному своей болью, что не допускал даже мысли о том, что все могло быть ошибкой. Подставой. Эти мысли пришли позже. Гораздо позже, когда лежал в своей одинокой постели и не мог отделаться от воспоминаний о женщине, которая его предала. Не мог поверить, что это случилось на самом деле. Аврора… Нежная, трогательная, бесконечно ему преданная, как казалось. Пробравшаяся в душу, крепко державшая его сердце в своих маленьких ладонях. Долгими ночами он вспоминал все, что между ними было. Долгими часами задавал себе вопрос, с которого ему стоило начать в тот роковой вечер — неужели она действительно могла такое сделать? Он злился на себя, злился на нее. Злился на свою неспособность жить дальше. И, в конце концов, он стал ее искать. Ему понадобилось на это почти два года. Почти два года, чтобы найти, где она теперь. Вот только он вовсе не был уверен, что пришел по нужному следу. Никто не открыл ни на звонок в домофон, ни на стук в дверь, когда ему удалось оказаться в подъезде. Стоило, возможно, отступить, но он упрямо ждал. Ждал, сидя в машине, жадно вглядываясь в лица прохожих в поисках одного-единственного, самого желанного лица. И дождался. Сердце громыхнуло в груди, когда знакомая фигурка подошла к подъезду. Он уже отворил дверь автомобиля, готовясь бежать к ней, но тут за спиной Авроры появился еще один силуэт. Когда человек ступил в свет фонаря, Арсений прекрасно узнал его лицо. Замерев, он смотрел на то, как Аврора поворачивается к мужчине, как она ему улыбается. Как он склоняется к ней, чтобы поцеловать… Больше видеть этого он не мог. Сел обратно в машину, завел мотор и резко дернулся с места. Он так долго тешил себя надеждой, что все случившееся было неправдой, что почти в это поверил. Почти убедил себя, что всему есть простое объяснение. Даже тому, что казалось неопровержимым свидетельством ее предательства. Но нет, все было напрасно. Все его поиски, все его надежды… вся жизнь. Все худшее было правдой. Теперь он видел это собственными глазами. Что-то хрустнуло и руку разрезала внезапная резкая боль. Вынырнув из воспоминаний, среди которых безнадежно бродил, Арсений потрясенно посмотрел на свои пальцы, обагренные кровью и бокал, который, видимо, сжал так сильно, что тот попросту треснул. Чертыхнувшись, он прошел в ванную комнату, чтобы промыть порезы. Но мысли не оставляли. Мысли следовали за ним настырной, липкой тенью. Он что-то упускал. Тогда, пять лет назад, все казалось ему окончательно ясным. Теперь же… он не мог уложить в голове поступок девочки, назвавшей его отцом, и то, что говорила ему Аврора. У него не было сомнений — ребенок уверен, что он — ее отец. Но почему? Объяснения Авроры его ничуть не удовлетворяли. Он видел, что она хочет попросту от него отделаться. По поведению Леси было ясно — она считает, что ее отца зовут так же, как его. И, вероятно, знает что-то еще, поэтому при первой встрече спросила его фамилию. Но почему Аврора дала дочери его отчество? Какой в этом был смысл, ведь за все эти годы она ни разу не появилась, ни разу ничего не попросила? И где, черт возьми, был тот, с кем она должна была быть счастлива? Мог ли это быть действительно его ребенок? Он вспомнил, как доверчиво девочка к нему потянулась. Вспомнил, что сам при этом испытал что-то странное… Он хотел докопаться до истины, но пока даже не додумался выяснить, сколько Лесе лет. Яростное сопротивление Авроры, ее явное нежелание, чтобы он к ним приближался — все это било по нервам, задевало гордость, ранило душу, которую, казалось, давно выкинул за ненадобностью. Он почти отступил. Почти. Ровно до того момента, как Леся назвала его папой. Неловко бинтуя руку, Арсений пришел к единственно возможному выводу — ему нужно знать правду. И он ее узнает. Любой ценой. Хочет того Аврора или нет. 6 Последние дни меня просто вытрепали — морально и физически. Леся со мной не разговаривала. Я тоже не знала, как подступиться к самому родному человеку. Как бы это ни казалось просто со стороны, порой именно своим близким труднее всего открыть душу. С ними страшнее всего быть отвергнутой. А это я уже однажды проходила. Тогда, семь лет назад… Сложившееся положение меня убивало. То, что я не хотела, чтобы дочь плохо думала о своем отце, теперь обернулось против меня самой самым жестоким образом. А в мою новую ложь Леся и вовсе не поверила. И последнее, что мне было нужно в этой ситуации — это бывший муж, нарисовавшийся на моем пороге со своими весьма запоздалыми и от того наглыми, несусветными претензиями. — Ты намерен сделать тест… — повторила я размеренно. Напряжение последних дней, копившееся внутри, теперь стремительно перерождалось в злость и раздражение. И они же готовы были выплеснуться на причину всех моих несчастий, невозмутимо стоявшую передо мной, как скала. — А семейный кодекс ты читал? — поинтересовалась с сарказмом. — Загляни туда — говорят, весьма занимательное чтиво! И согласно ему, без моего разрешения никакие тесты ты делать не будешь! А этого разрешения я тебе никогда дам! Он склонился ко мне — высокий, сильный, такой притягательный когда-то… и такой угрожающий теперь. — Хочешь довести дело до суда? — спросил вкрадчиво. — Так я могу тебе это устроить… Я гневно толкнула его в плечо и от неожиданности он отступил на шаг назад. Тогда я вышла на порог сама и плотно прикрыла за собой дверь, чтобы дочь случайно не услышала этого разговора. Ветер взметнул растрепавшиеся пряди волос, зло бросая их мне в глаза, остервенело пробрался под теплый кардиган, в который я куталась, спасаясь от холода. Казалось, что все и вся сейчас против меня. Но я стояла на этом ледяном ветру, смотрела в глаза человеку, которого когда-то любила, а теперь ненавидела, и не намерена была ни уступать, ни отступать хоть на шаг. — Какого черта тебе от нас надо? — спросила, не скрывая своего отвращения. — У тебя давно своя жизнь — наверняка прекрасная и богатая благодаря всему, что ты у меня забрал! Ты семь лет обо мне и не вспоминал — не вспоминай и дальше! Беги к своей невесте, жируй на мои деньги и просто забудь о нас, Богданов! Просто оставь нас в покое! Моя злость, казалось, постепенно перетекла к нему. Его ноздри раздулись, на скулах заходили желваки. Я видела, как его руки, запущенные в карманы брюк, сжались в кулаки. Он был на грани, но мне было уже плевать. Что еще мне мог сделать этот мерзавец?! — Ты скрыла от меня дочь. Он процедил эти слова с холодностью, от которой душа уходила в пятки. Процедил надменно и обличительно, с полным осознанием своей власти и силы. — Она — единственное, чего ты не смог у меня отнять. И ты ее не получишь. Никогда! Слова сорвались с губ раньше, чем я сумела осознать в полной мере их смысл. Арсений оскалился — победно и торжествующе, мгновенно уловив мою промашку. — Значит, уже не отрицаешь, — подытожил он насмешливо. Я отвернулась, безнадежно махнув рукой. Какой уже был смысл продолжать дальше лгать? — Что тебе нужно? — повторила свой вопрос. Голос звучал устало и безжизненно. — Мне нужен тест. И если подтвердится, что Леся — моя… Я резко повернулась к нему лицом: — И что тогда? Отнимешь у меня и ее тоже? А потом, когда и она тебе надоест, выкинешь на улицу, как собачку?! Ты ведь так привык поступать с теми, кто тебе больше не нужен! Он с шумом выдохнул. Мои слова причиняли ему боль — я это видела. Но какое право он имел на эту боль после всего, что сам же и сделал?! После всего, что я из-за него пережила?! — У меня этого и в мыслях не было, — произнес Арсений твердо. — Я просто хочу знать правду… Я с горечью усмехнулась: — Какую, к черту, правду? Лесе шесть лет! А у меня, кроме тебя, никого не было! Какой еще правды ты ищешь?! Он замер. Смотрел на меня неверяще, сканировал взглядом, словно пытался отыскать ложь. — Из-за тебя она меня теперь ненавидит, — выдохнула я с болью. — Из-за тебя! Совершенно постороннего для нее мужика! Я перевела дух, жадно глотнула воздух, подавляя подступающую истерику. — Вот что я тебе скажу, Богданов, — решительно пошла я в атаку. — На твоей стороне деньги и власть, а на моей — правда. Если только посмеешь сделать что-то, чтобы забрать у меня дочь или настроить ее против меня… то я ей все про тебя расскажу. Я никогда не говорила о тебе плохо и теперь об этом жалею! И один только неверный шаг с твоей стороны — и она узнает все! Все, что ты сделал! Тебе ясно?! Он смотрел на меня долгое, слишком долгое время. Смотрел, словно оценивал — действительно ли я это сделаю. И, очевидно, наконец понял — мне уже нечего терять. — Ясно, — кивнул сухо. — Я не сделаю ничего против твоей воли. — Вот и прекрасно. А теперь убирайся отсюда! Он отступил. Отступил, но с таким видом, что было ясно — он отдал мне бой, но не войну. Но мне и этого было сейчас достаточно. Убедившись, что Богданов уехал, я зашла обратно в дом и наткнулась на ошарашенный взгляд дочери. Слышала ли она что-то? Видела ли, что ее новоявленный папаша приезжал? Я не знала. Но мне смертельно надоели эта выматывающая неопределенность и молчаливая обида. Отношение, которого я совсем не заслужила. — Иди на кухню, — скомандовала я нетерпящим возражений тоном. — Будем завтракать, а потом… поговорим. И весьма серьезно. — Ешь. Я поставила перед дочерью тарелку с кашей — даже сейчас пыталась ей угодить, сварив ее любимую манку. Но в ответ Леся лишь демонстративно отвернулась, не притронувшись к завтраку и пальцем. Я с болью закусила губу. Никогда не думала, что буду отвергнута собственным ребенком, вокруг которого выстроила всю свою жизнь. Ради которого все делала, ради которого не спала ночами и поднималась рано по утрам, даже когда совсем не было сил. И никогда — ни словом, ни взглядом — не показывала, как мне тяжело. Как трудно. Как я устала… А видимо, следовало. Возможно, тогда она хоть как-то меня бы ценила. — Не хочешь есть? — спросила с нарочитым спокойствием. — Тогда приступим сразу к разговору. Она сидела, уперев взгляд в стол. Маленькая, упрямая, безумно жестокая в своей обиде… и все равно такая ранимая. Моя девочка. — Это папа приезжал? — наконец буркнула она, послав мне взгляд исподлобья. — Не слишком ли рано ты его объявила своим папой? — ответила я вопросом на вопрос. — Он тебя признавать своей дочерью пока не торопится. Да, жестоко, зато это правда. Я берегла ее с самого рождения от всего дурного и что получила взамен? Лишь плевок в душу. После моей фразы Леся мгновенно вспыхнула, как спичка. — Это ты виновата! Ты его выгнала! Я прикусила щеки с внутренней стороны, борясь с нахлынувшими чувствами. Парализующей душу болью. Сводящей с ума обидой — такой кипящей, такой едкой, что с трудом удавалось держать и дальше ровный тон в этом невыносимо тяжелом разговоре. — В чем я перед тобой виновата? В том, что плохо тебя воспитала? Она уставилась на меня с широко открытым ртом. Я же пошла до конца. — Я всю жизнь все делала для тебя одной. Я много и тяжело работала, чтобы у тебя было все, что ты хочешь. А ты позволяешь себе так со мной говорить. А ты меня ненавидишь из-за совершенно незнакомого тебе человека! На последних словах голос все же сорвался. Не на крик — на жалобный, беспомощный плач. Сквозь застилающие глаза слезы мне показалось, что лицо дочери сделалось испуганным. Я никогда прежде при ней не плакала. Я оберегала ее от малейших тревог. — Мамочка, ты что… — пробормотала она едва слышно. Но я больше не собиралась строить из себя героиню, какой была все эти годы. Пора дочери было понять, что я тоже — живой человек. Не робот, удовлетворяющий все ее нужды. Не прислуга, выполняющая прихоти. — Ты знаешь, что у меня не было мамы, — проговорила я сдавленно из-за сковавшего горло кома. — Некому было заплетать мне косички, читать сказки на ночь, обнимать, когда мне плохо и страшно. Я росла, глядя на других детей, у которых мамы были. Но я никогда не упрекала ни в чем своего папу, потому что он делал для меня все, что мог. И я бы никогда не сказала своей маме, что я ее ненавижу. Я бы ее любила и берегла. И все на свете отдала, чтобы ее вернуть. Но это невозможно. Позади меня раздался торопливый топот. Знакомые хрупкие ручки обхватили мою талию. — Мамочка, прости… они обзывали меня… говорили, что я сиротка… Я слушала ее с тяжелым сердцем. Давящим грузом на душу легло понимание, что дочь не говорила мне всего, что с ней происходит. Почему? Разве не пыталась я делать все, чтобы между нами были доверительные отношения? Разве не вела себя так, чтобы она не боялась говорить мне все? — Почему ты мне не сказала об этом? — задала главный вопрос. А от ее ответа захотелось зарыдать — так невыносимо, что пришлось зажать себе рот ладонью, лишь бы не издать ни звука. — Я не хотела, чтобы тебе было грустно… Я прикрыла веки, борясь со слезами. Возможно, дочь понимала куда больше, чем я привыкла считать. — Почему тогда ты так себя вела? — поинтересовалась я. — Потому что ты меня обманула. А ведь у меня был папа… Я устало потерла глаза. Жизнь шла кувырком, и все, что казалось мне незыблемым, теперь дрожало, как мираж, грозящий в любой момент рассеяться. Я считала, что дочери достаточно одной лишь моей любви — и заблуждалась, как оказалось, даже в этом. Не могла и подумать, что ей настолько нужен был отец. Что она так сильно страдала от того, что его нет. Возможно, жизнь тогда сложилась бы иначе. Возможно, я отыскала бы в себе силы найти кого-то, кто заменил бы дочке человека, который не заслуживал называться ее папой. Но я больше никому не верила. Я считала, что могу все дать ей сама… и ошиблась. — Тебе стоило спросить меня о том, почему я тебя обманула, — сказала после паузы, вытирая соленую влагу с глаз. — И почему? — живо поинтересовалась она. — Потому что он плохо со мной поступил. — Как? Я серьезно задумалась прежде, чем ответить. В состоянии ли был шестилетний ребенок понять всю мою боль и все, с чем я столкнулась? Вряд ли. К тому же, правда, которую я от нее скрыла, сейчас оставалась моим единственным рычагом влияния на бывшего мужа. И пока было не время разыгрывать свой единственный и последний козырь. — Это наше с ним дело, — сказала в итоге дочери. — Но он очень сильно меня обидел. Я помедлила, взвешивая следующие слова. Богданов был ей нужен — даже будучи такой скотиной, он все равно оставался ее отцом. И отнять у дочери шанс обрести то, в чем она нуждалась, я уже попросту не могла. — Папа плохой человек? — спросила Леся, явно огорченная всем услышанным. И как мне следовало ответить на этот вопрос?.. Я не знала. — Во всех людях есть что-то хорошее, — сказала я, вспоминая долгие дни, когда лишь присутствие Арса рядом помогало мне вставать по утрам и бороться со своим недугом. — Может быть, с тобой он будет хорошим. Но если он тебя обидит… — Ты его прогонишь? — Прогоню, — пообещала твердо не столько дочери, сколько себе самой. Я не для того пережила все, что на меня свалилось, чтобы теперь позволить бывшему мужу испортить жизнь еще и моей дочери. С тех пор прошло семь лет, но время не помогало — ни забыть болезненные моменты, ни залечить ноющие раны. Прошло семь лет… а я помнила тот страшный вечер и все, что за ним последовало, в мельчайших деталях до сих пор. * * * Семь лет назад — Спасибо, что приютила. Аврора сидела на чужой кухне — потерянная, разбитая, униженная. Сидела, беспомощно впиваясь пальцами в кружку с чаем, которую перед ней поставили. — Да ерунда, — отмахнулась со снисходительной улыбкой Кристина, которую Аврора считала своей подругой. Но при этом даже не оторвала взгляда от телефона, на экране которого она что-то листала наманикюренным пальчиком. Они познакомились на одной из светских вечеринок, куда Аврора стала сопровождать мужа, как только сумела встать на ноги. Кристина была приветлива и улыбчива, а Аврора — очень нуждалась в чьей-то дружбе. После той роковой травмы даже те немногочисленные друзья, которые у нее имелись, постепенно исчезли из ее жизни. А может, она сама их оттолкнула, замкнувшись в своей беде, обозлившись на весь мир. Теперь же мучительно пыталась обрастать новыми связями, училась впускать кого-то нового в свою жизнь. Просто ей очень хотелось соответствовать мужу. Ей хотелось ради него блистать. Хотелось, чтобы Арсению не было стыдно за ее неспособность налаживать с людьми контакт. Она зябко поежилась от холодного, царапающего чувства. Ей так нужна была сейчас чья-то поддержка, но Кристине, казалось, не было до нее абсолютно никакого дела. Смартфон в данный момент представлял для подруги куда как больший интерес. Аврора огорченно потупилась, сосредоточив взгляд на ароматном напитке перед собой. Пахло приятно — клубникой со сливками, но ей никак не удавалось протолкнуть в себя хоть глоток. Тяжесть всего случившегося давила. Давила на виски, грозясь расколоть надвое усталую голову, давила на сердце, которое безостановочно ныло, давило на душу, в которой бушевало настоящее цунами из неверия и обиды. Все казалось — это просто какая-то дурацкая шутка. Все ждалось — вот сейчас муж позвонит и скажет, чтобы она, глупая, возвращалась домой. Но телефон молчал, безмолвно свидетельствуя о ее ненужности. Молчал, делая весь этот кошмар реальностью. Слезы подступили к глазам. Аврора поднялась из-за стола, так и не притронувшись к чаю и тихо сказала: — Крис, спасибо за чай. Но мне наверно лучше отдохнуть. Подруга наконец подняла на нее глаза, словно только сейчас вообще заметив ее присутствие. — Эй, ты чего приуныла-то? — спросила она, наконец проявляя хоть какой-то интерес к гостье. — Уверена, вы скоро помиритесь. Да я тебе зуб даю — Арс прямо с утра сюда прискачет и будет мне в дверь барабанить, требуя тебя вернуть! Крис беззаботно рассмеялась, демонстрируя непоколебимый оптимизм. А Авроре так хотелось поверить в то, что она говорила. Так хотелось схватиться за чужое заблуждение, поймав его, как призрачную птичку за хвост, и не отпускать. Но это была неправда. Поэтому она сказала, больше пытаясь убедить в этих чудовищных словах саму себя, нежели Кристину: — Он не приедет, Крис. Он… Голос вдруг иссяк, как иссякли и последние силы, чтобы держаться. Аврора упала обратно на стул и отчаянно всхлипнула: — Он сказал, что я ему больше не нужна. Он попросил меня подписать бумаги, по которым я отдавала ему все, чем владела… и я их подписала… не читая. — Да лаааадно? — живо отреагировала подруга. Но в тоне ее было скорее алчное любопытство, нежели хоть доля простого сочувствия. — Да… у меня больше ничего нет. Поэтому мне даже некуда пойти… Аврора смотрела в пол, не решаясь поднять на Кристину взгляд. И хотя не сделала ровным счетом ничего дурного, почему-то испытывала жгучий стыд от собственной беспомощности. — Хм… — только и произнесла подруга. Но после долгих, выматывающих минут молчания, которое между ними установилось, она наконец нашла и другие слова. — Слушай, подруга… — произнесла она и тон ее разительно поменялся. Не было больше беззаботного пофигизма, не было даже какого-либо интереса к сидящей напротив нее Авроре. — Ты извини, конечно, но лучше тебе уйти. Аврора не поверила собственным ушам. Вскинула голову, взглянула на Кристину открыто и доверчиво… и остатки веры в людей разбились об ответный презрительный взгляд. — Ну чего сидишь-то, оглохла, что ли? Кристина встала со своего места, надвигаясь на нее, как палач. — Уходи, говорю. Мне нищенки тут не нужны. От этой неприкрытой жестокости тело словно парализовало. Авроре хотелось вскочить и бежать, но она не могла даже двинуться с места, лишь смотрела неверяще в лицо той, что так желала с ней дружить. Прежде. Когда она была богата. Не теперь, когда лишилась абсолютно всего. Кристина не стала дольше ждать. С удивительной силой сдернула Аврору с места и стала толкать к выходу. Аврора шла на едва гнущихся ногах, полностью дезориентированная, окончательно растоптанная. — Давай-давай, — поторапливала ее Кристина. В руки Авроры сунули ее пальто и следом — сумку, и подтолкнули в спину, выпихивая за порог. На прощание раздался лишь странный звук, похожий на щелканье камеры смартфона. Что это было Аврора поняла лишь некоторое время спустя, когда, сама не помня, как, вышла на улицу и рухнула, будто подкошенная, на ближайшую скамейку. На телефоне, уже почти разрядившемся, вспыли несколько уведомлений о новых записях Кристины в соцсетях. На первом фото Аврора обнаружила себя, склонившуюся над чашкой чая. Надпись под фотографией радостно гласила: «Провожу вечер с подружкой». На следующем фото Аврора была уже за порогом квартиры. Приписка на этот раз была насмешливо-уничижительной: «Посмотрите, кто теперь нищая бродяжка. Ахахахаха». Негнущимися пальцами Аврора заблокировала телефон и засунула его в карман пальто. Осенняя ночь окутывала ее холодом, но она этого почти не замечала. Сгорбившись на ледяной скамье, Аврора беззвучно плакала. * * * Настоящее время — Ава, помочь тебе как-то? Я замерла с секатором в руках, только сейчас вообще заметив, что отделала несчастный куст гортензии куда суровее, чем планировала. Вздохнув от собственной рассеянности, повернула голову в ту сторону, откуда послышался голос. — Да не надо, Галина Ивановна, — ответила своей помощнице — женщине, о чьем возрасте я никогда не спрашивала, лишь предполагала, что она, должно быть, разменяла уже шестой десяток. — Дел не так уж и много, — добавила бодро, и ласково, словно извиняясь, провела пальцами по огромным раскидистым листьям пострадавшей от моих рук гортензии. Она оценивающе посмотрела на меня в ответ и сокрушенно покачала головой. Мы были такими разными — начиная с возраста и заканчивая жизненным опытом, но так случилось, что ближе этой женщины у меня сейчас никого не было. Кроме, конечно, дочери. Мы были такими разными… но нас свели весьма похожие обстоятельства. И каждая неожиданно нашла в другой то, на что совсем не надеялась. — Ты тут с самого утра торчишь, — проворчала Галина Ивановна. — Ну, это все-таки моя работа, — улыбнулась я. — Где же еще мне быть? — Молодой девочке вроде тебя на свидания бы ходить, а не хоронить себя среди растений. — Ну, за девочку, конечно, спасибо, — рассмеялась я. — Но мне уже тридцать два года… — Тем более! — горячо перебила меня помощница. — Пора налаживать личную жизнь. Я подавила тяжелый вдох. Как выяснилось, наладить мне под силу было многое — быт, собственное дело, но вот только не личную жизнь. Арсений прошелся по ней разрушительным торнадо и, как показали несколько попыток завести хоть какие-то новые отношения — восстановлению эта разруха не подлежала. Умом я понимала, что через прошлое надо просто переступить и дать шанс себе и тем, кто мог быть искренне во мне заинтересован. Умом, но не душой. Внутри все панически сжималось от страха снова быть брошенной. Ненужной. Обманутой. Куда как проще казалось жить только для дочери, без всяких эмоциональных потрясений. И кроме того, призрак бывшего мужа все еще витал надо мной, заставляя сравнивать, заставляя… бояться. А уж теперь, когда он снова ворвался в мою жизнь… я вообще не знала, что со мной будет. — Галина Ивановна… — с подозрением прищурилась я. — А к чему вообще все эти разговоры про личную жизнь? Она не стала притворяться и уходить от вопроса — впрочем, ей это было и несвойственно. Сказала честно и открыто: — Ну, во-первых, потому что я записала тебя на свидание вслепую… Я с грохотом уронила лейку. — Кудаааа? — На свидание вслепую! — повторила она. — И если не хочешь меня обидеть… Я застонала вслух. — Чувствую, я еще не раз пожалею, что научила вас пользоваться интернетом… Но это еще не все, да? — А во-вторых, — невозмутимо продолжила она, — тебя мужчина ждет. Высокий такой, красивый… Сердце нервно дернулось. Опять Арс? Вряд ли меня мог искать еще какой-то мужчина. — И вы мне только сейчас об этом говорите? — возмутилась я, поспешно вытирая руки. — Красивым мужчинам ждать полезно, — наставительно заметила Галина Ивановна. — Ценить больше будут. Я рассмеялась, но сквозь смех пробивалась горечь. Знала бы моя помощница, что это за мужчина! Впрочем, может она даже была права. Я ведь настолько растворилась когда-то в Арсе, что у него не было никакой надобности меня ценить. Потому и выкинул так легко… как только получил что хотел. — Пойду к нему, — сообщила я очевидное, выныривая из теплицы на свежий, прохладный воздух. Он стоял неподалеку. Облаченный в темное, явно модное пальто, вновь задумчиво изучал то, что его окружало. Словно все никак не мог решить какую-то дилемму у себя в уме. — Что тебе нужно? — спросила я без излишних предисловий, подходя к нему ближе. Он повернулся ко мне и только теперь я заметила в его правой руке какой-то пакет с логотипом известного магазина игрушек. Губы презрительно поджались и это не ускользнуло от его внимания. — Привет, — произнес он миролюбиво, и с долей неловкости протянул мне пакет. — Это для Леси. Я не сделала ни единого движения навстречу. Напротив — скрестила руки на груди, давая ясно понять мое отношение к его подаркам для моей дочери. — Ты купил ей что-то, предварительно не убедившись, что она все-таки от тебя? — насмешливо удивилась я. — Какая щедрость, Богданов! Надеюсь, ты не разорился? Он стиснул челюсти, но ответил все так же нарочито-дружелюбно: — Думаю, нам пора с тобой наладить нормальный диалог. Так что, буду признателен, если… — А я вот думаю, что вообще не хочу иметь с тобой никаких диалогов, — прервала его я. — Как тебе такое, Илон Маск? — Мне казалось, что мы договорились… — сухо заметил он. — Не припоминаю такого. У тебя есть письменное свидетельство этой договоренности, подписанное мной? Впрочем, вряд ли. С некоторых пор я не подписываю никаких бумаг из твоих рук. Пуля угодила точно в цель. Он мгновенно понял, на какие события прошлого я намекаю. — Это мы еще отдельно обсудим, — процедил Арсений сквозь зубы. — А пока… просто передай Лесе подарок. Я не знаю, что она любит… — Ты серьезно думаешь купить ее расположение подарками? — зло поинтересовалась я. — Я думаю, что нужно с чего-то начинать… — И начал со своего любимого — материальных благ, — фыркнула с отвращением. — Может, ты перестанешь огрызаться на все, что я говорю? — А может, ты поймешь наконец, что тебе тут не рады? Он сделал ко мне резкий, широкий шаг. Так, что я оказалась окутана его, таким хорошо мне знакомым, ароматом — густым пряным облаком из ванили и кардамона. — Аврора, тебе придется смириться с тем, что я буду часто присутствовать рядом, если выяснится, что Леся — моя дочь. И для начала мы наконец сделаем чертов тест… Я понимала, что это неизбежно. Но как человек, приговоренный к казни и сознающий, что ее не избежать, все равно до последнего пыталась обмануть ненавистную старушку с косой. — Делай, что хочешь, — пожала я плечами. — Ты же сам заявил, что тебе все равно, дам я свое согласие или нет. Его пальцы неожиданно впились в мой подбородок, заставляя поднять голову так, что невозможно было избежать до боли знакомого взгляда темных глаз оттенка горького шоколада. — Я хотел все сделать по-хорошему, — почему-то очень тихо и от того даже более весомо проговорил он. — Но ты, видимо, намерена меня вынудить сделать все иначе… Он так резко отпустил мой подбородок, что я даже покачнулась. А потом, под моим недоумевающим взглядом, зашагал прочь. Но не на выход. Он шел прямиком в дом. Прямиком в мой, между прочим, дом! 7 — Стой! От его наглости вскипела кровь. Но это сейчас было только во благо — с силой, какой в себе и не подозревала, я рванула следом за Арсом к дому. Обогнав его, встала перед дверью и хлестко отрезала: — Стой, где стоишь, Богданов! Явно неожидавший от меня ни такой прыти, ни такого тона, он действительно остановился. В его взгляде причудливо переливались растерянность, решимость и непонятное мне сожаление. — Я не приглашала тебя в дом! — двинулась я на него, как тигрица, защищающая свою территорию. И пусть Леся, к счастью, все равно сейчас была в садике, я не намеревалась позволять бывшему мужу врываться в мои личные границы без всякого на то права! Впрочем, Арс был не тем соперником, которого можно было так просто спугнуть. Я пыталась оттеснить его прочь от дома, но в итоге практически уперлась в его грудь. — Уходи, — отчеканила ледяным тоном. — Уходи, иначе закричу. Но он даже не пошевелился. Лишь смотрел своим раздражающе-изучающим взглядом и не думал отступать. — Я надеялся на твое благоразумие… Ава. Уменьшительное имя, которым он когда-то, когда мы были близки, звал меня, сейчас звучало будто пощечина. Не от того, как он произносил его, нет. От того, что больше не имел на это права. Не дождавшись от меня никаких комментариев, Арс продолжил: — Я не прошу у тебя ничего невыполнимого! Я просто хочу пройти тест на днк. И если ты намерена мне препятствовать сейчас… то ты, видимо, хочешь, чтобы я выкрал ребенка из детского сада? Я стояла и ушам своим не верила. Впрочем, чему вообще удивлялась? Он ведь действовал самым привычным ему образом! — Да уж, красть — это по твоей части, — презрительно усмехнулась в ответ. И увидела, как очередная шпилька на эту тему заставила его нервно дернуться. Не знаю сама, чего ждала, нажимая снова и снова на эту его мозоль — извинений, сожалений, раскаяния? Но отчаянно хотелось хоть какой-то реакции касательно этих мерзких событий, кроме болезненного недовольства, от человека, который так упорно претендовал на то, чтобы быть рядом с моей дочерью! — Аврора, мы ходим по кругу, — вместо этого сказал он. — А между тем, девочка страдает. Я уже понял, что ты меня ненавидишь, но неужели тебе не жаль собственную дочь? Ей же явно не хватает отца… Я замахнулась, не думая о том, что делаю. Просто безумно захотелось проехаться по лицу того, кто смел читать мне нотации о благополучии моего ребенка! Но Арс перехватил мою руку. Крепко сжал запястье, не торопясь его отпускать. — Ты! — выплюнула я. — Ты будешь говорить мне о том, что моя дочь страдает?! Ты — тот, кто сомневается в самом факте того, что она от тебя! Может, лучше задашься вопросом, а нужен ли ей такой отец? И стоит ли мне вообще допускать к своему ребенку того, кто поступил со мной в прошлом как конченный подонок?! Я попыталась выдернуть свою руку из его тисков, но он, напротив, привлек меня к себе ближе. Сердце безумно колотилось — отчаянно хотелось думать, что от гнева, но к этим праведным эмоциям примешивалось и что-то еще. Что-то, за что я начинала злиться уже на себя саму. — Ава… — произнес он почти ласково. — Я не хотел сейчас поднимать эту тему, но ты меня вынуждаешь… Я посмотрела ему в глаза, не скрывая своего разочарования. И поняла, что за эмоции мучали душу вместе со злостью, которую вполне закономерно испытывала. Просто мне даже сейчас, спустя столько лет, хотелось понять, почему он так со мной поступил. Хотелось услышать, что он об этом жалеет. Хотелось его запоздалого раскаяния, чтобы суметь наконец перешагнуть через все, что случилось в прошлом. И, может, наконец суметь жить дальше. — Я думала, что ты уже ничем не сумеешь меня удивить, — сказала с улыбкой, полной горечи. — Но ты сумел. Одно то, что ты стоишь здесь, передо мной, после всего, что сделал, после того, как со мной поступил, и не испытываешь ни малейших угрызений совести, уже меня поражает. Как и то, что ты врываешься в мой дом и имеешь наглость чего-то требовать после того, как уже забрал у меня все… Но тебе до сих пор мало, Арс. Ты как ненасытный паразит… Он слушал все это поразительно терпеливо, но после последних слов закрыл мне рот рукой. Но я тут же остервенело ее отбросила. — Тебе бы стоило умолять меня о прощении, пытаться завоевать доверие, если тебе действительно важна твоя дочь, — продолжала я, отступая к дому. — А вместо этого… Я с отвращением обвела его взглядом. — Ты, безусловно, знаешь, на что давить. Пытаешься прикрыть свои поступки лучшими побуждениями… но я уже не та наивная дура, что так в тебя верила. И если ты хоть как-то обидишь Лесю — я тебе голову отгрызу за нее, Богданов. Запомни это! А теперь… Стой тут! Я вошла в дом и быстро вытащила из посудомоечной машины ложку, которой Леся этим утром ела. Вновь выйдя наружу, бросила эту ложку застывшему, как изваяние, Арсению, и не без удовольствия смотрела, как он не успевает ее поймать и как она врезается ему в грудь, оставляя на дорогом пальто молочно-белый след от каши. — Забирай, — выплюнула я, жалея, что не зарядила ложкой ему в лицо. — Забирай и делай свои драгоценные тесты… — Что ж, благодарю, — сухо откликнулся он. — Но это еще не все. Я презрительно рассмеялась. — Почему меня это не удивляет? — Я хочу кое-что знать, Аврора. И, не дожидаясь моей реакции, он обрушил на меня град вопросов: — Почему ты одна? Почему вы здесь живете? И что случилось после того, как… — Как ты меня выгнал? — подсказала я. — Да, — согласился он глухо. — Что ж… Хочешь знать, Арс… ну так дерзай знать, как говорил Гораций. И я рассказала все. * * * Семь лет назад Осенний ветер упрямо проникал под не слишком теплое пальто, которое уже не выдерживало его атак. Зарядивший в последние полчаса дождь пролезал мокрыми, холодными руками за воротник. Аврора сидела, почти не двигаясь. Не в состоянии думать, не в состоянии поверить, что все это действительно происходило с ней. Но минуты шли, а кошмар, в котором она оказалась заключена, не заканчивался. Осознание, что еще немного — и она рискует потерять не только себя, но и маленького человека, которого едва успела зачать, прострелило голову молнией. Она попыталась вскочить, но замерзшие ноги не слушались, сделавшись неуправляемыми. С беспомощным всхлипом Аврора упала обратно на скамью и сделала глубокий вдох, стараясь не поддаться подступающей истерике. Внезапно над ней раскрылся зонт. Она растерянно подняла взгляд на черный купол, закрывший ее от дождя и в душе зародилась нелепая, наивная надежда, что это Арсений. Что он нашел ее… и теперь все обязательно будет хорошо. Но довольно скоро она заметила, что зонт совсем старый и что на черной ткани имеется несколько дырок, сквозь которые периодически прокрадывались капли дождя. Чужим был и голос, раздавшийся с ней рядом. — Ты чего сидишь-то тут, под дождем, девонька? Говорила женщина. Несмотря на низкий и хриплый, словно бы простуженный голос, сомнений не возникало — это была именно женщина. Аврора обернулась, чтобы ее видеть. Сердце на миг нервно дернулось, когда она поняла, что перед ней — та, кого принято называть людьми без определенного места жительства. Но испуг быстро прошел, когда Аврора поняла — она сейчас такая же, как эта женщина. У нее ничего нет. Ей некуда и не к кому идти. А еще… эта женщина заботливо держала над ее головой зонт, а сама при этом мокла. — Говорить-то можешь? — нахмурилась незнакомка. — Смотрю, промокла совсем… Наклонившись, она принялась что-то искать в своем мешке, который Аврора заметила только теперь, и в итоге выудила оттуда какую-то куртку. — На-ка, накинь… — пробормотала женщина, укутывая ее в старую, но зато сухую ткань почти по-матерински. — Почти новая куртенка, только сегодня нашла. Едва зародившееся чувство брезгливости тут же потухло под приливом благодарности. У этой женщины, наверняка бездомной, почти ничего не было, но она все же делилась с Авророй тем немногим, что имела. — С-спасибо, — удалось кое-как произнести дрожащими губами. — У-у, да ты совсем плоха… — покачала головой женщина. — И идти-то тебе, поди, некуда? — Некуда, — эхом повторила за ней Аврора это страшное слово. — Эх… пошли тогда. Покажу тебе укрытие. Было все еще страшно довериться незнакомому человеку, но разве у Авроры был выбор? В любом случае, даже если эта женщина и заведет ее в нехорошее место, то взять с Авроры было, по большому счету, особо нечего. Разве что на карточке еще имелись какие-то скудные остатки денег, да мелочь в кошельке… Счета обычно вел муж. И он же переводил ей любую необходимую сумму, какую бы Аврора ни попросила. Во всяком случае, так было раньше… теперь же он стал причиной того, что она шла рядом с незнакомкой сама не зная, куда. — Тебя как зовут-то? — спросила женщина, кидая на нее взгляд искоса. — Аврора. — Ишь какое имя красивое… А у меня попроще. Галина я. — А отчество? Та почему-то рассмеялась. — По отчеству меня уже давно никто не звал… Галина Ивановна, раз уж так тебе удобнее. Аврора не знала, что еще сказать. Так они и дошли молча до какого-то заброшенного здания. — Заходи, — махнула рукой Галина Ивановна, приглашая ее внутрь. — Не хоромы, конечно, зато хоть какая-то крыша над головой. Аврора огляделась. Сомнений не было — все, что ее окружало, сюда кто-то принес, собрав по окрестным мусоркам. Старый прогнувшийся диван с вылезшим наружу поролоном, ковер с прожженными в нем дырами, в углу — явно сложенное своими руками подобие печки. — Вы здесь живете? — спросила Аврора, удивляясь, что никого больше в заброшенном доме не было. — Ну как — живу… — отрывисто рассмеялась Галина Ивановна. — Скорее, прячусь в непогоду. На улице жить как-то… привычнее. Свободнее. Аврору ужаснуло это откровение. Как человек по доброй воле мог предпочесть жить на улице? Но что она знала вообще о подобных людях? Еще несколько часов назад богатая наследница, а теперь… такая же, как они. — Садись, переоденься хоть в сухое, — предложила новая знакомая. Аврора не сопротивлялась. С благодарностью натянула все, что ей дали. — Ты девочка-то не бедная… — резюмировала Галина Ивановна некоторое время спустя. — Как на улице-то оказалась? — Муж выгнал, — произнесла Аврора со смирением, пришедшим на смену прежнему неверию. И неожиданно для себя спросила: — А вы? — По глупости, — невесело хмыкнула Галина Ивановна. — Своей же собственной. Аврора уже не ждала продолжения, но та неожиданно добавила: — Дочка моя меня обманула. Влюбилась в какого-то афериста, стала просить продать нашу с ней общую квартиру, чтобы помочь им новую купить… обещала к себе взять… а потом так и сгинула с деньгами вместе… — Как же это… — пробормотала Аврора, не в состоянии поверить, что кто-то мог поступить так с родной матерью. Впрочем, недавно она ни за что не поверила бы, что ее муж способен на то, что он с ней сделал… — А вот так, — пожала плечами ее случайная спасительница. — Дочка у меня поздняя была, родилась, когда уже и не надеялась… я вот и дрожала над ней, и любой каприз ее готова была выполнить… Чувства Авроры уже почти атрофировались, но от чужой беды во рту появилась горечь. — Мне очень жаль… — сказала она искренне. — Кто ж мне виноват, что я на такое согласилась, — спокойно заметила Галина Ивановна. — Ты, наверно, есть хочешь? Аврора отрицательно помотала головой. Не хотелось отнимать последнее у этой женщины, да и аппетита действительно не было. — На вот, все-таки, перекуси… Женщина протянула ей кусок хлеба и молоко. — Больше нет ничего… Рука дрогнула, принимая такое скромное на вид, но такое щедрое в данных обстоятельствах угощение. — А вы? — спросила Аврора озабоченно. — За меня не волнуйся, — отмахнулась Галина Ивановна. А через некоторое время добавила: — Но оставаться тебе тут надолго нельзя, девонька… не потому, что мне угла жалко. А потому, что один раз на дно упадешь — потом не выберешься… Эти ее слова еще долго звучали у Авроры в голове. * * * Уснуть удалось не сразу. Не потому, что предложенный ей диван был старым и неудобным и пах чем-то заплесневелым — на подобные неудобства Аврора сейчас не обращала внимания. Но потому, что в голове по кругу роились одни и те же мысли — что делать? Как выжить? Как спасти себя и будущего ребенка? Слишком мало времени прошло, чтобы суметь примириться с тем, что случилось — по сути, считанные часы. Но разве она теперь обладала роскошью в виде возможности сжиться со своей бедой? Нет. Выживать нужно было прямо здесь и сейчас. Она не имела права упасть на дно. Как бы муж с ней ни поступил — она должна была теперь бороться за двоих. Некогда было жалеть себя. Нельзя было опускать рук. Все это были правильные, трезвые мысли. Но сейчас, когда лежала на оставшемся от кого-то старом диванчике, Аврора плакала. Просто плакала, позволяя себе эту слабость, возможно, в последний раз. Не было обидно сейчас за потерянные деньги и дом. Было больно от того, что утром она проснется, а мужа рядом не будет. И вот тогда она поймет — все это по-настоящему. Не кошмар, не чудовищный мираж, а ее новая реальность. Как удалось уснуть она даже не помнила. А наутро все тело болело от неудобной постели, и все так же надрывно ныла душа. Но нужно было действовать. Сейчас, когда ее одежда еще достаточно прилично выглядит, чтобы поискать работу. Потом, когда она станет грязной оборванкой — потеряет последний шанс вылезти из той ямы, в которую ее скинул без сожалений самый близкий человек. С огромным трудом, на одной лишь воле, Аврора заставила себя подняться на ноги. Галины Ивановны уже не было, да и ей самой не следовало здесь задерживаться. Аврора оделась, тщательно проверив, что ее одежда выглядит чистой и относительно опрятной. Отыскав свой телефон, попыталась его включить, но тут же отчаянно застонала — смартфон был разряжен, а зарядки при себе не было. Значит, поискать работу по объявлениям в интернете не выйдет. Что ж, тогда ей придется в первую очередь купить новое зарядное устройство, а потом найти место, где можно подзарядить свой айфон. Но сначала не мешало проверить баланс банковской карты. Теперь у нее на счету была каждая копейка. Ближайший банкомат показал неутешительные цифры. Последних денег хватит разве что на еду, и то весьма скромную. Надежда, что на это можно будет снять хотя бы самое скромное жилье, мгновенно растаяла. Аврора растерянно огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, где может найти салон сотовой связи или еще какой-нибудь магазин, где можно купить зарядник. Но вместо этого ее взгляд остановился на цветочном киоске. Вернее, на объявлении, висевшем на двери — «требуется продавец». Сердце забилось в неясной надежде и, не давая себе возможности долго думать, Аврора шагнула к киоску и вошла внутрь. Над ее головой зазвенели китайские колокольчики, и на их звон женщина, стоявшая за прилавком, обернулась. Ей было, наверно, лет сорок с чем-то, но лицо носило печать вековой усталости. От ее тяжелого взгляда у Авроры внутри что-то дрогнуло, но она сказала себе, что отступать нельзя. Если сломается сейчас, не сумев даже спросить того, за чем пришла — то что вообще будет с ней дальше? — Здравствуйте, — поздоровалась она, стараясь говорить спокойно и твердо. — Я увидела ваше объявление… — Опыт есть? — грубо перебила ее женщина. Аврора на миг растерялась от ее реакции. — Я неплохо разбираюсь в ландшафтном дизайне, умею ухаживать за цветами… — попыталась она объяснить то, чем может быть полезна. — На кой черт мне этот твой дизайн? — фыркнула женщина. — Опыт работы продавцом есть? Букеты составлять умеешь? Аврора обвела взглядом небольшой киоск. Готовые букеты, имевшиеся в продаже, не показались ей очень уж сложными. Ежедневно она расставляла в своем доме живые цветы, делая различные композиции, и полагала, что с этим-то уж точно сумеет справиться. Должна справиться. — Букеты составить могу. А остальному готова научиться. Женщина обвела ее взглядом-рентгеном, словно насквозь просветила. Кивнула на мусорное ведро позади себя: — Ну-ка, попробуй что-нибудь сделать. Аврора робко приблизилась, вынула из мусорки безнадежно испортившиеся цветы и представила, какими они когда-то были. Каким мог бы быть букет… — Сойдет, — вынесла свой вердикт хозяйка киоска, оглядывая то, что Аврора сделала несколькими минутами позже. — Значит, так. Зарплата — процент от выручки, платить буду ежедневно. Устраивает? Аврора понятия не имела, какую сумму в итоге сможет получать. Но то, что она могла на это повлиять — уже обнадеживало. Она будет стараться. Ей нужно с чего-то начинать. — Устраивает, — кивнула она, позволяя себе улыбнуться впервые за время, прошедшее с развала ее жизни на две половины. * * * — Эй! Кто-то ткнул Аврору в бок — больно и грубо, и она моментально распахнула глаза от испуга. Сообразить, где находится, удалось не сразу. Но когда перевела взгляд на нависшего над ней человека, тут же вспомнила все. Руки задрожали от страха. Едва владея собой, Аврора оперлась локтями о свое импровизированное ложе — а проще говоря, груду собственных вещей, на которых спала, разложив их прямо на полу. — Ты какого черта тут спишь? — потребовала ответа Ольга — хозяйка киоска, где Аврора работала. И где она спала последние пару недель. Прямо здесь, на полу, укутавшись в верхнюю одежду, чтобы спастись от холода. Это было неудобно и жутко, но все же не так унизительно, как идти спать куда-нибудь на вокзал. Здесь, в киоске, ее, по крайней мере, никто не видел. Не было вероятности, что, будучи сейчас как никогда уязвимой, она наткнется на кого-то знакомого и новую порцию жестокости и насмешек. Аврора подняла на свою работодательницу глаза. Это был не тот человек, у которого можно было искать понимания и жалости, но лгать ей Аврора не стала. Поднявшись на ноги, она с достоинством расправила плечи и поправила помявшуюся одежду, после чего честно сказала: — Мне негде жить. — Вот черт! Ольга прошла вглубь киоска и с шумом опустила сумку на стол. Аврора стояла на том же месте, готовая в любой момент услышать, что она здесь больше не нужна. Что ее выгоняют… снова. Но этого не случилось. Когда Ольга повернулась к ней лицом, она казалась скорее задумчивой, чем рассерженной. — Ну и что мне с тобой делать? — вздохнула она так тяжело, словно на ее плечи давил невидимый груз. — Простите, — только и сказала Аврора. — Я понимаю, что не должна была здесь спать, но… — И давно ты… так? Аврора ответила откровенно: — С тех пор, как вы оставили мне ключи. Я специально задерживалась допоздна и просто… не уходила. А утром вставала пораньше, до вашего прихода… — А сегодня я явилась не в свое обычное время и поэтому все увидела, — кивнула хозяйка. — Ты обогреватель включала? — резко сменила она тему. — Нет, — качнула Аврора отрицательно головой. И получила неожиданную реакцию: — Ну и дура! Холода уже пошли, отморозишь себе что-нибудь! Она отвернулась, принимаясь переодеваться в рабочую одежду, но Авроре показалось, что таким образом Ольга пыталась скрыть свою неловкость. Потому что дальше она сказала: — Я тебя к себе взять не могу — просто некуда. — Я и не… — Так что спи тут, сколько нужно. Принесу тебе вечером старый матрас, одеяло, ну и всякое такое… От облегчения и благодарности задрожали губы. Аврора с трудом выдавила: — Спасибо… я думала, вы… — Выгоню тебя? — фыркнула в ответ женщина. — Не по-людски это, да и глупо как-то… Работница ты хорошая. А я и сама через подобное прошла, когда муж меня с ребенком выставил за дверь… Внутри Авроры что-то дрогнуло и оборвалось. Ребенок… Что она будет делать, когда уже не сможет работать? Куда принесет своего маленького сына или дочь после того, как даст жизнь? По лицу потекли непроизвольные слезы. Нельзя было расклеиваться — она это знала. Но ей вдруг стало так страшно… Страшно, что не сумеет обеспечить своего малыша даже самыми банальными вещами, вроде дома и хорошего питания. Пусть сама она готова была спать на полу и питаться всухомятку, но ее ребенок совсем не заслуживал подобной участи… Конечно, за прошедшее время она уже думала о том, как вернуть себе то, что отнял муж. Стала думать об этом теми частыми ночами, когда не могла уснуть. Желание отомстить накатывало волной и разбивалось, словно о скалу, обо все, что когда-то к нему чувствовала. А еще — о суровую реальность. У нее не было денег даже на то, чтобы снять себе самую скромную комнатку, откуда же она возьмет их на адвоката? А вдобавок, Аврора и сама понятия не имела, что подписала. Возможно, у нее вообще не было никаких шансов это опротестовать. — Ты чего это? — грубо вмешался в ее мысли голос Ольги. Аврора решительно стерла со щеки влажный след и сделала глубокий вдох. — Извините… Я просто… Она не договорила, но Ольга, казалось, поняла ее и так, потому что сказала — куда мягче, чем обращалась к ней обычно: — Нормально все будет! Ты девчонка толковая. Если и дальше будешь так работать — дело у нас хорошо пойдет. Тем более, скоро Новый год, так что народ повалит, ты уж мне поверь… И так оно и вышло. Да, все пришло не сразу, и порой Аврора, глядя на дневную выручку, готова была опустить руки, но в итоге… В итоге она, должно быть, получила вознаграждение за все свои страдания. Через некоторое время ей удалось снять угол — да, совсем небольшую комнатку. Да, маленькую и убитую, но зато теплую и светлую. Зато свою… Киоск благодаря их совместным с Ольгой стараниям переместился в местечко получше, клиентов стало больше, как, соответственно, и выручки. И довольно скоро Аврора поняла, чего хочет — свое собственное дело, основанное на том, что действительно любила и умела. И все, что у нее оставалось после покупки необходимых вещей для дочки, она откладывала на мечту. Так, благодаря накоплениям и взятым кредитам, появилась сначала теплица, затем — прилегавший к ней домик. И как только сумела встать на ноги — Аврора отыскала Галину Ивановну. Чтобы дать ей поверить — со дна тоже можно подняться. Главное, чтобы кто-то протянул руку помощи. И Аврора готова была это сделать, так же, как когда-то Галина Ивановна протянула свою руку ей. И Аврора этого не забыла. Она ничего не забыла. В том числе и того, что хотелось бы стереть из памяти навсегда, но что всегда оставалось с ней. Собственное прошлое, которое, как в зеркале, видела в темных, оттенка шоколада, глазах своей дочери. 8 Настоящее время — Это невозможно… Арс сказал это совсем тихо — так тихо, словно говорил и не со мной вовсе, но я его, тем не менее, услышала. — Невозможно! — повторил уже громче, порывисто вскакивая с места и едва не переворачивая стоящий во дворе столик, за которым мы сидели все то время, что я рассказывала. Он заметался по двору. Запустив пальцы в волосы, потянул за них так сильно, словно этим жестом пытался поставить на место свои мысли, которые, как кадры кинофильма на экране, отражались на его лице — разноречивые, сумасшедшие, дикие. Я же просто смотрела на него. Смотрела, как в каждой его черте неверие борется с отчаянием, и первое безнадежно проигрывает. Я смотрела на него и понимала — он даже не сознавал все эти годы, что именно сделал. Он даже не представлял, на что меня обрек. Он был сейчас передо мной таким, каким мне хотелось его видеть в минуты, когда желала отомстить — сломленным, растерянным, практически уничтоженным пониманием того, что натворил. Но стало ли мне теперь от этого легче? Нет. Месть, как ни крути, может быть смыслом для того, чтобы жить дальше, но она никогда не сумеет стать лекарством для искалеченной души. А Арс все метался по двору, как загнанный зверь. Схватившись за голову в отчаянной попытке уложить там все, что услышал, зажмурив глаза от невозможности посмотреть мне в лицо. А я сидела на том же месте — прямо и неподвижно, и, возможно, переживала момент, о котором за все эти годы могла разве что мечтать. Но вот беда — не испытывала при этом абсолютно ничего. Правда, которую кинула ему в лицо, как отраву, неспособна была ничего уже изменить. Не воротить было назад самые трудные дни, не переиграть все заново, не исправить уже сделанного. Так что толку было теперь смотреть на него, такого взъерошенного и отчаянного, ведь это уже ничего в моей жизни не меняло? Я спокойно встала из-за стола с ощущением полной пустоты в груди. Впервые за все эти годы. — Нет! Бывший муж оказался рядом очень стремительно. Требовательно вцепился в мои плечи, причиняя боль, встряхнул — так сильно, словно хотел таким образом выбить из меня какую-то иную, другую правду, которая бы его устроила. — Но я же видел! — горячо выпалил он. — Видел! Я с силой шлепнула его по рукам, давая понять, что он не имеет права меня трогать. Спросила холодно: — Видел что? — Тебя… с ним. Его глаза бешено бегали из стороны в сторону, отражая полностью то, что наверняка сейчас творилось в его голове. Я отметила краем сознания, что было даже необычно видеть его вот таким — без маски спокойствия, без прикрытия в виде своей властности и силы. Таким, каким я его когда-то полюбила. Честным. Открытым. Искренним… — Я понятия не имею, о ком ты говоришь, — ответила ровно. Он порывисто растер лицо, пытаясь, видимо, хоть как-то успокоиться. Я же стояла перед ним, безразличная и холодная, ставшая вдруг королевой положения в нашем противостоянии. Но эта корона меня тяготила. Эта власть мне была уже не нужна. — Ты жила на улице Нефтяников? — спросил он отрывисто, наконец овладев собой. — Лет пять назад? — Да, — подтвердила я, уже смутно догадываясь о том, что могло случиться в тот день, когда потеряла все. — Снимала там жилье. — И встречалась… с Быковым, — подсказал Арс. Я посмотрела на него, не скрывая удивления. — Я видела его ровно один раз с тех пор, как ты меня выкинул из моего же собственного дома, как собаку. Показалось, что Богданов побледнел. Нащупав рядом с собой стул, он упал на него и уставился в одну точку. Я видела — он лихорадочно думает. Пытается сопоставить нечто, известное лишь ему одному, с тем, что рассказала сейчас я. — Бедный Арс, — усмехнулась я устало. — Бедный богатенький мальчик! Ты забрал у меня все, но сделало ли это тебя счастливым? Моя насмешка заставила его дернуться. В глазах разверзся настоящий ад, но мне это было уже неинтересно. — И ты никогда… у тебя ничего с ним не было? Он не столько спрашивал, сколько сам уже прекрасно понимал ответ, просто озвучивая его вслух. — Не было. Ничего, кроме нескольких разговоров. Если на этом твои вопросы закончены… — Нет! Он снова вскочил с места, приблизившись ко мне, но на этот раз не тронул и пальцем. Словно и сам почувствовал, что попросту этого не достоин. А может, мне просто хотелось так думать. Потому что вслух он так ничего и не признал. — Ава, я чудовищно ошибся, — произнес он приглушенно, но имея при этом смелость смотреть мне прямо в лицо. — Если ты дашь мне объяснить… Я подняла руку вверх, выставляя перед ним раскрытую ладонь, прося этим жестом замолчать. — Я много лет думала, что мне станет легче, если я узнаю, почему ты так со мной поступил. Как сумел так ловко притворяться, что я что-то для тебя значу? Все эти годы я хотела услышать от тебя слова раскаяния, а сейчас… Сейчас не хочу ничего, Богданов. Оказывается, мне было достаточно просто высказать все, через что я из-за тебя прошла. Просто увидеть, что теперь эта боль, жившая во мне годами — больше не моя. Я прошла к двери в дом, поднялась на крыльцо и оттуда, глядя на него сверху вниз, добавила: — Все, что я хочу от тебя теперь — это чтобы ты не обижал мою дочь. Она потянулась к тебе — ты и сам это видел, потянулась слишком быстро и слишком сильно, но я не могу отнять у нее шанс на то, чего она хочет больше всего на свете. Так что оставь при себе свои сожаления и оправдания, Арс — мне от тебя больше ничего не нужно. Просто стань для Леси отцом, которого она заслуживает. А если не можешь… тогда исчезни из наших жизней и больше никогда рядом не появляйся. Сделай наконец хоть что-то достойное! Он ничего не ответил, да я и не ждала. Просто зашла в дом и, не оборачиваясь, с громким стуком закрыла за собой дверь. Дверь в болезненное прошлое, как мне хотелось сейчас думать. Он ей поверил. Молча, безоговорочно, почти без тени сомнений. Просто не мог не верить, глядя на то, как она рассказывает. Как, сидя перед ним, смотрит куда-то, в недоступную ему даль, и заново проживает весь ужас и всю боль, виной которых был он, Арсений. И почему только семь лет назад он не сделал самой простой вещи — почему не задал ей тех вопросов, которые озвучил только сегодня? Почему поверил своим глазам и ушам, почему был настолько ослеплен болью и гневом, настолько эгоистичен и глуп, что сотворил то, за что его никогда не простит единственная женщина, которая что-то для него значила? Мучительно застонав, он потер пальцами воспаленные глаза. Внутри него творился кромешный ад, сотканный из чувства вины, осознания непоправимости своих поступков и чужой боли — ее боли, на фоне которой то, что испытывал он сам, казалось совершенно мелким и незначительным. Он считал себя вправе наказать ее тогда, семь лет назад. Но он и не думал, что Ава окажется в таком положении. Он даже не предположил, что некому будет протянуть ей руку помощи. Он вообще не помыслил дальше своей мести — мелочный, мерзкий, отвратительный теперь себе самому! А она даже теперь давала ему шанс — как минимум на то, чтобы стать отцом ребенку, которого он совсем не заслужил. И разве он не знал, что вот такой и была его жена — любящей и способной на жертву ради тех, кто ей дорог? В данном случае — ради Леси, которая нуждалась в папе. Он с горечью рассмеялся. Насколько же слепым нужно было быть, чтобы поверить не тому, что знал, а тому, что ему пытались показать? Конечно, он сомневался в своем поступке и прежде — еще тогда, когда пять лет тому назад попытался найти Аврору и увидел то, что его окончательно добило. Но только теперь понимал, что не с того конца начал складывать чертов пазл, что собрал всю картинку наизнанку и поверил в то, что так оно и должно быть. Шли минуты, за ними текли часы. День ушел за горизонт, спустились сумерки, затем — на землю легло темное покрывало ночи. Он слышал, как с задней стороны дома уехала и приехала машина — вероятно, это Аврора привезла из садика дочь; слышал, как неподалеку кто-то гремел инструментами — наверно, садовыми и, возможно, это была та самая Галина Ивановна, благодаря которой его жена выжила; он смотрел, как в доме одно за другим, словно лампочки гирлянды, вспыхивают светом окна… Он был совсем рядом, но наблюдал за всем со стороны. Все так же сидящий на том же месте, где его оставила Аврора, надежно укрытый от глаз зеленой стеной. Сторонний наблюдатель за жизнью, частью которой не был. Стоило встать и уехать, но он отчего-то не мог. Просто сидел, сгорбившись, и раз за разом проигрывал в голове то, что услышал от своей бывшей жены. Просто пытался понять… можно ли что-то сделать в ситуации, когда ее глаза, смотревшие на него, впервые показались ему настолько пустыми? Даже злость, с которой она взирала на него прежде, казалась теперь куда предпочтительнее, чем это безразличие. Он бы хотел вернуть назад даже ее ненависть, лишь бы не видеть этой глухой стены отчуждения. Хотя Ава была права. Ей уже ни к чему его оправдания, которые даже ему самому казались теперь жалкими и ничтожными. И все же он хотел, чтобы она его выслушала. И все же он не мог просто встать и уехать, оказавшись в теплых объятиях своей квартиры после всего, что услышал от жены. Как настало утро — он даже не заметил. Понял, что замерз, только когда с трудом сумел пошевелить руками, зябко запрятанными в карманы пальто. Наверно, подсознательно хотел сам себя наказать, не зная и не представляя, как теперь можно все исправить. Он повел затекшими плечами, прищурившись посмотрел на взошедшее солнце. И вздрогнул, когда рядом с ним внезапно раздался испуганный голос: — Ой! Арсений повернул голову на звук. Перед ним стояла Леся, с широко распахнутыми глазами и зажатой в хрупких руках чашкой с каким-то дымящимся напитком. Он смотрел на нее, ожидая… сам не зная, чего. Эта девочка, не задумываясь, назвала его папой. Он нащупал в кармане ложку, которую ему бросила Аврора, и испытал жгучий стыд от своих недавних сомнений. В темных глазах девочки, так похожих на его собственные, светилось нечто, что лучше всяких тестов говорило: она — его. — Привет, — неловко произнес он, не зная, что еще сказать и сделать. — Привет, — ответила она, сделав к нему шаг и тут же остановившись, словно резко в чем-то засомневалась. — Мне наверно нельзя с тобой разговаривать, — буркнула она угрюмо, а у него вдруг оборвалось сердце. Арсений внезапно понял, что отчего-то ждал, что она снова назовет его папой, а вместо этого Леся говорила с ним, как с совершенно чужим человеком, каковым он, в общем-то, для нее и являлся. — Почему? — спросил все же, так и не вставая со своего места, словно неосторожным движением мог спугнуть эту девочку. Его девочку… — Мама ругаться будет, — ответила Леся, наморщив нос. — А ты тут ее ждешь? — Нет… то есть да. Но она, наверно, не знает, что я здесь. Леся с задумчивым видом помолчала, а потом вдруг сказала: — Она на тебя сердится. Ты знаешь, почему? Он кивнул: — Да. Я сделал когда-то… очень плохую вещь. — Какую? Она смотрела на него — открыто и доверчиво, с тем знакомым выражением, с каким когда-то смотрела ее мать. И мир внутри него в очередной раз перевернулся, делая невыносимыми мысли о том, что он потерял. Что он натворил… — Я выгнал ее из дома… Он не сразу понял, что сказал это вслух. Осознал, лишь когда взглянул на Лесю и ее испуганное личико. Когда услышал ее вопрос: — Как ты мог? Он покачал головой с искривленной, дрожащей улыбкой на губах: — Я не знаю, что тебе сказать… Она все же подошла ближе, заглянула ему в лицо и неожиданно выдала: — У тебя нос красный. Ты замерз? Арсений растерялся. — Наверно… — Вот… Леся поставила на стол перед ним свою чашечку. — Это какао. Я люблю его по утрам пить. Глаза прорезала боль. Он неверяще посмотрел на чашечку, чувствуя, что не заслужил ничего — даже того, чтобы дочь с ним разговаривала, не говоря уже о такой доброте. — Пей сама, — произнес глухо. — Я в порядке. — Я еще принесу, — быстро решила она, убегая по узкой дорожке в сторону дома. А он все сидел и смотрел, не отрываясь, на маленькую чашечку с какао. * * * — Мама! Мамочка! Леся влетела в дом с совершенно круглыми глазами и я машинально подалась ей навстречу и прижала к себе, готовая в любой момент защитить дочь от неизвестной пока опасности. — Там… там… — бормотала она, а я уже мысленно готовилась к чему-то страшному. Неужели к нам опять забрела голодная лисица? — Что там? — спросила, успокаивающе поглаживая Лесю по спине. Она отстранилась от меня, настороженно взглянула в лицо. — Ты наверно ругаться будешь… — Не буду, — пообещала я. — Что случилось? — Там… Она запнулась, явно не зная, как обозначить то, что видела. И это встревожило меня еще больше. — Ну? — поторопила я, осторожно подходя к окну, чтобы рассмотреть, что происходит во дворе. Но там все было на первый взгляд абсолютно тихо. — Тот… дядя. Который… папа. Я удивленно захлопала ресницами. Богданов? Здесь? В такую рань? — А ты мне дашь еще какао? — спросила Леся, неловко потупившись. Только теперь я заметила, что у дочери в руках нет ее любимой кружки, с которой она вышла из дома. — А где твоя чашка? — поинтересовалась я, попытавшись понять, что кроется за ее упертым в пол взглядом. — Разбила? — Я ему отдала… он замерз. Вот оно что! Выходит, Богданов тут торчит уже давно? Стало даже интересно — зачем? Разве мы с ним уже не поставили точку, не выяснили все, что нужно? Или он хотел увидеть Лесю? Но почему с утра пораньше? — Держи свой какао, — сказала я дочери, наполняя напитком новую кружку. — А я схожу… узнаю, зачем тут… этот человек. — Мамочка… — раздался ее жалобный голосок мне вслед. — Что такое? — Прости меня, — неожиданно шмыгнула носом дочь. — Папа мне сказал, как плохо он сделал… Хочешь, мы его тоже выгоним? Я с грустью улыбнулась. Она смотрела на меня виновато, но при этом я прекрасно понимала — дочь не в состоянии осознать сейчас всего, через что я прошла. И даже зная, что отец поступил плохо… она все равно к нему тянулась. В конце концов, тем, кого хотят выгнать, не отдают свое какао. — Мы посмотрим на его поведение, — рассудила я, и, быстро накинув на себя теплый кардиган, спустилась по ступенькам вниз. Арсений обнаружился в окруженном зеленой изгородью дворике — том самом, где мы с ним говорили в последний раз. Он сидел, задумчиво глядя на Лесину кружку с какао, до которого так и не дотронулся. — Вот скажи мне, Богданов… — начала я. — Разве я слишком многого у тебя просила? Он медленно обернулся в мою сторону, непонимающе нахмурился. Я невольно отметила темные впадины под его глазами, словно он не спал всю ночь, и бледное, осунувшееся лицо. — Все, что я от тебя хотела — чтобы ты стал нормальным отцом, — продолжила я говорить. — А вместо этого что? Считаешь нормальным, что дочь обнаружила тебя здесь поутру в таком виде? Он поднялся с места, растерянно оглянулся по сторонам и сказал: — Извини, я об этом не подумал. Комментировать это заявление я не стала, хоть и очень хотелось отпустить в его адрес что-нибудь язвительное. Вместо этого спросила: — Что ты тут делаешь? Он криво усмехнулся: — Ты не стала меня слушать, поэтому я решил взять тебя измором, карауля под окном. Я осуждающе покачала головой: — Баллов тебе это не добавляет. Я ведь уже сказала, Арс — мне совершенно неинтересно, что ты скажешь. Он сократил расстояние между нами до минимума. Навис надо мной, взглянул с задумчивым прищуром в глаза. — Я понимаю, что тебе это не нужно, Ава, — признал спокойно. — Но это нужно мне… Я усмехнулась, поражаясь ему в который уже раз. — По-твоему, это должно меня волновать? Он отвернулся, поджав губы так, что они побелели. Кинул резким, надломленным голосом: — Не должно. Просто мне, наверно, не хочется верить… что тебе действительно все равно. Его слова поставили меня в тупик. Ну чего он хотел от меня теперь, чего добивался? Я ведь и так согласилась на то, чего он требовал — отдала ему биоматериал для теста, позволила стать Лесе отцом… Так что еще этому человеку было от меня нужно?.. Я собиралась задать этот вопрос вслух, но в этот момент скрипнули ворота и знакомый голос окликнул: — Рори! Ты тут? Я бросила на Богданова короткий взгляд, означавший — стой тут и не высовывайся, и прошла обратно к дому. Чуть приоткрыв ворота, во двор заглядывал наш сосед — Вадим, который нередко брал у меня цветы. Для мамы, как он почему-то считал нужным объяснить. — Вадик, — улыбнулась я. — Доброе утро. — Доброе, — расцвел он в ответной улыбке. — Можно к тебе? — Конечно, — кивнула я. — Ты за тем, за чем обычно или… по другой причине? Что заставило меня задать последний вопрос — я не знала и сама, но отчего-то Вадик вдруг смутился, а следом за ним и я тоже. Мне вдруг показалось, что он смотрит на меня как-то… странно. С робкой заинтересованностью, которой я прежде не замечала. Или не хотела замечать? После всей этой истории с Арсом я с трудом подпускала к себе новых людей и почти никогда — мужчин. Так было спокойнее. Но теперь, после всего, что высказала бывшему мужу… удивительным образом ощущала себя словно вновь родившейся. Свободной. И способной смотреть иначе на привычные вещи. — А если… по другой? — негромко спросил Вадик, как-то незаметно оказавшись рядом. Я замерла, растерявшись. И ничего не успела сказать в ответ, потому что позади меня послышались шаги и сухой голос вопросил: — И по какой же, можно узнать? Богданов встал рядом со мной, начисто наплевав на мою молчаливую просьбу и с улыбкой акулы, завидевшей добычу, протянул Вадику руку и сказал: — Кстати, будем знакомы. Меня зовут Арсений, я муж Авроры. А вы?.. Поначалу я опешила. Не столько от сказанного, сколько от того, что Богданов до такой степени обнаглел. Муж он мне, видите ли! А о том, что уже много лет назад он это звание утратил, Арс, видимо, решил не сообщать! Я закипела. Хотелось придушить его прямо на этом месте, но вот Вадика пугать подобной сценой я не планировала. Он стоял, переводя растерянный взгляд с меня на Арса и обратно, и я поняла, что пора уже что-то делать. Как минимум — ставить Богданова на место. То место, которое он сам для себя давно определил, а теперь пытался переобуться на ходу. Черта же с два! — Арсений забыл кое-что уточнить, — улыбнулась я, посылая в сторону «мужа» алчущий крови взгляд. — Он — мой бывший муж. И он уже уходит. Арс ничуть не смутился. Даже бровью не повел, когда парировал: — Вообще-то, я никуда не собираюсь. И раз уж ты решила придраться к формулировке… определение «будущий муж» тебя устроит больше? Все шло прахом. Арсений нес какую-то ересь, а мне вдруг захотелось отчаянно взвыть, потому что заметила, как в глазах Вадика появилась незнакомая мне прежде отчужденность. Не зная, что еще сделать, я с силой, со всей дури, наступила Богданову на ногу — вряд ли так больно, как хотелось, но он, по крайней мере, болезненно охнул. А я быстро проговорила: — Вадик, я тебя провожу. Кинув быстрый взгляд за спину, чтобы убедиться, что враг, пусть и временно, но нейтрализован, я вышла вместе с соседом за ворота и плотно прикрыла их за собой. — Извини, что так вышло, — сказала искренне. — Ничего, я все понял… — коротко откликнулся Вадик. А у меня почему-то внутри защемило от того, как он это сказал. Словно поставил точку. Не зная, почему мне так важно его переубедить — а может, я хотела убедить в этом себя саму? — я сказала: — Все, что он сказал — ложь. Не знаю, почему он наговорил все это и мне жаль, что ты стал свидетелем подобной сцены… — Правда? — спросил Вадим, внимательно вглядываясь мне в глаза. Я не была уверена, что правильно поняла его вопрос. Ответила первое, что пришло вообще на ум. — Да, мне правда жаль… — Нет, — мотнул он головой. — Правда, что он солгал? — Естественно! — откликнулась я горячо, снова ощущая, как на меня накатывает возмущение. — Он приревновал, — заметил Вадик, вновь странно-испытующе на меня глядя. — Глупости, — отмахнулась я. — Он это просто назло. — А если не глупости? — спросил Вадим, внезапно оказываясь ко мне так близко, как никогда прежде. — Я не понимаю… — Я хотел позвать тебя куда-нибудь. Он произнес это таким тоном, словно готовился прыгнуть вниз со скалы. Сделав глубокий вдох, решительно добавил: — Я вообще заходил к тебе не ради цветов, Рори. Все это время мне просто нужен был повод тебя увидеть. От этого заявления, от этой отчаянной решимости я буквально онемела. Стояла, глядя на него широко распахнутыми глазами и не могла понять, что чувствую от этого признания. А он, тем временем, продолжил: — Ты всегда смотрела на меня так, словно даже не видела. А сегодня мне показалось, будто что-то изменилось и я… рискнул. Зря, наверно. Но уже все равно поздно. Он грустно улыбнулся, наверняка ожидая от меня какой-то реакции. Не торопил с ответом, но и не отступал. Просто ждал. А я просто не знала, что делать. Возможно, Галина Ивановна была права — мне пора было налаживать личную жизнь. И утром мне казалось, что я готова переступить через прошлое, но вот теперь, когда передо мной был шанс… я совершенно не представляла, что делать. Не понимала, чего хочу. — Мам! — раздался неподалеку голос Леси. — Мам, ты где? Мы в садик опоздаем! Я испуганно встрепенулась. Проклятье, за всеми этими потрясениями я совсем забыла, что нужно везти дочь в сад! — Мне нужно бежать, — произнесла я с сожалением. — Как только вернусь из садика, загляну к вам и принесу цветы… На лице Вадика проступило разочарование, которое он не стал даже пытаться скрыть. — И поговорим… еще, — пообещала я. — Прости. Я одним коротким, неловким движением сжала его руку и отступила, скрываясь за воротами, где меня поджидал ворох проблем в виде бывшего мужа и дочери, которую могла не успеть доставить в садик. — Ты оделась? — спросила я Лесю, стоявшую рядом с Богдановым, все еще торчащим тут ни к селу, ни к городу, как репей посреди ромашкового поля. — Я носок второй не нашла, — поморщилась она в ответ и я опустила взгляд на ее ноги. На одной ноге красовался желтый носок с голубыми кошачьими мордочками, на другой — зеленый с красными цветами. Я отчаянно всплеснула руками: — А двух одинаковых носков не нашлось? — А по-моему, так даже веселее, — заметил Богданов, улыбаясь Леське. — Лесь, иди в дом, я сейчас подойду, — скомандовала я, прерывая намечавшийся и совершенно не нужный мне диалог. Она послушалась, но явно неохотно. Убедившись, что дочь вошла внутрь (и теперь подглядывала за нами из окна), я развернулась к Богданову и отчеканила: — Даю тебе пять минут на то, чтобы найти отсюда выход. Подсказка — он прямо перед тобой. — Но мы еще не поговорили, — хватило у него наглости возразить. — Ты наговорил уже достаточно! — мгновенно завелась я. — И кто тебе вообще дал на это право?! Ты только вдумайся в свои действия! Сначала ты тайком оккупируешь мой двор, потом пугаешь мою дочь, затем несешь какой-то бред в присутствии моего соседа! Ты вообще в своем уме, Богданов?! Он смотрел на меня молча. И что окончательно выбивало из колеи — почему-то улыбался. — Ты красивая, — сказал неожиданно. — Ты даже не представляешь, какая ты сейчас красивая. От этих слов у меня буквально пропал дар речи. Словно снова стала той наивной дурой, что влюбилась в него после одного-единственного танца. — Выметайся отсюда, — удалось мне наконец из себя выдавить. — И будь добр, больше не приезжай без приглашения! Он помедлил, прежде, чем сделать то, что я просила. Уже выйдя за ворота, обернулся и произнес: — Я хотел бы сказать, что мне жаль того, что я тут наговорил этому твоему соседу, но это будет ложью. Мне не жаль, Ава. Я озвучил то, чего хотел. И с этими словами он ушел, оставив меня гадать о том, что все это могло вообще значить. 9 Все валилось из рук с самого утра. Я поморщилась, отдергивая руку от розы, о шипы которой самым нелепым образом укололась. На бледной коже тут же проступила кроваво-красная капля — зрелище, которое заставило меня подвиснуть на несколько секунд. Забавно все в природе устроено. Вот розы — колючие создания, но красота их бутонов заставляет тянуться к ним снова и снова, даже зная, что они способны причинить боль. И некоторые люди такие же — наносят кровавые раны, но их магнетизм все равно сильнее, чем страх перед новой болью. Я поняла, что невольно возвращаюсь мыслями к бывшему мужу. Раз за разом, словно брожу по замкнутому кругу. Возвращаюсь вопреки доводам рассудка, вопреки всему тому, что он сделал. Возвращаюсь к его последним словам — непонятным, загадочным, двусмысленным. Думаю против воли, что все это могло означать… все его странные поступки и главное — фраза, что он озвучил то, чего хотел? У него ведь была невеста. У него за спиной — целое состояние, которое он у меня отнял и которого желал явно больше, чем когда-либо меня. А у меня — лишь стена из боли, за которой я пряталась годами. И за которую почти никого не пускала. И уж тем более за нее не должен был пробраться тот, кто ее и породил. Вот ведь ирония! Мне казалось, что я наконец оставила все позади. Наконец остыла, как остывает поле боя, на котором нет выживших. Что у меня к нему — больше ничего. Ни сожалений, ни обид, ни каких-либо иных эмоций. Но едва стоило Арсу устроить этот фарс, как выяснилось, что эмоции все-таки были. Что они лишь задремали, как дремлет вулкан в ожидании неминуемого взрыва. Я злилась на него, кипела, бесилась, ненавидела… жила. Испытывала столько разных оттенков чувств, как этого не бывало уже давно. Возможно, поэтому и Вадику не сказала ни да, ни нет. В этой ситуации, в которой сама пока не понимала, как жить, вряд ли стоило заводить какие-либо отношения. Во всяком случае, пока все не уляжется. Пока между нами тремя — мной, Лесей и Арсом — не установится какой-то четкой схемы отношений. Вздохнув, я слизнула с пальца кровавую каплю. Некогда было думать о том, кто обо мне не вспоминал годами. Работа — вот та безопасная гавань, у которой мне стоило бросить якорь в ожидании, когда утихнет шторм. Но, увы, с этим были согласны не все. — Ава! — окликнул меня голос Галины Ивановны. Я отозвалась, аккуратно срезая еще одну розу для будущего букета: — Я тут! — Ага, — сказала она многозначительно, подходя ближе. — А ты помнишь, какой сегодня день? — Пятница, — уверенно ответила я, не понимая, к чему она ведет. — А в эту пятницу у тебя что? Я непонимающе нахмурилась: — Прямо сейчас у меня заказ… — Да нет же! — привычно всплеснула она руками. — Сегодня у тебя свидание вслепую! Услышав это, я по инерции сжала стебель розы и снова получила болезненный укол. — Да чтоб тебя! — выругалась себе нос и, повернувшись к своей помощнице — а по большому счету, уже члену семьи, взмолилась: — Галина Ивановна, я знаю, что я вам обещала, но сейчас очень неподходящее время… Она предупреждающе выставила перед собой ладонь, одним этим жестом отсекая дальнейшие возражения. — Даше слушать не хочу! У тебя это неподходящее время длится столько, сколько я тебя знаю! Я сжала уколотый палец, словно хотела таким образом выдавить из него боль и попыталась объяснить: — Но это правда неудачный момент… Объявился Лесин отец и, судя по всему, намерен активно участвовать в ее жизни. И на этом фоне мне не хочется дополнительно нервировать дочь присутствием рядом еще каких-то посторонних мужчин… — Ты думаешь слишком далеко наперед, — покачала головой Галина Ивановна. — Это же всего лишь свидание. Сходи, развейся, просто пообщайся с кем-то новым! А не понравится — так возьмешь и уйдешь! — Но мне надо Лесю из садика забрать… — предприняла я последнюю отчаянную попытку. — Это оставь мне, — отмахнулась Галина Ивановна. — Свожу ее в магазин мармелада, который она обожает, чтобы сильно не скучала. — У меня нет выбора, да? — признала я свое поражение. — Никакого, — вынесла свой вердикт Галина Ивановна. * * * Я стояла у зеркала уже битых минут двадцать, пытаясь понять, как стоит одеться на это странное свидание. От Галины Ивановны я знала, что пройдет оно в полной темноте, в ресторане, где даже блюда подавались вслепую. Партнер на этот вечер был подобран мне автоматически, на основании анкеты, которую за меня заполнила Галина Ивановна. Я приложила к себе платье — уже давно висевшее мертвой ношей в шкафу, которое купила когда-то для особых случаев, но надевала в итоге только раз. Зеленый, изумрудного оттенка атлас нежно льнул к телу, порождая в душе непрошеные воспоминания о светских раутах, на которые ходила когда-то с мужем. «С бывшим мужем», — поправила тут же сама себя. Зло отбросив от себя ни в чем не повинное платье, я решила, что это попросту глупо и неуместно. На дворе стояла поздняя осень в компании сырости и холода, и к тому же было совершенно ни к чему так выряжаться для совершенно незнакомого человека, и уж тем более того, кто меня даже не увидит. С этими мыслями я решительно натянула брюки из плотной ткани шоколадного оттенка и дополнила наряд свитером крупной вязки бежевого цвета. Оглядев себя, удовлетворенно кивнула. Так-то лучше. Практично и тепло. Морочиться с макияжем тоже не стала. Нанесла только тушь и немного блеска для губ. Пробежавшись глазами по туалетному столику в поисках подходящих духов, невольно потянулась к любимой «Великолепной гардении» — аромату, который был со мной так долго, что лишь он один способен был придать мне спокойствия и уверенности, в которых так сейчас нуждалась. Сделав пару пшиков, я отошла от зеркала и, стараясь ни о чем не думать, вышла из комнаты. * * * Ресторан был ярко освещен, что почему-то меня удивило — вероятно, я ожидала более интимной обстановки, на миг даже засомневавшись, что приехала туда, куда надо. Припарковавшись, я сверилась с адресом и названием, и убедившись, что все верно, с чувством обреченности вылезла из машины и направилась внутрь. Войдя, мельком огляделась по сторонам и отметила, что ресторан был, в общем-то, самый обычный. За столиками и у бара сидели люди, тихо играла расслабляющая музыка… Сделав тайком глубокий вдох, чтобы собраться с духом, я подошла к администратору и назвала данный мне Галиной Ивановной номер столика, зарезервированный для этого свидания. Девушка кивнула в ответ и только коротко обронила: — Идите за мной. И тут я поняла, что освещался в заведении лишь первый этаж. А все самое интересное происходило ниже, на нулевом, куда мы спустились на лифте и тут же оказались в объятиях темноты — такой плотной и непроходимой, что я мигом потеряла способность ориентироваться в пространстве. — Я помогу, — проговорила администратор, беря меня за локоть. Я шла за ней, каждый миг опасаясь споткнуться, но моя провожатая двигалась уверенно, явно хорошо зная каждый миллиметр помещения. Наконец она остановилась и, судя по звуку, отодвинула в сторону дверь — вероятно, ведшую в приватную кабинку. — Сюда, — аккуратно направила она меня и я осторожно шагнула внутрь, отчего-то почувствовав сдавливающее горло и виски волнение. Уже знакомый стук дал понять, что дверь за моей спиной закрылась. Я задержала дыхание и прислушалась, пытаясь установить, есть ли здесь кто-то еще или мой партнер на этот вечер пока не пришел? Но от волнения так и не сумела ничего разобрать. Поэтому просто спросила: — Тут кто-то есть? Мне не ответили. Но по раздавшемуся шороху я поняла, что человек, по-видимому, поднялся на ноги и… Сердце у меня оборвалось. Потому что чья-то рука вдруг притянула меня к себе, а другая накрыла ладонью рот, и у виска раздался приглушенный шепот: — Только не кричи… Только не кричи?! Вообще-то, после подобных слов обычно именно это и хочется сделать — заорать во всю силу легких. И, в общем-то, так я и намеревалась поступить. Ведь не станет же нормальный человек с адекватными намерениями хватать тебя сзади? Жадно вобрав в себя воздух, я собралась уже было цапнуть зубами незнакомца за ладонь, а после — заголосить так громко, как только сумею. Но… Крик так и застрял в горле. Потому что вместе со вдохом в нос ударил до боли знакомый запах — душистое пряное облако из ванили и кардамона… Арс?! Подумав о том, что это именно бывший муж напугал меня до одури, я решила не отказываться хотя бы от части своего плана и не без удовольствия куснула его за руку. — Ох… — раздалось в темноте. И следом: — Ава, ты с ума сошла?! Он мгновенно меня отпустил, а я, мстительно хмыкнув, повернулась туда, где, как мне казалось, Арсений сейчас находился. — А ты? Какого черта ты меня хватаешь в полной темноте?! Послышался обиженный вздох. Я уже подумала, что он так и не добавит больше ничего, но Арс все же сказал: — Прости. Я просто боялся, что ты сбежишь, как только поймешь, с кем оказалась наедине. — И посчитал нормальным удержать меня силой? — презрительно осведомилась я. — Может, у тебя где-то еще веревка или наручники припрятаны, чтоб уж точно не сбежала? Он вдруг издал смешок, но, словно не сдержавшись, рассмеялся — с хрипотцой, от которой меня почему-то атаковали мурашки. — Эти атрибуты я предпочитаю использовать для иных игр, — промурлыкал бывший муж и, осознав, на что он намекает, я почувствовала, как от стыда у меня вспыхнули щеки. Благо, что он никак не мог этого видеть. — Но так как мы пока, — он интонационно выделил последнее слово, — далеки от подобных развлечений, я хочу просто… поговорить. Его рука коснулась моего плеча, пальцы поползли вверх, невесомой лаской касаясь обнаженной кожи шеи и порождая тем самым весьма нежеланные ощущения. — Позволишь? — спросил он все тем же низким голосом, что задевал во мне что-то давно забытое, что-то, что испытывала за всю жизнь только с ним. — Что именно? Лапать меня? — все же нашла в себе силы парировать сухим тоном. — Нет, — послышался вполне серьезный ответ. — Помочь тебе сесть. Я могла, наверно, уйти отсюда. Нащупать дверь, отодвинуть створку и сбежать так быстро, насколько мне того позволит заливавшая этаж темнота. Но избегать бесконечно разговоров о прошлом было попросту невозможно. Ведь нам теперь, вероятно, предстояло делить дочь. — Позволю… помочь, — откликнулась я тоном, ясно дававшим понять, что не допущу с его стороны ничего лишнего. Впрочем, этому мужчине, казалось, было глубоко плевать на все мои запреты и предупреждения. Его рука сползла на мою талию, притянула к себе каким-то щемяще знакомым жестом и я испытала острое желание шлепнуть его по руке, лишь бы больше ничего подобного не чувствовать. Но пока собиралась что-то предпринять, Арсений уже ловко подвел меня к диванчику и усадил на обитое чем-то мягким — вероятно, бархатом — сидение. И тут же отстранился, порождая странное, ненавистное ощущение тоски по чужому теплу. — Я рад, что ты не сбежала, — сказал он с искренностью, которая чудилась особенно острой в этой темноте без лиц, делавшей все прочие ощущения более насыщенными. — Ты ведь все равно не отстанешь, — постаралась я сказать как можно более безразлично. — Я просто хочу разобраться до конца в том, что произошло тогда, — ответил он. — Не прошу тебя понять меня или простить — знаю, что это, вероятно, просто невозможно. Но хочу все понять. Хочу наказать… того, кто все это затеял. Того, кто направлял меня, как жалкую пешку, в нужную ему сторону. — Но причем здесь я? — спросила, чувствуя полное нежелание копаться в давно истлевшем, как пепел, прошлом. — Только ты можешь объяснить мне некоторые детали, — ответил он. — И еще… я хочу, чтобы ты знала… да, я поступил отвратительно. Так, как невозможно оправдать. Но это случилось лишь потому, что дело касалось тебя, Ава. Если бы речь шла о любой другой… я был бы куда разумнее. Куда хладнокровнее. Куда… безразличнее. Я подозревала, к чему он ведет. Понимала, что пытается дать мне понять этими завуалированными, осторожными фразами. Но мне так отчаянно не хотелось слышать всего этого, что я с трудом сдерживалась, чтобы не заткнуть уши, словно маленькая капризная девочка. Потому что чувствовала — мне не выдержать его запоздалых признаний. Не суметь выстоять перед словами, которых когда-то так ждала и жаждала, готовая на все, чтобы их заслужить. — Как ты вообще здесь оказался? — резко сменила я тему, пытаясь дать себе возможность передышки перед прыжком в омут былого, что нас когда-то связывало. Впрочем, мы были крепко переплетены и теперь — благодаря дочери, которую я родила и которую не желала ни с кем делить. Но очень хотела, тем не менее, чтобы она была счастлива. Даже если это будет стоить покоя мне самой. — Я подслушал ваш разговор с Галиной Ивановной на днях, — спокойно признался Арс. — О том, что она устроила тебе свидание вслепую. А дальше… я уговорил ее дать мне контакт того, кто должен был на это свидание прийти. И… я попросту выкупил у него этот вечер. — Да уж, в том, чтобы покупать и продавать чужие жизни ты специалист, — не сдержалась я от едкого комментария. Его рука вдруг нашла мою. — Да, мы начали брак со сделки, но мы ведь были счастливы, Ава… — произнес он, скользя кончиками пальцев по тыльной стороне моей ладони. Я резко отдернула руку — так, что задела на столе нечто, что тут же жалобно звякнуло в ответ. — Ты явился сюда, чтобы ностальгировать? — огрызнулась я, ощущая, как с каждой секундой наедине с ним начинаю все больше терять контроль над ситуацией. — Ты права, — согласился он с явной неохотой в голосе. — Тогда… к делу? — Рассказывай. * * * Семь лет назад — Арсюш, ты на месте?.. Недовольно нахмурившись, он отвел взгляд от монитора и посмотрел в сторону двери. На пороге стояла высокая эффектная брюнетка — это была Ольга, глава отдела продаж. Дамочка, явно не считавшая нужным как минимум постучать, прежде, чем заглядывать к нему и вообще как-либо еще предупреждать о своем визите. — Почему без стука? — спросил он строго. Она соблазнительно улыбнулась и, покачивая бедрами, туго обтянутыми узкой юбкой, направилась прямиком к нему. — Ну к чему нам эти глупые условности? Она обошла его стол, остановилась позади кресла и склонилась к Арсению, обнимая его за шею таким собственническим жестом, словно имела на это право, постепенно сползая игривыми пальчиками ниже, к груди. Он окаменел. К горлу подступила тошнота от знакомого аромата ее духов — хищных и резких, как и сама эта женщина, чья гламурная внешность не могла его обмануть — он всегда четко сознавал, с кем именно имеет дело. И раньше его это вполне устраивало. Раньше… до Авы. Перехватив ее руки, нагло путешествующие по его телу, он не слишком деликатно отбросил их от себя, словно это были омерзительные щупальца какого-то чудовища. — Я женат, если ты забыла, — заметил он холодным, почти грубым тоном. — А еще, хочу тебе напомнить, что я — глава фирмы, в которой ты работаешь, и, соответственно, ты не имеешь никакого права врываться ко мне в кабинет без спроса или хотя бы банального стука. Она резко, оскорбленно выпрямилась. Он крутанулся в кресле, чтобы оказаться с ней лицом к лицу и понаблюдать за тем, как с нее спадет маска самоуверенной соблазнительницы. Но Ольга пришла в себя довольно быстро. Изящно — этого было у нее не отнять — уселась на край его стола и, положив ногу на ногу, снова растянула губы в томной улыбке. — Арсюш, да брось ты, — промурлыкала она. — Весь офис прекрасно знает, почему ты женился на этой убогой. Он посмотрел на нее с удивлением — как только у этой женщины хватило наглости на подобные высказывания прямо ему в лицо? Резко поднявшись, Арсений одним грубым движением схватил ее за руку и яростно скинул дрянь со своего стола — так, что Ольга с трудом удержалась на ногах, теперь уже совсем несоблазнительно вывернув лодыжку, будучи не в состоянии устоять на высоком каблуке. — Ты с ума сошел?! — взвизгнула она истерично. — По-моему, с ума тут сошла ты, — выплюнул он с откровенным отвращением. — Если имеешь наглость — или глупость? — заявляться ко мне и так говорить о женщине, на которой я женат. Перед глазами возник образ Авроры — светлой, нежной, доверчивой девочки, с которой они вместе прошли так много… Боль, отчаяние, слезы и борьба из последних сил — все то, что сопутствовало ее попыткам вновь встать на ноги. Все то, что он чувствовал вместе с ней собственной кожей, собственной душой. И не мог позволить кому-либо так мерзко, так незаслуженно ее оскорблять. Арсений угрожающе двинулся к Ольге с неконтролируемым желанием придушить ее, чтобы больше никогда уже не смогла исторгать из своего грязного рта подобные вещи. Видимо, его выражение лица в этот момент немало ее напугало, потому что она панически попятилась от него. Но, достигнув двери, все же не сделала попытки сбежать — напротив, высоко вздернула подбородок и, глядя ему в глаза, спросила: — Кто она? Кто твоя новая любовница, Арс? Он остановился, не веря своим ушам. — Все знают, что твоя жена страшная, как атомная война! — продолжала Ольга с вызовом. — И раз ты не хочешь возвращаться ко мне — значит, уже связался с какой-то другой бабой! Он впечатал кулак в дверь совсем рядом с ее лицом. Дорогая деревянная поверхность жалобно содрогнулась от этого удара, дрогнула и Ольга — но взгляда, тем не менее, не отвела. — Ты совсем дура? Я что, как-то неясно выразился? — прогремел его голос на весь кабинет. Она непонимающе хлопала перед ним глазами, что вызывало в нем еще большее омерзение и злость. — Извинись, — потребовал он. — Извинись, или я вышвырну тебя отсюда на потеху всему офису! — Тебя словно подменили, — прошептала Ольга неверяще. — Что она с тобой сделала? «Невозможное», — хотелось ему сказать, но эта женщина была не той, с кем он стал бы обсуждать свои чувства по отношению к Авроре. Не той, перед кем желал бы признаться — он неожиданно, совсем незапланированно прикипел к своей жене настолько сильно, что казалось — она теперь неотъемлемая часть его самого. — Не слышу извинений, — напомнил он, пальцами свободной руки предупреждающе сжимая шею Ольги. — Ладно… извини, — пробормотала она, сдаваясь, сиплым от испуга голосом. — Но я не понимаю, Арс… я отпустила тебя к ней, но думала, что ты вернешься… сразу, как получишь то, чего хотел… Он оттолкнулся от двери и, запустив руки в карманы брюк, отвернулся от женщины, с которой когда-то спал, а теперь мог лишь удивляться, почему вообще с ней связался. — Я никогда не говорил, что вернусь к тебе, — отрезал жестко. — Более того — даже об этом не думал. И если тебе дорога эта работа, Ольга, забудь дорогу в мой кабинет и свои тошнотворные заигрывания. Для тебя я, как и для других — Арсений Николаевич, а никакой не «Арсюша». Я — человек, который может тебя уволить без малейших сожалений. Это ясно? — Ясно, — откликнулась она зло. — Тогда займись тем, за что тебе платят деньги, — приказал он хлестко. Ответом ему была лишь громко хлопнувшая дверь. * * * Тот визит Ольги он не связал с событиями, последовавшими дальше и выбившими у него почву из-под ног. Не сумел связать воедино ниточки, которые в итоге превратились в ловко сплетенную паутину, накрывшую его с головой. Он не сложил в один пазл события, казавшиеся разрозненными деталями во всей этой картине. Не заметил многого из того, что годы спустя чудилось очевидным, а зря… Но тогда он обо всем этом не мог даже подумать. Первый тревожный звоночек прозвенел на плановом совещании — одном из череды многих, проводившихся им каждую неделю. — Быков, тебе слово, — произнес Арсений, не глядя при этом в его сторону, полностью сосредотачиваясь на лежащих перед ним отчетах. Лишь когда ответа так и не последовало, он поднял голову и кинул взгляд направо от себя — туда, где находился человек, которого пророчили на высокую должность в компании до того, как Арсений женился на Авроре. Егор Быков сидел, глядя на экран своего телефона с отсутствующей, мечтательной улыбкой. Арсений автоматически тоже опустил глаза на его смартфон и… сердце у него стремительно оборвалось. Аватарка женщины, с которой переписывался в мессенджере Егор, была ему хорошо знакома. Слишком хорошо знакома. Аврора… Внутри заворочалось леденящее душу, болезненное чувство. Показалось, что по нему проехалось целое цунами из самых разнообразных эмоций. Мерзкое, липкое подозрение. Недоумение, неприятие. Паническое, отчаянное желание найти какое-то объяснение увиденному. — Что ты там такое интересное читаешь, Быков? — холодно поинтересовался Арсений, усилием воли сумев взять себя в руки. Для всего этого наверняка есть какая-то причина. Должна, обязана быть. Егор вздрогнул, словно только теперь осознав, где вообще находится. Он быстро заблокировал смартфон, рассеянно улыбнулся: — Простите… — Ну что ты, — едко заметил Арсений. — Если эта переписка важнее нашего совещания, может, зачитаешь ее вслух нам всем? Послышались сдержанные смешки. Быков же, в свою очередь, смутился. Ему даже удалось покраснеть, отчего Арсу захотелось схватить его за шкирку и ударить башкой об стол, а потом отобрать телефон и прочитать то, что тот скрывал в своей памяти. Но ведь он мог ошибаться. Возможно, ему только показалось, что это было фото Авроры… — Итак, что у нас с региональными магазинами? — повторил Арсений свой изначальный вопрос ровным тоном, но взглядом готов был прожечь в этом человеке кучу дыр. — В Нижнем Новгороде все стабильно… Быков перешел к делу, как ни в чем не бывало, но Арсений его уже почти не слушал. Перед глазами так и стоял экран телефона, на котором видел переписку Быкова и своей жены. Ему отчаянно хотелось от этого откреститься, выкинуть из памяти, как ненужный хлам, но чем больше он пытался это сделать — тем сильнее увязал в тревожных сомнениях… Впрочем, Арсений был вовсе не намерен носить в себе все эти мучительные мысли и гнетущие эмоции. Быков мог как угодно скалиться на фото его жены, но сам Арсений не собирался делать каких-либо выводов, не поговорив с ней самой. Но тяжесть давила. И куда сильнее ревности при этом был страх — неужели его жена могла связаться с этим типом? И даже неважно, по какому вообще вопросу, ему была отвратительна сама мысль, что Ава разговаривала с Быковым. Он вошел в дом, намереваясь сразу все выяснить у Авроры. Но когда она не вышла ему навстречу, как делала то обычно каждый вечер, внутри забилась паника, которую он давил в себе изо всех сил, пока метался по дому в поисках жены. Но ее нигде не было. — Ава! — крикнул он, окончательно сдаваясь под напором тревоги, которую даже сам себе не мог рационально объяснить. — Я в ванной! — донесся до него ответ, после которого Арсений просто ворвался туда, откуда исходил голос жены. Она испуганно вздрогнула, когда он распахнул дверь и тут же спрятала что-то за спину. Этот жест — отчаянный, скрытный — породил в нем новую волну удушающей тревоги. — Что там у тебя? — резко спросил он, кивком указывая, что имеет в виду. — Там… там… Она явно растерялась. Он воочию наблюдал, как в ее глазах мечется непонятный испуг. Как она панически пытается придумать, что соврать… Что же такое она держала у себя за спиной? Ему не приходило на ум ничего, кроме телефона. — Это просто… ну… предмет личной гигиены, — наконец сумела сообразить Аврора, натягивая на лицо улыбку. Он хотел ей верить. Он безумно хотел ей верить. — Почему тогда ты его спрятала? — спросил он, в свою очередь раздвигая губы в поддельной насквозь улыбке. Показалось, что она выдохнула с облегчением, посчитав, что он поверил ее словам. Или лжи?.. — Арс, ну ты так неожиданно ворвался, а тут я… с этим, — пояснила она, покрываясь румянцем, который прежде вызывал в нем теплоту, теперь же… в груди что-то неимоверно жгло. Разрывало душу от непонимания и подозрений, с которыми ничего не мог поделать. Он слишком хорошо знал, как это бывает. Слишком часто видел, как предают… — Прости, — наконец очнулся он от атакующих его тяжелых мыслей. — Подожду тебя на кухне. Она вышла к нему спустя минут пять. Привычно обняла, доверчиво прижимаясь, с любовью погладила пальцами лицо. И внутри у него случился надлом. Он поймал ее руку, поднес к губам и поцеловал пальчики — каждый, по очереди. Он смотрел в ее глаза и ощущал, как все дурные мысли покидают голову под этим кристально-чистым взглядом, словно смотрел на безмятежную озерную гладь. Разве могла эта девочка — такая теплая, такая ласковая, такая… его, быть способна сделать нечто дурное у него спиной? Нет, он не хотел в это верить. Проще было просто умереть. — Я спросить тебя хотел… — проговорил он хрипло, ощущая, как тело охватывает желание от ее близости, а с глубин души поднимается тоска — та тоска, которую могла прогнать своей близостью лишь Аврора. — Ммм? — коротко обронила она, прижимаясь к нему еще теснее. — Ты знаешь Быкова? Она почему-то вздрогнула — он это ясно прочувствовал, сжимая ее в объятиях. Чуть отстранившись, заглянула ему в лицо и сказала: — Ну, это бывший папин помощник… — Ты с ним общалась в последнее время? Последовала небольшая пауза, но этого хватило для того, чтобы внутри него снова возникло гадкое, сосущее чувство беспокойства. — А почему ты спрашиваешь? — Просто так. — Нет, — наконец ответила Аврора. Он замер, пытаясь понять, что со всем этим делать. Как примирить в душе то, что видел и ее явную нервозность от его вопросов со своим собственным нежеланием думать о чем-то плохом. — Что-то не так? — встревожилась, в свою очередь, Ава. Что он мог ей ответить? Сказать о переписке, которую заметил? Но ведь он не был до конца уверен, что ему не показалось… Так стоило ли обижать ее теперь подобными вопросами? — Все в порядке, — прохрипел он. — Поцелуй меня… Ава. И она выполнила его просьбу. А он — позволил ее ласкам затереть все его сомнения. Но это, увы, был еще не конец. 10 Все дальнейшее было похоже на снежный ком, на который одно за другим, слой за слоем, налипали новые сомнения. И в конце концов просто не мог не последовать взрыв. Аву он больше ни о чем не спрашивал. Она уже ответила на его вопрос о Быкове и если это была ложь… вряд ли от количества его вопросов что-то могло измениться. Скорее, это вызвало бы у нее закономерные подозрения. Арсений хотел доверять своей жене. Хотел заблокировать в голове нежелательные мысли, как раздражающий спам, но ничего не выходило. Тяжелых дум становилось все больше, характер их — все мучительнее. А Быков не уставал подбрасывать дров в костер его ревности. Но Арсений тогда этого не понимал. — Можно к тебе? Егор заглянул в его кабинет, деликатно перед этим постучав и получив ответное «войдите!». — Что-то срочное? — поинтересовался коротко Арсений, ощущая, что не в состоянии выносить даже его вида. Словно все дурное, что бродило в его голове, усиливало свое давление на уставший разум в присутствии этого человека. — Нет, не очень… просто хотел обсудить кое-что… Быков присел перед ним, небрежно бросив на стол телефон. — Итак? — потребовал Арсений. Собеседник заметно занервничал. — Не знаю даже, с чего и начать… — Может, об этом стоило подумать до прихода ко мне? — зло огрызнулся Богданов. И в этот момент телефон Быкова на столе завибрировал. Взгляд Арсения мгновенно метнулся к нему, а челюсти сжались — на экране было фото и имя Авроры. Егор быстро схватил телефон и вскочил на ноги, словно в панике. — Извини, я… мне отойти надо… загляну к тебе попозже. Но Арсений не собирался отпускать его так легко и просто. Стремительно перегородив Быкову дорогу к двери, с жуткой улыбкой он поинтересовался: — Что за срочный звонок, Егор? Тот мгновенно смешался, глаза его забегали из стороны в сторону. — Это не по работе, — выдавил он из себя. — Дай мне телефон, — потребовал Арсений, протягивая за ним руку властным жестом. — Нет! — почти выкрикнул Быков и, поспешно метнувшись к выходу, выскочил из кабинета. А Арсений остался. Остался с чувством разверзнувшейся внутри бездны, на дне которой плескалась лишь ядовитая чернота. Своего апофеоза ситуация достигла через несколько дней. Снова Быков в его кабинете. Снова — затравленное выражение у него на лице, которое хотелось стереть, размозжив башку этого червяка об стенку. — Что на этот раз? — грозно поинтересовался Арсений, в уме уже рисуя картины расправы. Плевать, действительно ли была с ним Ава, плевать, что могла сама связаться с этим жалким типом… весь его гнев был направлен сейчас на нервозного, дрожащего человека, мявшегося перед ним. — Я должен кое-что сказать, — проговорил тот на удивление твердо, несмотря на свою явную трусость перед Арсением. — Ну так говори, — растянул Арс губы в зловещей улыбке, не сулившей собеседнику ничего хорошего. — Слушай, — коротко ответил тот. Он включил на своем смартфоне запись телефонного разговора. Женский голос, раздавшийся из динамика, молниеносно послал по телу холодную дрожь. Арс вдруг понял, что от подобного финала было не убежать, как себя ни обманывай — он был обречен с самого начала. Как одинокий путник, которого на пустынном пространстве схватила в смертельные ледяные объятия метель. И шанса на спасение не было. — Я так больше не могу, — говорила с надломом Аврора. — Просто не могу! Арсений мне не нужен. Я с трудом выношу его присутствие рядом день за днем… меня передергивает от его липких поцелуев, его прикосновений. Егор, нам нужно срочно что-то делать! — Ава, я все понимаю, но мы не можем… — пробормотал в ответ голос Быкова. — Мы должны! Я не собираюсь отдавать ему даже малейшую долю в фирме! Послушай, у меня есть план… С приклеившейся к лицу маской полной безжизненности Арсений слушал, как его жена выкладывала то, что задумала. Отнять все, что перешло к мужу после брака. Передать управление компанией Быкову. Наконец воссоединиться со своим любовником совершенно открыто… Он слушал все это, а боль, зародившаяся в груди, постепенно расползалась по всему телу. Сомнений в том, что все это говорит его жена, у него не возникло — это был голос Авы, это были ее интонации. Знакомые, родные… смертельно ранящие. И убивало даже не то, что она хотела оставить его ни с чем. Убивали слова — «Арсений мне больше не нужен». Ну конечно! К чему он был ей теперь, когда она снова стала здоровой и могла выбрать кого-то другого? Это прежде мало кто захотел бы взвешивать на себя такую ответственность, а сейчас… Он больше не мог этого выносить. Зло смахнул со стола чертов телефон, рыкнул, как раненный зверь: — И какого же черта ты мне все это показываешь?! — Потому что я так не хочу! — выкрикнул Егор в ответ, подхватывая с пола свой смартфон и снова выпрямляясь. — Мне нужна сама Ава, а не эти деньги! Я больше не мог молчать! Арс, прошу… Быков рискнул шагнуть к нему ближе, даже отважился взглянуть в лицо… — Просто отпусти ее ко мне, — проговорил Егор. — Оставь все себе, но отдай мне Аву… и мы оба исчезнем, обещаю… Арсений расхохотался. Хохотал долго, выплескивая в этом адском, надорванном смехе свою боль. И наконец сделал то, чего хотел. Схватив соперника за грудки, впечатался в его физиономию кулаком. А когда тот отлетел к двери — шарахнул его башкой об нее так, что та распахнулась и Быков вылетел в приемную. Врезав по ненавистной физиономии еще раз, Арсений скрылся в своем кабинете, уже твердо зная, что сделает. Ава хотела обманом забрать его долю — он парирует тем же. А после… ее утешит драгоценный любовничек, который готов был принять ее без всего. И именно таковой — нищей — в итоге и получит. * * * Настоящее время — А потом, когда ты все подписала… Быков исчез, — закончил Арсений надтреснутым голосом. — А я… Его пугала тишина, нарушаемая лишь тонким, почти призрачным дыханием. Ава была здесь, но ему казалась сейчас далекой, как никогда. — Я засомневался во всем этом позже, — все же решительно продолжил он. — Искал тебя… а когда нашел… увидел тебя с ним. У подъезда… вы обнимались. И тогда… Он машинально развел руками, хотя Ава и не могла этого видеть. Поспешно добавил: — Тогда я решил, что у вас все хорошо. Ее ответное молчание давило. Он не знал, что еще сказать, что еще сделать… Не пытался себя оправдать, а просто хотел… чего? Наверно, какого-то понимания. Не с ее стороны, нет. Понимания для себя, что теперь будет дальше. — Меня это не оправдывает, но за все эти годы я не притронулся и пальцем к твоей части наследства. И не жил в доме ни дня после того, как… выгнал тебя. До него вдруг донесся смех. Тихий, но постепенно набиравший обороты, в котором сквозили нотки горечи и презрения. А следом послышался грохот, от которого он вздрогнул — это Ава резко встала из-за стола, а он — инстинктивно дернулся, чтобы ее удержать… но в последний момент заставил себя остаться на месте. — Знаешь, я думала, что ненавижу тебя, — проговорила Аврора с такой интонацией, что глаза его мигом зажгло от подступившей к ним разъедающей боли. — Но нет, Арс, оказывается, это даже не ненависть. Это отвращение. Он услышал, как она заметалась в узком пространстве кабинки. То ли ища выход из нее, то ли ища выход своим чувствам. — Удивительно, Богданов, — снова грустно рассмеялась она. — Ты отнял у меня все, но остался собакой на сене. Ты даже деньги по-настоящему не любил, что уж говорить обо мне?.. Он не выдержал. Вскочил с места, протянул в отчаянии руки, пытаясь ее найти… — Это не так, — выдавил из себя. — Так, — отрезала она и всхлипнула. И от этого жалобного звука он сам испытал к себе такое всеобъемлющее отвращение, какого не испытывала наверняка даже Аврора. — Ты просто не умеешь любить, Богданов. Эти слова прозвучали, как приговор. А раздавшийся следом звук отъезжающей и захлопывающейся двери — как удар судейского молотка, ставящий окончательный крест на всех надеждах. * * * Как оказалась впоследствии на свежем воздухе — я даже не могла вспомнить. В голове билась лишь одна мысль: скорее, скорее, прочь отсюда! А в груди пекло так, что невозможно было дышать. Казалось, что из окружающего воздуха иссяк весь кислород, а заодно закончился смысл вообще дышать. Но он все же был, этот смысл. В кареглазой девочке, так похожей на своего отца. Я жадно, словно кто-то мог мне помешать, вобрала в себя стылый воздух и медленно, равномерно выдохнула, пытаясь успокоиться. Изо рта вырвалось облако пара и постепенно растаяло, сливаясь с темнотой ночи. Не нужно было сейчас обо всем этом думать. Любая мысль не приносила в данный момент ничего, кроме боли. Но и не думать все же никак не получалось. Когда оказалась в своей машине, подальше от чужих глаз, с губ непроизвольно сорвался жалобный звук, идущий откуда-то из глубин души. Боже, и почему же мне было так больно? Ведь я не услышала ничего нового. Ничего такого, что когда-то уже не пережила. Вот только так и не сумела оставить позади. Да и как тут суметь? Даже если бы удалось навсегда прогнать Богданова с глаз подальше, оставалась Леся. Дочка, смотревшая на меня глазами бывшего мужа. Моя дорогая девочка, способная меня возненавидеть, если я лишу ее отца. Это был тупик. А я, несчастная и загнанная, металась в нем, не находя выхода. Как бы ни поступила в нынешней ситуации — кто-то обязательно будет страдать. Леся еще не была в том возрасте, чтобы позволить ей самой ездить к отцу. Да и просто оставлять ее с Богдановым наедине я считала неприемлемым — откуда мне было знать, на что еще способен этот человек? И вместе с тем — я не хотела его даже видеть. Не хотела раз за разом испытывать эти выматывающие, разноречивые эмоции, то накатывающие, то отступающие, как морская волна во время прилива. Глупо, но я и в самом деле надеялась, что он скажет нечто такое, что сумеет его оправдать. Что сумеет оправдать меня саму — и мою к нему тягу, неподдающуюся никакой логике, не отпускающую даже спустя столько лет. Это было похоже на изощренный мазохизм, на подобие адского пекла, в котором я лихорадочно горела. И не могла даже трезво разобраться, что было причиной этих чувств, с которыми так отчаянно боролась. Тянуло ли меня к нему только по памяти? Возможно, попросту давили прежние воспоминания, былые эмоции и я искала их в этом человеке снова и снова, потому что не нашла ни в ком другом? Или было все же в самом Арсе нечто настолько магнетическое, что я с огромным трудом с этим справлялась? Я не знала ответа на этот вопрос, зато хорошо знала другое — с этим надо решительно заканчивать. Этот человек не способен был любить никого, кроме себя самого — в этом я была абсолютно уверена. А мне нужно было шагать дальше, жить дальше, научиться наконец свободно дышать. Не так, как сейчас — перерывами, когда Арсения не было рядом и получалось убедить себя, что все прошло, а постоянно. И для этого нужно было исключить его из своей жизни навсегда. Но как это сделать, когда Леся так тянулась к папе?.. Думая об этом, я чувствовала себя настолько разбитой и несчастной, как не чувствовала уже давно. * * * — Ну как все прошло? Галина Ивановна тихо вышла в прихожую, видимо, чутко уловив, как я открыла входную дверь. Я посмотрела на нее усталым, опустошенным взглядом, не скрывая своего разочарования. — Зачем? — только и спросила в ответ. Она твердо выдержала мой взгляд. Произнесла — сочувственно, но со сквозящей в голосе решимостью: — Вам надо было поговорить. Подойдя ко мне, она забрала из моих рук пальто, в которое я отчаянно впивалась пальцами, и, взяв меня под локоть, повела на кухню, где настойчиво усадила за стол, а сама принялась хлопотать над чаем. Я же сидела и чувствовала, что буквально растерзана морально. Ну почему, почему, черт бы все побрал, так вышло, что из тысяч флористов в этом городе невеста Богданова обратилась именно ко мне?.. Невеста Богданова… за всем, что происходило в последнее время, наваливаясь на меня, как оползень, я совсем о ней забыла. Интересно, что он врал этой женщине, пока мотался ко мне домой и на свидания и исповедовался в том, чему не могло быть никакого оправдания?.. Все это было слишком. Слишком много мыслей, слишком много тяжести, слишком много проблем на меня одну. За что?.. Я ведь так спокойно жила до этой встречи… Передо мной оказалась дымящаяся чашка чая. Заботливая рука легла на спину, утешающе погладила. — Знаю, что сейчас тебе тяжело, девонька, — произнесла та, что меня спасла. — Знаю… но поверь мне — не узнав всего, ты бы все равно не сумела спокойно жить. Чем раньше вскроешь гноящуюся рану — тем раньше она заживет. — Заживет, — повторила я эхом. Заживет ли?.. Хотелось верить, что да. Что однажды сумею взглянуть на того, кто разрушил мою жизнь, безо всяких эмоций. Что не будет ни сожалений, ни обид. Только благодарность за хорошее, которое все же было. За то лучшее, что он мне дал — мою дочь. Да, мне пришлось тяжело. Порой — настолько невыносимо, что беззвучно кричала ночами в подушку. Но если бы не было Леси, ради которой все преодолевала день за днем — я, вполне возможно, вообще бы не выжила. — Ложитесь спать, Галина Ивановна, — сказала я тихо, утыкаясь лицом в кружку с чаем в поисках покоя и забвения. — Я тоже скоро пойду. Она немного помедлила, но в итоге все же послушалась. Тихо скрипнула дверь, затихли ее усталые, чуть шаркающие шаги… А потом дверь вновь распахнулась и я машинально вскинула голову, ожидая, что это Галина Ивановна за чем-то вернулась… Но на пороге кухни стояла Леська. Смотрела на меня этими темными богдановскими глазами, чуть расширившимися от тревоги, которой было охвачено ее личико… — Ты чего не спишь? — заставила я себя улыбнуться дочери из последних сил. Она прошлепала ко мне босыми ногами, остановилась напротив и поразительно проницательно спросила: — Мамочка, тебе плохо? Я снова попыталась улыбнуться, чтобы успокоить дочь, но улыбка получилась дрожащей. И тогда она подалась ко мне и крепко обняла. Губы и подбородок у меня предательски задрожали, когда Леся сказала: — Мамочка, не грусти, я тебя люблю. Я прижала ее к себе крепче и шепнула: — Я не грущу, солнышко. Уже не грущу… * * * Башка гудела так сильно, словно в нее кто-то долго и упорно бил, как в чугунный колокол. Арсений вошел в квартиру, машинально захлопнув дверь. На автомате прошлепал к креслу и в полном изнеможении упал в него, сжав руками усталую голову. Нужно было о многом подумать, но он сейчас способен был лишь бессмысленным взглядом скользить по хорошо знакомым предметам, концентрируясь на ненужных деталях и пытаться дышать, чтобы успокоить боль, мечущуюся по грудной клетке. Хотя имел ли он вообще право на эту боль? Что такое его чувства в сравнении с тем, что пережила из-за него Аврора? Жалкая вспышка. Он страдал, горел, будто в адском пожарище, но не заслужил даже этого. Наверно, после ее побега из ресторана он впервые за все это время ясно осознал — пути назад нет. Ава не простит. Он и сам себя никогда не сумеет простить за каждый миг, когда ей было плохо, а его рядом не было. И не просто не было — он один был причиной того, как она страдала. Но как бы ни был виноват, как бы ни проклинал себя и все сделанное, а он без нее не мог. Не сумел забыть за все эти годы, не сумел заменить никем другим, и теперь не получалось отказать себе в глупой надежде ее вернуть. Даже сознавая, что не заслуживает того, чтобы с ней быть, не представлял жизни без нее. Не хотел… Но для того, чтобы получить еще один шанс, нужно было что-то делать. Не сидеть и киснуть, а решительно действовать. И он знал как минимум две вещи, которые просто обязан был выполнить. Нет, даже три. За всеми этими событиями он ведь практически забыл про свою невесту. Да, они поставили все на паузу, но теперь стоило дать ей ясно понять — ничего не будет в принципе. Он пытался себя обмануть, но едва случилась эта встреча с бывшей женой… Вообще-то, Арсений не верил в подобные глупости, но сейчас это совпадение казалось ему знаком свыше. И, узнав все, что случилось много лет назад, он не собирался лгать ни себе, ни другим — жениться на Насте он не может. Да и после того, что Арсений намеревался вскоре сделать, она и сама за него ни за что не пойдет. Он усмехнулся последней мысли и, заставив себя подняться с кресла, кое-как добрел до кровати и мгновенно отключился, так и не раздевшись. * * * На следующий день его разбудил звонок. Звонили в дверь — настойчиво и упорно, и он, недовольно выругавшись, поднялся на ноги и как был — растрепанный и помятый — отправился открывать. На пороге стояла Настя. Встревоженная, взлохмаченная… злая? Едва он отворил, как она замахнулась и с удивительной для ее довольно хрупкой комплекции силой вмазала ему по лицу. Арсений даже не дернулся. Стерпел, крепко стиснув челюсти. Все, что себе позволил — это прокомментировать ледяным тоном: — Сделаешь такое еще раз — и можешь забыть о том, что мы вообще знакомы. Она широко распахнула глаза, услышав его пробирающий до костей тон. Тело ее затряслось и она жалобно всхлипнула, закрыв лицо руками. Но это породило в нем лишь усталое раздражение. — За что ты со мной так?! — простонала она, шмыгнув носом. — Ты буквально исчез из моей жизни — не появляешься сам, не отвечаешь на мои звонки! Я волновалась, пыталась тебя найти, даже твою маму подняла на уши… Только теперь он заметил, что за спиной Насти был еще один человек. — Мама, — выдохнул он удивленно, подаваясь к ней. Она стояла перед ним — тихая и терпеливая, как всегда. Стояла, тяжело опираясь на старую клюку, с которой никак не хотела расставаться, хотя он миллион раз предлагал ее заменить на новую трость. Стояла и просто ждала, без единого слова жалобы и укора. — Мама, пойдем, — скомандовал Арсений, беря ее под руку и проводя в квартиру. Краем уха уловил, как Настя зашла следом, хотя ее он никуда не приглашал. Более того — намерен был отчитать за то, что вообще посмела потревожить его мать. Но им все равно нужно было поговорить и расставить все точки над «i». И сейчас, видимо, этот момент настал. — Вы тут разговаривайте о своем, — сказала мама, и, махнув клюкой в сторону кухни, добавила: — А я пока там подожду. Чаю заварю… — Хорошо, — согласился он, отпуская ее, и только когда она дошла до кухни, повернулся к своей почти уже бывшей невесте. — Поговорим в гостиной, — отчеканил сухо. Настя покорно прошла за ним. — Арсюш, я ничего не понимаю… — произнесла обиженно, когда он молча кивнул ей на диванчик, предлагая присесть. — Это я не понимаю шумихи, которую ты устроила, — парировал Арсений. — Зачем ты притащила сюда мою маму? Зачем вообще меня искала? Ты же сама решила, что свадьбу стоит отложить, а я с тобой согласился. Мы взяли паузу, так по какому поводу теперь вся эта истерия? Она снова затряслась всем телом. На миг он испытал жалость, но пытаться утешить не стал. Не стоило давать ей надежду на что-либо подобными жестами. — Ты меня не любишь, — прорыдала она. — Я надеялась, ты передумаешь, приедешь ко мне, попросишь прощения… а ты вообще про меня забыл! — У меня есть дочь, — напомнил он ей. — Я был нужнее там. В груди кольнуло от мысли — а он ведь почти и не общался с Лесей за все это время. Тот еще, конечно, папаша года. Еще один грех, который ему предстояло исправить. — Значит, она все-таки твоя?! — ахнула потрясенно Настя. — Она — моя, — спокойно признал он. — И поэтому… извини, но свадьбы не будет. Ни сейчас, ни через месяц… вообще никогда. Она уставилась на него так, словно он говорил на другом языке. Глаза ее были неверяще выпучены, ртом она жадно хватала воздух. — Мне очень жаль, — сказал он вполне искренне. — Жаль, что я дал тебе надежду… Она вскочила на ноги. Арсений выпрямился, ожидая от нее всего — того, что набросился на него с кулаками; того, что плюнет ему в лицо и покроет ругательствами с головы до пят; но точно не того, что она в итоге сделала. — Не бросай меняяяя, — завыла она, кидаясь к нему, крепко вцепляясь пальцами за ворот его рубашки. — Не люби, только не бросаааай… Он устало усмехнулся — как же легко ее тон перешел с оскорбленного на умоляющий! Но что бы ни было тому причиной — чувства ли к нему самому или к тем деньгам, которые ему даже не принадлежали, ничто неспособно было заставить его передумать. — Все кончено, — повторил он. — В моей жизни многое изменилось и многое еще изменится. Так что нам больше не по пути. — Это все она виновата, да?! — зло выкрикнула его бывшая невеста. Он отрицательно мотнул головой, прекрасно понимая, о ком идет речь. — Она ни в чем виновата. А теперь, пожалуйста, уходи. Но Настя и не думала его слушать. Не выпуская из пальцев его рубашку, все рыдала и о чем-то умоляла, и ему в итоге не осталось ничего иного, как вызвать ей такси и силой усадить в машину. Поднимаясь обратно в квартиру, он с ужасом думал о том, что ему еще предстоит как-то объяснить матери все случившееся. Но мама ничего ему не сказала, когда он вошел в кухню, морально готовый отбиваться от кучи вопросов. Лишь поставила перед ним чашку с кофе и в итоге он начал разговор сам, коротко сообщив: — Свадьбы не будет. — Я слышала, — спокойно ответила она. Повисла пауза, после которой мама все же добавила: — А она ведь вроде неплохая девушка. Может, зря ты так… Арсений сделал глоток крепкого горячего напитка и бескомпромиссно отрезал: — Не зря. После чего поднял глаза на мать и просто признался: — У тебя есть внучка, мама. 11 Отговорить маму ехать с ним к Авроре и Лесе сразу после того, как узнала обо всем, Арсению удалось с огромным трудом. Казалось, она давно уже перестала верить, что он вообще сумеет завести когда-нибудь нормальную семью и теперь эта новость о внучке виделась ей каким-то необыкновенным, благословенным чудом. Но с какими бы добрыми намерениями мама ни желала познакомиться с Лесей, он не мог вот так просто, без предупреждения и подготовки, свалить на Аврору еще и это. Тем более, что он и сам до сих пор был для дочери и бывшей жены чужим. Вот ведь ирония… у него не было никого роднее в целом мире, чем жена, которую сам же прогнал, и дочь, о чьем существовании и не знал, но вместе с тем… Именно к ним он и не знал, как подступиться. Именно ими боялся быть отвергнут больше всего на свете. В голове всплыла цитата Ремарка — «ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил». Эти слова осели на душе жгучей горечью, разбередили затаенные страхи своей несомненной истиной. Между ним и Авророй все еще что-то было — он это чувствовал, но было ли этого достаточно, чтобы осмелиться снова войти в ее жизнь? Она была по-прежнему ему близка. Даже такая, совсем новая и незнакомая — со сталью, которой порой переливался мягкий голос; с усталыми глазами человека, который пережил слишком многое… и вместе с тем — с той затаившейся на глубине души девочкой, которой так хотелось верить в лучшее, но было страшно снова обжечься. И все это — из-за него. Он сам воздвиг между ними эти горы из непонимания, предательства и жестокости, за которыми оказалось похоронено все лучшее, что было. Он сам проложил между ними эту пропасть, а теперь не знал, как через нее перепрыгнуть. Но мог попытаться. Ничто не приходит в этой жизни само — ему всегда приходилось за все бороться. Кроме одного — сердца Авы, которое она так легко ему отдала и которое он так бездумно разбил. И как следствие — сейчас настала пора отвоевывать его назад с боем, в котором мог либо выиграть, либо окончательно погибнуть. — Привет, — произнес он бодро, несмотря на то, что сердце тоскливо замерло, когда Аврора открыла дверь в ответ на его стук. И тут же вынужден был отшатнуться, потому что она с треском захлопнула ее обратно, едва не врезав при этом ему по носу. Что ж, нынешнее настроение бывшей жены было ею вполне ясно обозначено. Стоило полагать, что на порог его больше не пустят, но позволить себе уйти ни с чем он все же не мог. Выдержав паузу, Арсений снова постучал — негромко, но настойчиво, давая понять, что никуда не уйдет. До него донеслись легкие шаги, но никто так и не открыл. Он подавил тяжелый вздох. Окей. Он ведь и не воображал, что все будет легко и просто? Оглядевшись по сторонам, Арсений заприметил старую деревянную лестницу, прислоненную к дому и ведшую, очевидно, на чердак. Он снова постучал в качестве предупреждения, и снова не получил ответа. Поэтому решительно крикнул: — Ава, или ты сейчас откроешь или доведешь меня до того, что я буду вынужден залезть на чердак и… Дверь резко распахнулась. Но на пороге оказалась не Ава, что дико его разочаровало, а Галина Ивановна. — Ну и что ты тут буянишь? — поинтересовалась она строго. — Я… просто хочу видеть дочь, — заявил он в ответ. Она посмотрела на него таким взглядом, словно видела всего насквозь, после чего насмешливо резюмировала: — Дочь, значит… Ну-ну… Ладно уж, тебе повезло — сегодня выходной, так что Леся дома. Я ее позову, а ты… стой тут смирно! Грозно зыркнув на него напоследок, Галина Ивановна скрылась в доме, Арсений же решил последовать сказанному и принялся молча ждать. В конце концов, Ава наверняка не оставит его с дочерью наедине. Ему так много еще нужно было ей сказать… вот только она явно не желала слушать, и он ее в этом не винил. Но рано или поздно он найдет возможность сделать так, чтобы она позволила ему высказать то, что пока не успел. То, что было куда более важным, чем все, на что они тратили время прежде. Когда дверь снова отворилась, его поджидало новое разочарование. Даже два. Первое — Леся смотрела на него исподлобья, явно не слишком обрадованная его приходу. А второе — это Галина Ивановна, которая коротко сообщила: — Ава занята, так что за вами присмотрю я. — Она меня избегает, не так ли? — не удержался Арсений от вопроса. Женщина посмотрела на него с молчаливым осуждением, но отрезала твердым голосом: — Ей некогда. Работает практически в одиночку… Он отметил для себя последние слова, но в настоящий момент куда важнее было попытаться наладить контакт с Лесей. Рука его была твердой и уверенной, когда он протянул ее навстречу дочери, но в душе что-то дрогнуло от того, как она на него смотрела. — Пройдемся? — предложил он. — Не хочу, — буркнула Леся, отворачиваясь от него. К этому он готов не был. Видимо, успел поверить, что все будет куда проще после того, как эта девочка сама пошла ему навстречу, назвав однажды папой. Но теперь все изменилось. — Почему? — спросил терпеливо. — Ты обидел маму, — заявила Леся, стараясь говорить строго и хмуро, но он заметил, как у нее предательски дрогнул подбородок. — И ко мне давно не заходил… Он и сам знал, что виноват перед ними обеими. Но когда эта маленькая девочка, его дочь, говорила ему все это… готов был просто умереть на месте, не зная, как перед ней оправдаться. Впрочем, оправдываться смысла и не было. Он мог лишь попытаться искупить то, что натворил. — Я очень виноват, — признал Арсений, не сводя с нее глаз. — Но я очень хочу исправиться. Если ты мне разрешишь. Так что, может быть, мы с тобой немножечко прогуляемся и ты мне расскажешь поподробнее о том, какой я плохой? Она взглянула на него искоса, а он так и стоял перед ней с приглашающе вытянутой рукой, не зная, куда деть свою огромную ладонь, такую пустую, такую сиротливую без маленькой ладошки, доверчиво вложенной в нее. — Ладно, — неохотно согласилась Леся, но руки ему так и не подала. Арсений был вынужден выпрямиться и с пониманием принять то, что его отвергли. Пока что — отвергли. — Спасибо, — произнес искренне. — А куда пойдем? — добавил, спускаясь следом за Лесей с крыльца. — Мама сказала далеко не ходить, — ответила дочь. — Так что походим по саду и хватит. — Хорошо, — покладисто согласился он. Они двинулись в сторону живой изгороди — вроде бы и шагая рядом, в считанных сантиметрах друг от друга, но такие далекие в чем-то более важном, чем физическое расстояние. Галина Ивановна деликатно шла следом, соблюдая такую дистанцию, чтобы видеть их, но при этом не мешать. — Ты злишься на меня, — констатировал очевидное Арсений. Леся немного помолчала, выказывая свою обиду, как типичная женщина, хоть пока и совсем маленькая, но в итоге все же сказала честно: — Да. — Расскажешь все, в чем я провинился? Она уперлась взглядом в гравийную дорожку, по которой они неторопливо шагали, но ответила — смело и прямо: — Ты плохой папа. Неправильный. Ее лобик озабоченно нахмурился, а Арсений понял, что совершенно не знает, что ей на это сказать. Глупо было спорить — он ведь действительно был таковым. Но очень хотел, чтобы все переменилось. К счастью, Леся продолжила сама: — Другие папы гуляют со своими дочками… забирают их из садика… В горло толкнулся жесткий, каменный ком. Господи, ей не хватало таких обыденных, совершенно простых вещей… Того, что он мог так легко ей дать. Арсений покаянно присел перед ней на колени, ощущая, как мелкая галька впивается в кожу, но на это было сейчас абсолютно плевать. — Я исправлюсь, — пообещал он, пытаясь поймать дочкин взгляд. — Обещаю тебе, я исправлюсь, если только ты и твоя мама мне это позволите. Она прикусила губу, так и не взглянув на него. Внутри все застонало от понимания, что этой маленькой девочке тоже тяжело — куда тяжелее, чем ему самому. И все же она держится, не позволяя себе заплакать перед ним. Стойкая и смелая, как ее мама. Арсений поднялся на ноги и выпрямился, чтобы ее не смущать. Сделал уже несколько шагов вперед, когда голос Леси его догнал: — Я хочу, чтобы у меня был папа… Он замер, ожидая продолжения. — Но я не хочу, чтобы маме было плохо, — детский голосок все же дрогнул, но она упрямо продолжила: — С тех пор как ты появился, мама стала очень грустная… Он прикрыл глаза. Ни одна физическая боль не могла сравниться с той, что накрывала его сейчас, от этих слов… от понимания, что приносит Авроре одни беды, хотя хотел для нее совсем иного… — Я виноват перед твоей мамой так сильно, что этого не исправить и за целую жизнь, — прохрипел отрывисто. — Но я все сделаю, чтобы ей больше не было грустно. Ответная тишина была подавляющей, хоронящей заживо его и все его призрачные надежды… Но вот руки Арсения коснулась другая рука, и маленькая хрупкая ладошка скользнула в его огромную, грубую ладонь. — Обещаешь? — спросила Леся, глядя на него серьезно-строгими глазами. — Обещаю, — ответил едва слышно, но она все поняла. Они прошли так еще несколько метров — рука в руке, с протянувшейся между ними тонкой ниточкой едва начавшего зарождаться доверия, когда Арсению в голову стукнула свежая мысль. — Лесь, а мама когда-нибудь рассказывала тебе о своем детстве? — спросил он, бережно сжимая ее ладошку, которую так страшно было выпустить из своей. — Неа, — ответила она. — Только про дедушку немножко… а что? Он едва заметно улыбнулся, прикидывая, не убьет ли его Аврора после того, что он предложит дочери? — Хотел свозить вас кое-куда, — сказал в ответ расплывчато, но дочка уже слишком сильно заинтересовалась, чтобы можно было просто взять и сменить тему. — Куда? — потребовала она ответа. — Это связано с мамой? — Да, — не стал он скрывать. — Но подробнее расскажу, когда туда приедем. Если, конечно, мама на это согласится. — Я ее уговорю! — горячо пообещала Леся. И он надеялся всей душой, что ей это действительно удастся. * * * Старый особняк, кажущийся особенно мрачным и нелюдимым в этих багряно-золотистых осенних декорациях, где его подножие утопало в опавшей листве, а дымовые трубы растворялись среди серых туч, встретил их полным безмолвием. Леся вылезла из машины и с широко открытыми глазами и ртом озиралась по сторонам, словно не могла поверить тому, что видит. Аврора же, совершенно явно недовольная этой вылазкой, вышла следом за дочерью и остановилась на строго ограниченном расстоянии от Арсения, будто прочерчивала между ними невидимую глазу, но важную ей самой дистанцию. А он, посмотрев в черные глаза-окна старого дома, обнаружил вдруг пугающую вещь. Он хотел привезти сюда бывшую жену, чтобы напомнить ей о том хорошем, что когда-то было между ними, но в итоге сам оказался пленником совсем иного воспоминания. Дом не оживил одним лишь своим видом прекрасные картины их близости, не вдохнул жизнь в давно остывшие чувства, но он больно бил. Бил прямо в сердце, заставляя вспоминать самое болезненное и трудное. Арсений сжал челюсти, осознав, что единственная картина, которая всплывает перед глазами при взгляде на особняк — это та, где Аврора уходила от него. Уходила мучительно-медленно, сторожко, словно не веря в происходящее. Ее полные боли глаза и дрожащие губы — вот все, о чем он мог думать в этот момент, когда смотрел на свое прошлое через искусно украшенные лепниной проемы окон. Красивых снаружи, но таких темных, если заглянуть глубже. Прямо как он сам. — Ваааау, — ворвался в мысли голос Леси, которая наконец повернулась в его сторону, закончив восхищенно вертеть головой по сторонам. — Это же настоящий дворец! Мамочка, ты тут на самом деле жила? Она оглянулась на Аврору и Арсений сделал ровно то же самое. Бывшая жена стояла с лицом, словно покрытым безжизненной маской. Он хотел бы проникнуть сейчас за пределы наносного, хотел бы ворваться в ее мысли, чтобы понять, о чем она думает… Чтобы узнать — осталась ли в ней хоть капля тепла по отношению к нему и их общему прошлому?.. Хоть малейшая искорка, которая даст ему шанс разжечь живительный костер?.. — Да, — ограничилась Аврора коротким ответом. Он видел — все это дается ей нелегко. Он снова заставил ее проходить через то, чего она явно не хотела. Но Авроре все равно пришлось бы вскоре вернуться сюда. Пришлось бы встретиться лицом к лицу с призраками — не какими-то выдуманными, как в нелепых ужастиках, а с видениями того, какими они оба когда-то были. Каким когда-то был этот дом… — Почему ты никогда не говорила, что жила как настоящая принцесса? Леся подскочила к матери, взяла ее за руку и потащила ко входу в особняк. Арсений же, словно отрезанный от них, посторонний и ненужный элемент, молча пошел следом. — А мы можем войти внутрь? — затараторила Леся, нетерпеливо дергая Аврору за рукав, не обращая внимания на то, что так и не получила ответа на свой предыдущий вопрос. — А кто здесь сейчас живет? А можно погулять по саду? Он такой большой! Дочка все говорила и говорила, единственная среди них всех, кто не был отягчен воспоминаниями о былом, кого искренне восхищало и интересовало все вокруг… — За домом сейчас присматривает семейная пара, которая давно здесь живет, — сказал Арсений, нагнав жену и дочь у парадной лестницы. — Нина Семеновна следит за порядком в самом особняке, а Лев Иванович заботится о саде. Насколько это возможно, конечно. Леся обернулась к нему, глаза ее зажглись от предвкушения. — Пойдем погуляем по саду? Арсений не знал, кому именно она это предлагает, поэтому предпочел дождаться ответа Авроры. — Идите, — произнесла бывшая жена ровным тоном. — Я пока побуду тут. — Не зайдешь в дом? — спросил он негромко. — Не хочу. Одной этой фразой она словно отрезала связь с прошлым. Их прошлым, за которое он так отчаянно цеплялся. Но настаивать сейчас ни на чем не стал — и так уже принес Авроре достаточно горя и неприятных эмоций. И, похоже, продолжал нести и дальше. — Пойдем? — спросил мягко дочь и она активно закивала, а после — доверчиво протянула ему свою тонкую руку. Они нырнули в сад, ступая по одной из мощенных булыжником дорожек. Леся внимательно вглядывалась во все вокруг, а он смотрел только на нее. Смотрел, сознавая, что так и не успел толком узнать своего ребенка. — Мы почти не знаем друг друга, — начал издалека, но Леся, задрав голову, чтобы видеть его лицо, живо отреагировала: — А чего тут знать? Я знаю, что ты мой папа. Этого достаточно. Он слабо улыбнулся — как же у нее все выходило просто! Просто, но совершенно неоспоримо. — Но я все-таки хотел бы знать о тебе больше… — произнес мягко. — Что тебе нравится, чем ты любишь заниматься, о чем мечтаешь… Она задрала голову к небу, словно оно знало ответы на эти вопросы лучше нее самой, и задумчиво прищурилась. — Я люблю рисовать, — сказала после некоторых раздумий. — Люблю мультики смотреть… — И все? — удивился он. Она забавно наморщила нос, потом неохотно призналась: — Я мечтаю танцевать. Перед ним вспышкой пронеслось воспоминание о том, как те же слова ему когда-то сказала Аврора. — Почему же не танцуешь? — спросил резко севшим голосом. — Мама давно обещает, что запишет меня на танцы, но ей пока некогда, — вздохнула Леся и он заметил, что она расстроена этим куда больше, чем хочет показать. — Меня некому возить на занятия… они с Галиной Ивановной очень заняты… Он тут же остановился. Улыбнувшись, почти неосознанно предложил: — А хочешь, мы с тобой прямо сейчас потанцуем? Леся растерянно моргнула: — Это как? — Ну, включим музыку… Арсений быстро отыскал в телефоне подходящую мелодию. — И я научу тебя вальсу, — закончил, нажимая на воспроизведение. Звуки музыки разлились по саду, обволакивая окружающие их деревья и растения, а Арсений протянул дочери руку и сказал: — Разрешите вас пригласить, мадемуазель? Леся сделала в ответ какое-то подобие книксена, который, видимо, видела когда-то в кино и протянула ему руку в ответ. Одно касание — и последние девять лет сорвались, как пожухлый лист, с дерева его жизни, подхваченные и унесенные ураганом, стершим в одно мгновение все, что произошло за это время. Показалось, что даже серая, безжизненная осень и ее промозглые холода отступили, и мир взорвался буйством красок, возвращая назад тот далекий апрель, позволяя вновь ощутить, что держит в объятиях доверчивую, беззащитную девочку… Он кружил дочь в бережном, неуклюжем вальсе и думал о другом таком же танце, в котором когда-то вел ее маму. Он смотрел на Лесю и сознавал неожиданную вещь — он уже любит эту девочку. Любит в ней свое утерянное прошлое. Любит будущее, которого не заслуживал, но на которое имел наглость надеяться. — Ух ты, — выдохнула Леся, когда он, завертев в финальной танцевальной фигуре, которой не было в классическом вальсе, тут же поймал ее в объятия и, подняв на руки, закружил, заставляя радостно рассмеяться. — Понравилось? — спросил с улыбкой. — Очень! — выдохнула она радостно. — Тогда мы с тобой обязательно продолжим, — пообещал торжественно. — И если мама разрешит — я буду сам возить тебя на танцы. — Правда? — неверяще переспросила дочь. — Правда, — кивнул решительно и уверенно, а следом спросил: — Не замерзла? Может, пойдем в дом? — Пойдем, — согласилась покладисто Леся. Аврора нашлась на том же месте. Стояла все с тем же выражением лица, с каким они ее здесь оставили и смотрела куда-то вдаль. Что при этом видела — было ему неведомо, но отчаянно хотелось думать, что среди ее мыслей было место и для него. Пусть даже самое крохотное. — Леся хочет заглянуть домой, — сообщил он Авроре, когда они с ней поравнялись. — Идите, — сказала она в ответ все так же равнодушно. Это было просто невыносимо. Он молча поднялся с дочерью на руках к парадному входу и, открыв дверь дома, громко крикнул: — Нина Семеновна! Она появилась довольно споро. Выплыла из кухни, трогательно семеня им навстречу, радостно улыбнулась… — А кто это у нас тут?.. — Это Леся, наша с Авророй дочь, — представил он коротко свою девочку. — Лесь, хочешь чая с печеньем? — Хочу! — живо отреагировала она и тут же нахмурилась. — Но без мамы не буду. Там холодно, а она одна… — Поэтому нужно, чтобы ты побыла пока с Ниной Семеновной, — проговорил Арсений, опуская дочь на пол. — А я приведу маму. — Ей тут не нравится? — озабоченно спросила Леся. — Ей не нравлюсь я, — грустно усмехнулся он в ответ. — И она имеет на это право. — А ты можешь понравиться ей снова? — спросила дочь так наивно, что он осознал — несмотря на совсем не детские порой взгляды и речи, ей все же было только шесть лет. — Я попытаюсь, — пообещал он, провожая Лесю на кухню. А после спустился по лестнице вниз — туда, где ледяным изваянием на фоне увядшего сада застыла Аврора. Она не обернулась, но ясно почувствовала его присутствие. — Это подло, — заметила сухо. — Заманивать нас сюда, заставить Лесю меня уговаривать… Он встал к ней лицом к лицу, с грустной улыбкой заметил: — Ну а разве не подлости ты от меня ожидаешь? Она отвела взгляд от далекого горизонта, взглянула на него разочарованно и устало: — Я ожидаю от тебя того, что ты сам вынудил меня ожидать. Своими поступками. Он протянул к ней руку, задумчиво намотал на палец прядь темных волос… — Ты мне не поверишь — но я работаю над исправлением всего, что наделал. Мне нужно только немного времени… Она резко отвернулась, вырывая из его захвата свой локон, словно не хотела, чтобы он касался ее даже так. Даже пальцем… — А мне нужен покой, — отрезала бескомпромиссно. — Нужна передышка. От тебя и твоего присутствия. Уж это тебе, полагаю, по силам? Она говорила резко и зло, и даже не представляла при этом, что именно того, что озвучила, он ей дать и не мог. — Я эгоист, Аврора, — признался сдавленно, глядя на обращенный к нему затылок. — Я эгоист, потому что поступил с тобой в прошлом так чудовищно, думая исключительно о своих чувствах. Я эгоист, потому что даже зная, что все, чего ты хочешь — это избавиться от меня, не могу тебе этого дать… Он пробежался кончиками пальцев по ее шее, ощущая нестерпимое желание прикасаться к ней, разослать по ее венам ток, которым искрил пока только он один… — Я без тебя не могу, — добавил так тихо, что даже не понял — услышала ли она его вообще. — Никогда не мог… Она мгновенно отстранилась. Обернулась, обдав его холодом и презрением своего взгляда. — Что ты несешь, Богданов? Как ты вообще можешь такое говорить, когда у тебя скоро свадьба? Как можешь говорить это после того, как… Он не сдержался. Дернул Аврору на себя, накрыл поцелуем холодные, неподатливые губы в надежде их отогреть… Она не сопротивлялась, но и не отвечала. Он усилил напор, углубил поцелуй, толкнувшись языком ей в рот. И вдруг получил долгожданный отклик, когда она зло укусила его в ответ. Арсений отстранился, коротко рассмеявшись. Даже такая реакция была куда лучше, чем ничего. — Ты так ничего и не заметила, — сказал он, захватывая в плен ее взгляд. — Настя — лишь твое подобие. Я пытался тебя заменить, найдя кого-то хоть отдаленно схожего, но не сумел. Это мне стало ясно в тот момент, как увидел тебя снова. Губы Авроры остались немы и неподвижны. Лишь в глазах плескалось выразительное, говорящее о ее чувствах лучше всяких слов, удивление. — Свадьбы не будет, — подытожил Арсений сказанное. — Мне больше не нужен суррогат. Мне нужна… Резкая боль обожгла щеку. Аврора стояла перед ним с пылающими от гнева глазами и, несмотря на то, что только что сделала, была в этот миг еще желаннее. — Ты хоть кем-то в этой жизни способен дорожить? — выплюнула она ему в лицо. — Выкинул меня, бросил ее… что дальше? Привяжешь к себе Лесю и потом и ее кинешь? Она зло зашагала прочь от него, но он ее нагнал. Схватив за руку, развернул к себе лицом. — Не сравнивай, — отрезал жестко, но с затаенной болью. — Ты же слышала, что я тебе сказал… Она лишь молча покачала головой, словно не могла, отказывалась укладывать там все услышанное. — Ты думаешь, что я пировал на твои деньги все эти годы, Ава, — сделал он последнюю отчаянную попытку достучаться. — И отчасти ты права. У меня было все. Все, кроме одного — счастья. Ни единого дня с тех пор, как тебя выгнал, я не был счастлив. Ни единого, слышишь?! Я — палач, казнивший тебя без суда и следствия, но своим поступком я убил и себя самого… — Хватит! Аврора прокричала это, зажимая уши руками, не желая его слушать и слышать, и в этот миг все внутри у него упало. Все потеряло смысл. — Приведи Лесю, пожалуйста, — отрывисто потребовала она. — Мы уезжаем. 12 Обратный путь мы все проделали молча. Леся сидела рядом со мной, сосредоточившись на игрушке, в которую без особого интереса тыкала на своем планшете. Она покорно проследовала в машину, когда узнала, что нам пора, не задала ни единого вопроса о том, почему мы уже уезжаем, но при этом я ясно видела, всем сердцем ощущала — дочь расстроена, что все закончилось так быстро. Но, видел бог, я этого не хотела. Ради нее одной вообще согласилась поехать, только ради нее заставила себя вернуться туда, где все буквально кричало о том, что уже безвозвратно потеряно. Мамины клумбы с крокусами… папин старый дуб, под которым он любил отдыхать летними вечерами… А главное — каждый миллиметр территории, каждая знакомая тропинка, каждое окно и каждый камень, да и само небо над нами были пропитаны воспоминаниями о моем бесславном браке. Чего добивался этой поездкой Арс, к чему мучал картинами того, что уже мне не принадлежало? Разве недостаточно было всего, что уже вытерпела? Всего, через что прошла? Душа ныла так, что это чувство отдавалось в грудной клетке, воплощаясь в физическую боль где-то там, слева, в груди. Но ради дочери я готова была выдерживать и это. Во всяком случае, до того момента, как Арсений меня коснулся. Хорошо знакомым жестом, пробуждая внутри привычное тепло. И хотя внешне мне удалось остаться холодной и безразличной, внутри я горела. Пылала в мучительной агонии. Кричала от невыносимости того, что чувствовала, хотя губы и оставались сомкнутыми. И так не могло дальше продолжаться. Нет, я вовсе не собиралась запрещать Лесе встречи с отцом или что бы то ни было еще. Видела ведь, какое впечатление произвел на нее старый особняк. Как знать — может быть, ей на каком-то клеточном уровне передались мои чувства к этому дому — ничем не омраченные, не заслоненные пеленой страданий и непонимания. Возможно, она захочет снова туда вернуться, а я не стану ей мешать. Просто отныне все это будет без меня. Без испытания всех моих душевных сил от каждой новой встречи с бывшим мужем. Я найму няню. Или освобожу Галину Ивановну ото всех обязанностей и попрошу приглядывать за Лесей, сопровождать ее во время встреч с Арсением. Лишь бы не присутствовать при этом самой. Лишь бы больше не видеть того, кто пробуждал внутри слишком много эмоций. Довезя нас до дома, Арс на удивление коротко распрощался. Не пообещал приехать снова, не сказал ничего, что хоть как-то могло дать понять его дальнейшие планы. Возможно, решил дать таким образом мне ту передышку, о которой я просила. Или — совсем наоборот. Я не знала, чего еще от него ждать, но твердо определилась — в этих играх я больше не участвую. — Ну что, по чашке какао и посмотрим какой-нибудь мультик? — предложила я Лесе, когда «Мерседес» бывшего мужа скрылся из поля зрения. Она задумчиво смотрела в ту сторону, куда уехал ее отец. — Давай, — наконец ответила дочь и взбежала по ступенькам крыльца раньше, чем я успела вообще моргнуть. Нет, похоже, что какао и мультиками тут было не обойтись. — Ты чем-то расстроена? — поинтересовалась я, когда мы обе переоделись в домашнее и дочь, подперев рукой щеку, молча следила за тем, как я варю нам традиционное какао. — Тебе не понравилась поездка, — не стала она юлить и пытаться уйти от ответа. — Почему? Можно было, конечно, придумать какую-то чушь, сочинить очередную сказку, чтобы уберечь ее от неприятных чувств и не чернить в глазах дочери образ отца, в котором она так нуждалась. Но надо ли было это делать? Леся и так уже знала, как он со мной поступил. И рано или поздно ей предстояло понять кое-что еще и смириться с этим — такие поступки не прощаются и не забываются по щелчку пальцев. Даже ради самого дорогого человека не свете. — Ты ведь помнишь, что твой папа меня выгнал? — спросила я, присаживаясь с ней рядом. — Угу. — Он выгнал меня из того самого дома, где мы были сегодня. Из дома, где я родилась и провела всю свою жизнь. Леся промолчала, словно обдумывала сказанное. — Поэтому мне неприятно туда возвращаться, — добавила я, не особо надеясь на понимание. Но дочь меня удивила. — Если бы кто-то выгнал меня из нашего домика, — проговорила она задумчиво-серьезно, — я бы тоже расстроилась. Но ведь домик в этом не виноват. Я невольно улыбнулась. Она рассуждала по-детски наивно, но в этом была какая-то доля мудрости. — Не виноват, — согласилась я. — Но… это все равно трудно. — Мы туда больше не поедем, да? — поинтересовалась Леся, стараясь не показывать, что ее это огорчает. — Если папа тебя пригласит — ты можешь поехать, — ответила я. — А ты? — Я — нет. — Ты на него очень сердишься? — озабоченно спросила дочь. — Очень, — не стала я скрывать. — Значит, он все-таки плохой? Ты будешь расстраиваться, если он будет приходить? Я притянула ее к себе, усадила на колени и крепко обняла, после чего, тщательно подбирая слова, проговорила: — Вот что я тебе скажу… Твой папа поступил со мной очень, очень плохо. Но это касается только нас с ним. Ты — другое дело. И тебе стоит судить его только по тому, как он будет вести себя с тобой. Она положила голову мне на плечо и, прикрыв глазки, тяжело вздохнула о чем-то своем. Мы просидели так некоторое время и мне уже показалось было, что дочка уснула, когда неожиданно раздался вопрос: — А если он будет себя хорошо вести, ты его простишь? Я не представляла, что Арс должен был для этого сделать, более того — даже не хотела представлять после всего, что он уже понаделать успел, поэтому просто сказала: — Поживем — увидим. Этот ответ Лесю, видимо, успокоил, потому что несколько минут спустя я обнаружила, что она мирно спит, на этот раз — по-настоящему. Спит, даже не подозревая, что меня саму одно лишь имя ее отца начисто лишало всякого покоя. Впрочем, и кроме самого Арса были еще желающие нарушить мое спокойствие. Это я узнала той же ночью, когда меня разбудил громкий, требовательный стук в дверь. Испуганно подскочив в постели, я посмотрела на часы — время подходило к трем. Кого могло принести так поздно? Кто так нагло хотел ворваться к нам среди ночи? Я быстро поднялась и прошла к двери, опасаясь, что этот шум разбудит Лесю. Мысленно при этом прикидывала — не придется ли вообще звать на помощь?.. Что, если это какой-нибудь агрессивно настроенный бродяга? Стук повторился. На миг подумалось — может, это очередная выходка Арса? Но на него это было совсем непохоже… То, что я обнаружила у себя на крыльце, было, впрочем, куда хуже любых моих предположений. Отодвинув штору с окна, в свете фонаря над дверью я во всей красе разглядела невесту Богданова, хотя в этой шатающейся, явно нетрезвой женщине узнать ее было не так-то просто. — Открываааай! — заорала она вдруг, снова занося кулак над дверью. — Открывай, говорить будем! Я быстро сорвала с крючка рабочую куртку и, накинув ее на себя, распахнула дверь ровно в тот момент, как Анастасия собиралась снова по ней забарабанить. От неожиданности она едва не повалилась лицом вперед — лишь в последний момент, схватив девушку за локоть, мне удалось помочь ей удержаться на ногах. Аккуратно оттеснив ее с порога, я закрыла за собой дверь в дом и коротко спросила: — Анастасия, что вы тут делаете? Тем более, в такое время? — Я пришла… пришла сказать, что ты — воровка! Эту фразу ей удалось произнести достаточно твердо, без запинки. А вот само сказанное поставило меня в ступор, больно хлестнуло по душе своей абсурдностью… — Что за ерунда? — отреагировала я резко. — В чем вы меня обвиняете? — Ты украла моего жениха! — выплюнула она. — И ты это спланировала заранее! Она несла какой-то бред, а я — стояла тут, на холоде, и почему-то его слушала. Но не намерена была продолжать делать это и дальше. — Вы не в себе, — отчеканила я твердо. — Уходите, пожалуйста, иначе мне придется вызвать полицию. Ее настроение тут же переменилось. Она бессильно навалилась на перила крыльца в поисках опоры, перевесилась через них так сильно, что я испугалась, что она сейчас свалится вниз и подалась было к ней, чтобы удержать… но в итоге обнаружила, что незваная гостья попросту рыдает, сотрясаясь всем телом. — Ты должна его вернуть! Приглашения… гости… такой позор… — бессвязно бормотала Анастасия, перемежая слова всхлипами. — Я его не забирала, — ответила терпеливо. Но она меня не слушала и не слышала. Казалось, ей просто нужно было высказать все, что вертелось сейчас в ее пьяной голове. — Да ты хоть знаешь, как я старалась, чтобы ему понравиться? — взрыднула она снова. — Сколько времени потратила, чтобы он на меня внимание обратил! А ты! Ты только появилась — и он сразу упал к твоим ногам! Бросил меняяяя… — Я здесь не причем, — произнесла на автомате, хоть это было и бесполезно. Она вдруг выпрямилась, посмотрела на меня поразительно осознанным взглядом. — Что он в тебе нашел? Ну что? — вопросила отчаянно. — Ты ведь всегда между нами стояла! Я с самого начала чувствовала… знала… что он мне не принадлежит… Я невесело усмехнулась. В этом у нас с ней было кое-что общее — мне Арс тоже никогда не принадлежал. Что бы он теперь ни говорил, как бы ни считала эта несчастная, выплескивающая на меня эти странные речи… — Вам пора домой, — подытожила я, и, достав из кармана телефон, вызвала такси и несколько минут спустя не без труда запихала туда Анастасию, которая то сыпала в мою сторону обвинениями, то рыдала и умоляла о помощи. Но то, чего она хотела от меня, было мне неподвластно. Я прожила с Арсом два года, делила с ним самое больное и страшное, родила от него дочь… Но моим он по-настоящему так и не стал. Потому что не был способен любить никого, кроме себя самого. Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Арсений не звонил и не появлялся, что должно было полностью меня устраивать, и так оно и было бы, если бы не одно «но». Леся по нему скучала. Она ни на что не жаловалась, не спрашивала, почему он не приезжает, но день ото дня в ее глазах все заметнее становилась печаль. И все меньше было интереса к тому, что ее обычно радовало. И в этой ситуации я чувствовала себя беспомощной и растерянной, потому что ничем не могла заменить ей отца. А еще — злилась, потому что этот негодяй умудрялся доставлять страдания даже своим отсутствием. Я уже думала о том, чтобы самой позвонить бывшему мужу и выяснить, как он намерен дальше выстраивать отношения с дочерью, а заодно объяснить, что ребенок — не игрушка, с которой можно наиграться и, если надоела — убрать с глаз подальше, когда он наконец соизволил объявиться. Отворив ворота на звонок, я буквально остолбенела при виде того, что предстало моим глазам. Шокирующая картина совершенно не укладывалась в голове. Это казалось каким-то идиотским розыгрышем, очередной несусветной выходкой бывшего мужа… Потерев пальцами лоб, словно в приступе мигрени, я буквально простонала вместо приветствия: — Что это, блин, еще за цирк, Богданов?! * * * Она смотрела на него с явным неодобрением. Еще до того, как произнесла первое слово, он уже ясно уловил — Аврора отторгает его одним лишь взглядом, отторгает всем своим существом. Какая злая ирония… Она не хотела его даже видеть, а его так непобедимо к ней тянуло. Пусть даже она злилась на него, пусть даже ее губы говорили жестокие, больно жалящие слова, ему было просто жизненно необходимо находиться рядом. Конечно, он полностью заслужил подобное отношение к себе. Каждый неприязненный взгляд, каждое бьющее наотмашь слово… Но труднее всего было даже не принять и не вытерпеть все это. Сложнее всего было знать, что каждый его поступок, каждая фраза рассматриваются теперь буквально под микроскопом и в любой момент могут быть обращены против него самого же — неправильно понятые, вывернутые наизнанку. Но и эту ходьбу по минному полю он заслужил тоже. — Разве я выгляжу, как клоун? — отшутился Арсений в ответ на вопрос бывшей жены, которую намерен был сделать будущей. Естественно, она была обескуражена его видом — он это понимал. Но им обоим теперь предстояло привыкнуть к новым, непривычным для себя амплуа. — Ты выглядишь как человек, который вознамерился меня доконать, — мученически выдохнула она. — Ну чего ты этим добиваешься, я не понимаю? Наносная ухмылка тут же сползла с его лица, он посмотрел на нее совершенно открыто и серьезно. — Аврора, это не шутка и не издевка, — произнес твердо. — Я выгляжу так потому, что теперь это — моя рабочая одежда. Вместо ответа она скептически окинула его взглядом с головы до пят, задерживаясь глазами на старых, замызганных строительной краской ботинках; на таких же знавших лучшие времена штанах в заплатах; на объемной, потасканной спецовке в пятнах непонятного происхождения… — Объяснись, — потребовала холодно. — Объяснись немедленно и максимально понятно, иначе получишь снова дверью по лбу. Он издал короткий смешок. Как же она изменилась! Но и эта новая, независимая Аврора вызывала в нем ничуть не меньше чувств, чем прежняя, даже наоборот — к былой теплоте теперь примешивалось восхищение. Вместо слов он полез во внутренний карман куртки и, вытянув оттуда пачку сложенных вдвое бумаг, протянул их Авроре. Она отчего-то побледнела. Возможно, вспомнила, как однажды он точно так же подсунул ей документы, которые лишили ее всего… — Что это? — спросила Ава резко, не торопясь прикасаться к бумагам, словно они могли ее укусить. — Читай, не бойся, — спокойно ответил он. Прошло несколько томительных секунд прежде, чем она протянула навстречу руку. Ее лицо хмурилось все больше по мере того, как она вчитывалась в документы. — Как это понимать? — выдохнула наконец растерянно, поднимая на него внезапно потемневшие, как грозовая туча, глаза. — Как акт восстановления справедливости? — предположил он, опираясь плечом на столб. — Не понимаю… — покачала Аврора головой. — Объясню максимально просто, — пожал Арсений плечами. — Все, что принадлежало тебе, вернулось тебе. Все, что после брака стало моим и все, что я нажил за прошедшие годы сам — переписал на Лесю. Подумал, что так будет справедливо… Ответом ему стал черт знает какой по счету за последние дни удар по морде — на этот раз пачкой бумаг. — За что сейчас? — только и спросил, сцепив зубы. — Ты просто измываешься надо мной! — буквально взорвалась криком Аврора. — Я же понятия не имею, что делать с фирмой! Я не знаю ни положения дел, ни как вообще управлять такой махиной… Ее лицо было искажено паникой. Он мысленно вздохнул, подумав о том, что, видимо, никогда не сумеет сделать нечто такое, за что наконец получит иную реакцию, чем удар по лицу. — Тчшшшш, — произнес Арсений успокаивающе, крепко взяв Аврору за плечи и сжав их, чтобы привести жену в себя. — Успокойся. В этом нет ничего страшного. Я всегда могу тебе помочь… — Да что ты? — вплеснула она руками. — Не уверена, что могу рассчитывать на помощь человека, который, по всей видимости, просто свихнулся, потому что устраивает какие-то нелепые маскарады, выряжаясь, как… — Как бездомный, — спокойно подсказал Арсений. — Каковым, в общем-то, теперь и являюсь. Собственно говоря… я здесь еще и для того, чтобы попросить у тебя какую-нибудь работу. Слышал, что вы с Галиной Ивановной не справляетесь… А я готов трудиться за еду и угол. Она посмотрела на него в ответ так, словно теперь окончательно уверилась в его сумасшествии. — Ну точно свихнулся, — простонала Аврора. — И как я сразу не поняла? Она нервно заходила по двору, что-то, видимо, судорожно обдумывая. Арсений же преодолел ворота, у которых они все это время стояли, и прикрыл их за собой, скрывая все происходящее между ним и Авой от возможных случайных прохожих. — Аврора, послушай… — проговорил он, ловя ее за запястье. — Не трогай меня! — неожиданно всхлипнула она. — Ну за что ты свалился на мою несчастную голову? Ты же буквально все делаешь, чтобы довести меня до нервного срыва! Что, ну что я буду делать с этой фирмой? Меня никогда не готовили к подобной работе… Он привлек ее к себе, с удовлетворением отметив, что она сейчас не вырывается. Бережно обняв, положил подбородок ей на макушку и веско, отчетливо повторил: — Послушай меня. Да, ты никогда раньше не возглавляла крупную фирму, но это неважно. Ты можешь нанять управляющего на то время, что будешь вникать в дела, пока будешь учиться всему, чего не знаешь. У тебя ведь прекрасное образование, Ава. Единственное, чего тебе всегда не хватало в этой жизни — это уверенности в себе. Он слегка отстранился, заглянул ей в глаза… — Когда-то я помог тебе поверить в то, что ты снова сможешь ходить. Теперь — готов сделать то же самое ради того, чтобы ты не боялась сделать новый для себя шаг… — Зачем? — только и спросила она. — Затем, что хочу, чтобы между нами больше ничего не стояло, — ответил просто. — С твоего наследства эта история для нас началась, пусть на нем теперь и закончится. Я хочу начать все заново… хочу вернуть все на исходные позиции, где я — небогатый работяга, а ты… ты — больше не средство быстро разбогатеть. Ты и наша дочь — смысл. Смысл всего. Смысл жить… Он буквально физически почувствовал, как Аврора от него отстранилась после этих слов. Не только телом — прежде всего, душой. — То, что ты все вернул, тебя никак не оправдывает, — заметила она сухо. — И не дает тебе права… — На что? — перебил он. — На то, чтобы надеяться все вернуть? Ну, ты не сможешь отобрать у меня эту надежду, Ава. А она ой, как крепка… и знаешь, почему? Арсений властным, требовательным движением развернул ее к себе и отчеканил: — Да потому что все очевидно. Семь лет прошло — а ни у тебя, ни у меня ничего ни с кем так и не вышло. И не выйдет. Ни с кем другим! Только ты. И только я… — Хватит! Она раздраженно сбросила с себя его руки и, уже развернувшись, чтобы уйти, кинула через плечо: — Уходи, будь так добр. Ее реакция ранила, но он стерпел и это. — И что же, ты так и не примешь меня на работу? — поинтересовался насмешливо, глядя на ее напряженную спину. — Не ожидал от тебя подобной жестокости. Что ж… ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как устроить прямо здесь сидячую забастовку по данному поводу. С этими словами Арсений устроился на торчавшем неподалеку старом пеньке с самым вызывающим и непоколебимым видом. Обернувшись, Аврора посмотрела на него долгим взглядом, словно пыталась понять, что еще он задумал, но в итоге просто махнула рукой и с досадой бросила прежде, чем удалиться в сторону теплицы: — Да делай ты, что хочешь! Вот как? Что ж, зря она это сказала… 13 Устроенная бывшим мужем клоунада просто не укладывалась в голове. Думая об этом, я гневно, зло чикала секатором, подрезая лилии для букета и рискуя каждую минуту отрезать в яростном пылу себе палец. Нет, ну какой наглец! Припереться ко мне в таком виде, словно это был для него какой-то маскарад, говорить все эти вещи о том, чтобы начать заново… Казалось, для Арса все было просто очередной шуткой. Словно между нами не стояли годы обид и последствия его поступков. Словно можно было вот так легко закрыть глаза на все былое и просто пойти дальше… И самое отвратительное во всем этом было то, что сердце предательски отзывалось на его сладкие речи и обещания. Разум отрицал все, отказывался верить, но внутри все буквально переворачивалось от слов, которых так хотела когда-то. От прикосновений, по которым скучала, даже не отдавая себе в этом отчета… И что со всем этим делать — я не знала. Погрузившись в эти мысли, я на автомате схватилась за тяжелый вазон с гортензией, чтобы переставить его на естественный свет — при искусственном растение в последнее время загрустило — и вдруг с ужасом поняла, что не выдерживаю тяжести и попросту уроню сейчас горшок на пол… Я жалобно вскрикнула, уже представляя во всей красе осколки на полу и поломанное растение, когда чьи-то сильные руки вдруг перехватили у меня горшок, сняв с тела всю тяжесть. Обернувшись, я обнаружила позади себя Арса. На его лице уже не было той самоуверенной ухмылки, что играла там, когда я уходила в теплицу. Он смотрел выжидательно и серьезно, и этот взгляд пробирал мурашками все мое тело, до самых, казалось, костей. — Куда поставить? — только и спросил он. Я молча указала ему место для горшка. Водрузив туда растение, он повернулся ко мне и проговорил: — Ава, прости меня. Я хотел, как лучше, но, видимо, снова сделал все не так… Это прозвучало вполне искренне. Я вдруг поняла странную вещь — поняла за один лишь этот короткий эпизод, когда он перехватил из моих рук горшок — оказывается, мне очень не хватало этого ощущения. Ощущения того, что кто-то прикрывает тебе спину, что кто-то поможет в трудный момент… Конечно, я все могла сама. И я это давно доказала. Но иногда очень сильно не хватало чувства, что можно положиться на кого-то еще, помимо себя самой… Я почувствовала — впервые за это время — что действительно готова пойти с ним на диалог. Что хочу что-то понять. Что-то услышать… Хочу поговорить без налета обид и тяжести всего былого. — Все твои поступки выглядят как настоящее издевательство, — проговорила я в ответ. — Меня упорно преследует чувство, что ты попросту надо мной потешаешься… На его лице отразилось такое отрицание и боль, что я ни на миг не усомнилась в том, что это — по-настоящему. — Это не так, — проговорил он сдержанно, но я видела, чего ему стоил этот ровный тон. — Я просто пытаюсь все исправить. Просто хочу заслужить место рядом с тобой и Лесей. Я просто… Он беспомощно развел руками, оставляя недоговоренность, в которой, как мне казалось, пряталось что-то важное. — Просто что? — выдохнула хрипло. — Просто хочу помочь, — закончил он. — Позволь мне это, Ава. Я отвернулась, не в силах выдерживать его ищущий взгляд. — Тебе не нужно заслуживать любовь Леси — она у тебя уже есть, — проговорила, стараясь не дать голосу дрогнуть. — Твоя задача — ее не потерять. Вот и все. — А что насчет тебя? — спросил он поспешно. Я сложила руки на груди, словно так могла удержать при себе все чувства, которые он по-прежнему вызывал, не дать им вырваться наружу и тем самым снова меня уничтожить… — Не понимаю твоего внезапного приступа любви ко мне, Арс, — откликнулась сухо. — Много лет ты вполне успешно жил без меня. Я не видела, но ясно почувствовала, как он яростно замотал головой. — Эти самые «много лет» я запрещал себе думать о тебе, потому что считал, что ты меня предала, — откликнулся он горячо. — Но все равно думал. Все равно не забыл… Он не касался меня, не протянул руки в просящем жесте, но его взгляд на своей спине я чувствовала так остро и ярко, будто он трогал меня физически. — Я не устаю поражаться тебе, Богданов, — сказала с грустной насмешливостью. — Не устаю удивляться твоим выходкам, хотя, казалось бы, должна быть готова ко всему… Я развернулась к нему лицом, внимательно вгляделась в хорошо знакомые, такие напряженные сейчас черты… — Я поражаюсь твоей наглости и самоуверенности. После всего, что было… ты ведешь себя так, словно я должна была все забыть. Словно ты ничего такого и не сделал… Он помолчал несколько мгновений, после чего размеренно произнес: — Если ты думаешь, что я уже простил себя за свой поступок, то это не так. Я проклинаю себя за это день и ночь, но как ты хочешь, чтобы я себя вел? Сидел и сутками обругивал себя последними словами? Бился головой о стену? Ушел в монастырь, чтобы там молитвами искупить содеянное? Разве от этого будет кому-то польза, Ава? Я предпочитаю действовать. Я пытаюсь двигаться дальше, стараясь заслужить твое прощение. Но это не значит, что я все забыл. Не значит, что я сам себя уже оправдал. — Ты мог сделать все иначе. Без этого цирка с переодеваниями… — Я всего лишь хотел показать, что готов отдать вам с Лесей все. — Боюсь, нам ни к чему твои трусы от «Армани», — заметила я со смешком. Он театрально ужаснулся: — Откуда ты знаешь, какие у меня… — Перестань, — прервала я, ощущая, как с каждым словом, каждой шуткой, Арс становится ближе, чем мне хотелось бы того допустить. — Я хочу тебе помочь, — снова повторил Арс. — Хочу, чтобы ты получила все, чего заслуживаешь — свою фирму, свой дом, возможность реализоваться в большом деле. Хочу сделать все, чтобы тебе было хорошо… Повисла пауза. Он больше ничего не добавил, я — не знала, что сказать в ответ. Наконец Арсений проговорил, словно сдаваясь: — Если хочешь, чтобы ушел — я уйду. Я пристально на него посмотрела и, чтобы проверить, как далеко он готов зайти, ответила: — Ну зачем же? Место в сарае есть — оставайся. После чего, не дожидаясь его решения, вышла из теплицы, не желая видеть, как он непременно отступит, когда поймет, что за свой маскарад нужно отвечать делом. А час спустя, зайдя в сарай за лопатой, обнаружила, что тот оккупирован. — Серьезно? — хмыкнула, неверяще глядя на то, как бывший муж обустраивается в холодном тесном пространстве среди кучи старого барахла. — Это не шутки для меня, Ава, — ответил он с такой твердостью, что стало ясно — этот сумасшедший действительно вознамерился здесь ночевать. Покачав головой, я вышла. Меня раздирали изнутри тысячи противоречивых эмоций. И среди них была одна, самая непрошеная и нелогичная — радость. * * * Аврора ушла и показалось, что мир вокруг замер. Он просидел неподвижно несколько мгновений, пялясь в деревянную стену, после чего решительно мотнул головой и продолжил расчищать пространство небольшого, но вполне вместительного сарая. Было видно, что у Авы не доходили руки до того, чтобы навести здесь порядок. Что ж, он, в свою очередь, никогда не боялся пыльной работы. И готов был на все, чтобы просто быть ей полезным. Раздался какой-то шум и Арсений повернулся к двери. Сердце ухнуло вниз, а затем, словно на американских горках, взмыло вверх. Аврора толкнула ему навстречу небольшой обогреватель, а следом кинула пару подушек и одеяло, сухо заметив: — Розетка в углу. Не хочу, чтобы Леся наутро обнаружила тут твой хладный труп. Он не сумел сдержать улыбки. Пусть Аврора и оправдывала этот жест исключительно волнением за дочь, он не мог подавить внутри ликование от простой мысли: она о нем заботилась! Он шагнул ей навстречу и, пошарив в карманах, протянул на ладони связку ключей. — Мы кое-что забыли, — пояснил мягко. — Это все теперь твое. Она задумчиво посмотрела на ключи в его руках, словно не знала, что с этим делать. Все же протянув навстречу руку, взяла связку и, безошибочно вычленив среди всех прочих ключи от его квартиры, бросила их ему обратно. Он замер, уже успев подумать о том, что она все же его прогоняет. Но услышал совсем иное: — Съезди к себе и возьми приличную одежду — не хочу, чтобы ты пугал мою дочь своим кошмарным видом. — Как скажешь, — покорно согласился Арсений, после чего перешел на деловой тон: — Ты заходила за чем-то конкретным? Она непонимающе нахмурилась и он поспешил пояснить: — Ты хотела что-то взять в сарае? — Да. Лопату. Он быстро отыскал инструмент, но не спешил передавать его Авроре. — Позволь я помогу. Что нужно сделать? — Хочешь помочь? — вздернула она бровь. — Что ж, хорошо. Пять минут спустя он перекапывал огород, яростно вгрызаясь лопатой в уже подмерзшую землю и задавался вопросом: это действительно было необходимо или она просто решила таким образом его испытать?.. — Папа?.. — раздался рядом знакомый голосок и он резко вскинул голову. Внезапно пришло осознание: Леся назвала его папой впервые за все время, прошедшее с того дня, когда она сорвала репетицию его свадьбы. В груди защемило. Такие маленькие, такие банальные для кого-то детали, для него самого были величайшим сокровищем. Лучшим подарком… — Да? — откликнулся он. Она недоуменно обвела его взглядом и закусила губу, видимо, не отваживаясь спросить, почему он так выглядит. Арсений тоже молчал, пытаясь судорожно отыскать правильные слова и ответы на все возможные вопросы, которые могут у нее появиться… — А ты чего делаешь? — в итоге спросила Леся. — Копаю огород, — озвучил он очевидное в ответ. Дочь задумчиво нахмурила лоб и сказала: — Странно. Мы ведь его уже копали. И я маме помогала, — добавила она с гордостью. Арсений усмехнулся — стало быть, Аврора его действительно испытывала. Что ж… он надеялся, что не получит лопатой в лоб, если самовольно соскочит с этого испытания. Было сейчас кое-что поважнее, чем их запутавшиеся отношения… и это Леся. Он с ужасом понял, что за все это время ничего даже не подарил своему ребенку, если не считать куклы, которую купил против воли Авроры давным-давно. Нужно было срочно исправлять ситуацию, но вот незадача… он уже отдал жене и дочери практически все. Но вряд ли маленькую девочку мог интересовать счет в банке или дорогущая машина… — Проводишь меня до сарая? — спросил Арсений, закидывая лопату себе на плечо. Леся кивнула и молча зашагала рядом. Как странно… они были самыми родными друг для друга — по крови, но он по-прежнему мало что о ней знал по факту. Дочь не торопилась делиться с ним подробностями своей жизни, но ведь и он для нее пока оставался практически незнакомцем… Дойдя до сарая, Арсений пристроил лопату к остальным инструментам и с надеждой предложил: — Составишь мне компанию, пока я буду кое-что делать? — А что ты будешь делать? — живо поинтересовалась Леся в ответ. — Узнаешь, если мне будешь мне помогать, — улыбнулся Арсений. — Ладно, — согласилась она, не задумываясь. Он вытащил из сарая найденные там, явно давно забытые и ненужные материалы, прихватил необходимые инструменты и, пристроившись со всем этим на нижних ступеньках крыльца, как бы между прочим проговорил: — Знаешь, у меня в детстве почти не было игрушек. У моей мамы — твоей бабушки… — У меня есть бабушка? — восторженно-удивленно выдохнула Леся. — Есть, — кивнул он, а глаза защипало от того, с какой надеждой дочь при этом на него смотрела. Она была, казалось, самым неизбалованным ребенком на свете, который хотел лишь самых простых вещей, таких привычных и обыденных для многих других детей… — А когда она к нам приедет? — нетерпеливо поинтересовалась Леся. — Или… она не хочет со мной видеться? Сомнение и грусть, отразившиеся на ее лице, буквально разбивали ему сердце. — Она будет очень рада с тобой познакомиться, — произнес Арсений убежденно. — Она была очень счастлива, когда узнала о тебе… Но сначала мы должны спросить разрешения у мамы… — Я сейчас! — мгновенно вскочила Леся на ноги, но он успел ее перехватить и усадить рядом с собой. — Не надо отвлекать маму прямо сейчас, — сказал мягко. — К тому же, ты обещала мне помочь… — Ладно, — вздохнула дочь. — Так что мы будем делать? — А ты дослушай, — ответил он и, убедившись, что дочь внимательно на него смотрит, продолжил, параллельно обрабатывая деревянные брусочки, которые взял в сарае: — Когда я был маленьким, у моей мамы не было денег, чтобы покупать мне игрушки. И знаешь, что она делала, чтобы я из-за этого не грустил? — Что? — спросила Леся, с интересом наблюдая за его действиями. — Она делала их сама, — улыбнулся своим воспоминаниям Арсений. — Чаще всего — шила и набивала ватой, а потом придумывала историю о том, как эта игрушка попала к нам… И мы с тобой тоже можем создать игрушку сами. Кого бы ты хотела? Леся приоткрыла рот, словно не верила, что такое вообще возможно. После некоторых размышлений она выпалила: — Я хочу лошадку! — Значит, будет лошадка, — кивнул Арсений. Они просидели так несколько часов — он строгал, пилил, вырезал из небольших брусочков детали будущей игрушки, а Леся сыпала миллионом вопросов, подавала ему нужные инструменты и материалы… Одним словом — они почти незаметно внешне, но весьма ощутимо внутренне — сближались. — Ну как? — спросил Арсений, закончив полировать деревянную лошадку и убедившись, что на ней не осталось никаких неровностей и зазубрин, которые могут быть чреваты появлением заноз у дочери. Конь, если быть откровенным, получился на редкость уродливым и кривым. Одно его ухо было больше другого; нос вышел слегка приплюснутым, а рот — перекошенным… Но Леся всего этого, кажется, просто не замечала. Когда он передал ей игрушку, она крепко прижала к себе деревянного коня, как величайшую ценность… — Завтра мы можем покрыть его лаком, чтобы красиво блестел, — сдавленным голосом произнес Арсений. — А еще — сшить ему одежку, если мама пожертвует нам какие-нибудь тряпки… — Он клевый, — с чувством откликнулась дочь. — Спасибо, папа. Он порывисто притянул ее к себе и обнял, ощущая, что совершенно не заслужил ни этого «спасибо», ни восторженной радости в ее глазах. И даже ответного объятия, которым она его наградила — доверчиво и искренне. — Знаешь что? — проговорил он, подхватывая дочь на руки. — Я сейчас немного на мели, но, думаю, мы с тобой все равно можем совершить налет на «Мармеладный рай» — кое-кто мне сказал, что это твой любимый магазин сладостей? — Дааа, — выдохнула Леся радостно. — А знаешь ли ты, — улыбнулся он с тихой грустью, — что этот магазин открыл еще твой дедушка — мамин папа? — Ты шутишь? — широко распахнула в ответ глаза Леся. — Ничуть. А теперь он принадлежит нашей маме… — Она мне не говорила! — Она и сама не знала. Ну так что, едем? — Да! С Лесей на руках он взошел по лестнице к двери и постучал. — Что, уже все перекопал? — поинтересовалась насмешливо Аврора. — Я этим честно занимался, пока не выяснилось, что все перекопали уже до меня, — парировал он в тон ей и прежде, чем между ними завязалась бы очередная перепалка, поспешно добавил: — Хочу свозить Лесю в «Мармеладный рай». Можно? Их взгляды переплелись, завязываясь в понятный лишь им двоим диалог. — Мам, а это правда твой магазин? — встряла в разговор Леся. — Теперь — да, — неохотно признала Аврора. — Значит, мы можем купить там все-все-все? — Купите то, на что у папы денег хватит, — ответила Ава, наградив его насмешливым взглядом. — Только Галину Ивановну с собой возьмите. Она уже хотела было отойти, но Арсений удержал ее, перехватив за запястье. — Мне очень неудобно спрашивать, но не одолжишь мне свою «Шкоду»? — У тебя же… — начала было Аврора, но тут же спохватилась: — Ах да… Ладно, возьми. Ключи в машине. Он уже развернулся было, чтобы спуститься вниз, как Ава их окрикнула: — Подождите! А поужинать? — Перекусим в городе, — откликнулся он и, обернувшись, сверкнул ответной смешинкой во взгляде: — Не волнуйся, на это у меня денег хватит. Благослови бог «Макдональдс» и «Крошку-картошку»! — Кошмар, — только и сказала в ответ Ава. Но он с удовольствием отметил, что осуждения и недовольства в ее голосе не было. 14 Я была… в растерянности. Смятении. Раздрае. Трудно было подобрать иные слова к тому, что чувствовала. К тому, что творилось в душе от присутствия рядом бывшего мужа. Знала ведь, что его близость для меня губительна. Собиралась же избегать этого любой ценой. Но Арс каждый раз, словно в ответ на эти мои намерения, умудрялся сделать нечто такое, что никак не давало мне от него дистанцироваться, хоть я и понимала, что это было бы куда лучше для меня самой и моего душевного спокойствия. Он буквально не оставлял мне выбора своими действиями. Он удивлял каждой новой выходкой — не всегда приятно, но… я все равно не могла ненавидеть его так, как мне того хотелось бы. Вся старательно лелеемая мной неприязнь отошла на задний план при виде одной-единственной картинки — как отец и дочь, склонясь друг к другу и доверительно касаясь головами, делали из старых деревяшек какую-то кривую лошадь. Увлеченные этим, они и не подозревали, что я смотрела на них из окна. Смотрела и ощущала, как все душевные баррикады беспомощно падают от простого понимания: Леся счастлива. Счастлива просто от того, что у нее есть отец. От того, что он рядом. Наглый, несносный, самоуверенный… но он давал ей то, чего не смог бы дать никто другой. Даже я. Отеческое плечо. Было грустно сознавать, что теперь ее любовь принадлежала не только мне… но ее радость стоила любой моей боли. Когда они вернулись с прогулки, я отметила, что Арс уже переодет в приличную одежду — видимо, они успели заглянуть к нему домой. И все трое, считая Галину Ивановну, выглядели безумно довольными и счастливыми… настолько, что я на миг даже почувствовала себя лишней. Глупое, нелогичное чувство, от которого сразу же отмахнулась. — Не замерзли? — спросила я, когда Леся и Галина Ивановна ворвались в дом, принеся с собой запах вечерней прохлады и каких-то вкусностей, навевающих почему-то воспоминания о детстве… — Мамочка, это тебе! Леся протянула мне кулек и в этот момент я узнала этот аромат — жареные орешки в карамели… — Папа сказал, что ты их любишь! — выпалила дочь, выжидательно на меня уставившись. — Люблю, — с улыбкой признала я и тут поняла, что Арс в дом так и не зашел. Он стоял внизу, у крыльца, молча признавая очерченные мной границы. Когда мой взгляд на нем замер, он коротко улыбнулся и сказал: — Ну, я пойду… к себе. Показалось почему-то, что он сейчас уйдет. Вообще уйдет. Просто выйдет за ворота и… вернется в свою привычную жизнь. Даже вопреки тому, что эта самая жизнь уже не могла быть прежней после того, как он отдал все нам с Лесей. Замерев, с гулко бьющимся сердцем, я смотрела, как он уверенно шагает… и удаляется в сторону сарая. Из груди вырвался предательский, дрожащий вздох облегчения. Повинуясь какому-то неясному порыву, я спустилась по ступенькам вниз и пошла за ним следом. Стоя ко мне спиной, он стягивал с широких плеч куртку. Я внезапно обнаружила, что завороженно, словно против собственной воли, смотрю на то, как перекатываются от мощных, резких движений мышцы на его спине и плечах. Смотрю, пользуясь тем, что он не может видеть этого взгляда. Не может видеть жадной тоски, сосредоточившейся где-то в груди, плавно перетекающей ниже, к животу… Тоски по его касаниям. Тоски по его телу… Мотнув головой, я отогнала эти преступные, недопустимые мысли. Откашлявшись, дождалась, когда Арс повернется ко мне лицом и спросила: — Я хотела узнать… тебе еще что-нибудь нужно? Он смотрел на меня несколько мгновений, а затем его губы изогнулись в ухмылке — соблазнительной, порочной, словно он откуда-то знал, о чем я думала несколько секунд назад… — Если отвечу честно — рискую получить еще раз по морде, — промурлыкал он многозначительно. Я с ужасом поняла, что вспыхиваю от этого более, чем прозрачного намека. К счастью, Арс не стал продолжать тему. Обведя взглядом небольшой сарайчик и свою нехитрую лежанку, сказал: — Ты слишком добра ко мне, Ава. Так, как я к тебе не был. Так, как я не заслуживаю. В этих словах не было пафосной драмы или желания вызвать жалость — лишь простое понимание и признание своих ошибок. — Я знаю, что такое остаться ни с чем, — ответила просто. — И я не хочу никого обрекать на голод и холод… даже того, кто это заслужил. Иначе чем я буду лучше тебя?.. Он молча проглотил эти мои слова. Отведя взгляд, ответил после паузы: — Мне ничего не нужно, спасибо. Я и так получил больше, чем смел надеяться. Я ясно осознала, что он говорит вовсе не о месте в сарае и паре подушек. — Тогда я пойду, — известила его коротко. — На завтра у меня большой заказ. Он ничего не ответил. Но я чувствовала, как он провожает взглядом мою удаляющуюся спину. И это чувство никуда не делось даже тогда, когда я зашла в дом. Словно он оставил на мне свой невидимый след. * * * На следующий день я с самого утра работала над заказом. Он был весьма масштабным — посреди нескольких сотен роз, погруженных в гигантскую корзину, заказчик попросил выложить цветами послание. И, глядя на этот размах, я могла только теряться в догадках о том, чем же этот человек настолько провинился, что его извинение требовало таких затрат. Доставить гигантский букет было велено к семи вечера. В половине шестого я уже была готова, вот только… глядя на старую «Шкоду», сильно сомневалась, смогу ли довезти все до места назначения в целости и сохранности. — Собираешься куда-то? — раздался рядом голос Арса. Я обернулась. В течение дня мы почти не пересекались — он больше не обращался ко мне с вопросами, чем может помочь, он просто… делал. Ясно подмечал какие-то вещи, на которые у меня никогда не хватало времени и сил, и, изредка сталкиваясь с ним, я замечала, что он занят именно тем, что давно требовало внимания — ремонтировал старую лестницу, подправлял крышу, укреплял скрипучую ступеньку на крыльце… Он был везде, где нужно, при этом деликатно стараясь мне ничем не мешать. — Нужно доставить заказ, — кивнула я на огромную корзину. Арс безразлично скользнул по ней глазами, но безошибочно уловил проблему, которая меня беспокоила. — Возьми мой, а точнее теперь твой, джип, — предложил просто. — Там больше места. А еще лучше… Он уверенно, но аккуратно подхватил корзину и, направившись к машине, договорил: — Я отвезу тебя сам. — Это ни к чему… — попыталась я возразить. — Ты с утра на ногах, — твердо отрезал он. — Я поведу, а ты отдыхай. Препираться дальше не хотелось. Картинка того, как я мирно сижу на пассажирском, пока Арс уверенно ведет машину, была ностальгически-приятной. И соблазнительной. — Ладно, — только и сказала в ответ. В дороге я незаметно для себя самой уснула. Очнулась уже от того, что Арс ласково отвел с моего лица растрепавшиеся пряди, касаясь кожи самыми кончиками пальцев, на что тело отозвалось незваными мурашками, и негромко сказал: — Ава, мы на месте. Я распахнула глаза и нехотя отстранилась. — Я понесу корзину, — добавил он. — Пойдем. Заказ был давно предоплачен, поэтому я, в общем-то, могла просто доверить ему доставить цветы вообще без моего участия, но эта мысль оказалась запоздалой. Раз уж все равно приехала, я послушно выбралась из машины, решив хотя бы размять ноги. Арс пошел вперед уверенно, хотя вокруг было темно так, что хоть глаз выколи. Мне показалось, что мы остановились у какого-то парка — во всяком случае, Арс нырнул куда-то в плотное скопление деревьев и спокойно повел меня за собой по узкой тропинке. Через какое-то время мне стало странным образом казаться, что эти дорожки мне знакомы. Я уже собиралась было спросить Арса о том, где мы, когда все стало ясно само собой. В груди возникло острое, пронзительное чувство, когда перед нами показалась ярко освещенная гирляндами беседка. Я знала это место. Знала слишком хорошо. Арс вдруг упал передо мной на колени — прямо в недавно выпавший снег, ледяной коркой примерзший к траве, и, опустив взгляд на огромную корзину перед ним, я все поняла. «Прости меня», — моляще взывали белые розы в окружении красного цветочного полотна. Я прикрыла глаза и перед внутренним взором, как наяву, ожила давно забытая картинка… * * * Девять лет назад — Куда мы? — спросила Аврора, нетерпеливо оглядываясь на Арсения, везшего впереди себя ее кресло. — Потерпи и узнаешь, — загадочно улыбнулся он. Она с досадой вздохнула — этот вопрос она задавала ему уже, наверно, в сотый раз за тот короткий отрезок времени, как они выбрались из дома. И каждый раз Арсений отвечал одно и то же — «потерпи». Эта загадочность раздражала ее и одновременно — интриговала. Аврора сложила на груди руки, делая вид, что дуется, но ответом ей был только негромкий смех за спиной. — Мы на месте, — возвестил Арсений, подвозя ее к старой беседке — Аврора знала о ней, но редко забредала в эту часть сада прежде, а уж в нынешних обстоятельствах… вообще старалась никуда не выбираться. Даже в пределах территории особняка. Она оглянулась на Арсения с вопросом во взгляде, но он, не реагируя, просто молча подхватил ее на руки и занес внутрь деревянной беседки с замысловатыми резными узорами, в уголках которых, как в глазах человека, притаилась старость. Она заключалась в потемнении дерева и кое-где — расслоении, почти незаметным стороннему взгляду. Но не эти признаки заброшенности привлекли сейчас внимание Авроры. Ее взгляд был сосредоточен на накрытом столе, где на ветру колыхались зажженные свечи… Арсений усадил ее на скамью и тут же оказался прямо перед ней. Неясное предчувствие зародилось в груди, поднялось комком волнения к горлу… А он опустился перед ней на одно колено. Она молча наблюдала, как он вытягивает из кармана небольшую бархатную коробочку… а сердце буквально вопило. Кричало, рыдало, рвалось… — Аврора, — произнес он торжественно. — Я знаю, что мы вступаем в брак по договоренности, но я хочу сделать все иначе… хочу правильно. Хочу, чтобы годы спустя, когда у нас появятся дети и целый ворох проблем в довесок, ты могла вспомнить этот день и улыбнуться. Хочу, чтобы в тяжелые моменты, которых не избежать, ты возвращалась мыслями сюда, в эту беседку, и не жалела о том, как все вышло. Аврора, я хочу, чтобы ты стала моей женой. А ты? Он раскрыл перед ней коробочку, являя взгляду совсем незамысловатое колечко, но это было абсолютно неважно. Для нее оно было дороже всех сокровищ… — Аврора? — напомнил Арсений о том, что все еще ждет, что она скажет… Вместо ответа она разрыдалась. Прижав ладони к лицу, плакала… и впервые за всю свою жизнь — от счастья. Такого всеобъемлющего, что оно не помещалось внутри… * * * Я вдруг почувствовала, что мое лицо стало мокрым. Я плакала. Не та, прежняя Аврора, которая поверила в невозможное, как казалось, счастье, а я сама. Нынешняя я. Стояла, глядя на беседку, а слезы, словно мне неподвластные, текли по лицу соленым безудержным потоком… — Ава… — донесся до меня испуганный голос Арса. Он поднялся на ноги, появляясь в поле моего зрения, виновато заглянул в глаза… — Ава, прости меня. Этого я не хотел… Не хотел твоих слез. Я снова опустила глаза к огромному букету из белых и красных роз. Как же красиво он всегда умел влезть в душу! Хотелось разозлиться от этой мысли, но злости не было. Ни капли, ни крупинки. Только тоска… отчаянная тоска по былому. — А чего ты хотел? — спросила отрывисто, сама не зная, что хочу услышать в ответ. — Хотел хоть немного радости в твоих глазах… Он огорченно махнул рукой в сторону беседки. — Я не большой умелец по части готовки… но сделал, что сумел. Только теперь я заметила, что внутри старой беседки стоит стол — здесь и сейчас, а не только в моих воспоминаниях. — Если хочешь — мы уедем, — сказал решительно Арсений. Я обратила на него взор. Он стоял передо мной — такой уверенный, сильный, несгибаемый. И только в глазах… на самом их донышке, плескалась тщательно скрываемая, затолканная глубоко-глубоко уязвимость. Можно было оттолкнуть его сейчас — и, возможно, уже навсегда. Но что я теряла, отдавая ему этот вечер? Чем рисковала, если все было уже давным-давно потеряно? — Не могу упустить шанс оценить твои кулинарные навыки, — ответила насмешливо, но сердце в груди замирало от понимания того, что делаю. В его глазах вспыхнуло облегчение. Он галантно подал мне руку, но едва наши пальцы соприкоснулись, как он подхватил меня на руки и занес в беседку. И в этот миг все смешалось — прошлое, настоящее, будущее. Все выродилось в сумасшедший ураган эмоций, который уносил меня куда-то… А я ему не сопротивлялась. Хотя бы в этот вечер… * * * — Ну что, ты готова? Я непонимающе посмотрела на Арсения. Он стоял передо мной — бодрый и элегантный в этом куда более привычном для него деловом костюме, и, несмотря на раннее утро, выглядел возмутительно привлекательным и свежим для того, кто провел прошлую ночь в сарае. — Готова для чего? Отголоски прошлого вечера, проведенного наедине в беседке за нехитрым перекусом, который Арс слепил собственными руками — видимо, незаметно для меня успев отлучиться и снова вернуться к дому — все еще звучали во мне. Разговоры ни о чем и одновременно обо всем — совсем неважные на первый взгляд, на самом деле неотвратимо приближали нас друг другу, оживляли в памяти и душе времена, когда все было точно так же… Когда он заменял мне целый мир, но и дарил в ответ огромную Вселенную, в которой никогда не была до него. — Для того, чтобы ехать в офис, конечно же, — коротко улыбнулся он. — Сегодня ведь понедельник. Офис… понедельник… у меня так и не нашлось времени, чтобы обдумать свое новое положение. А точнее — я трусливо избегала мыслей об этом, прячась в более привычных повседневных делах… Там, где все было ясно и хорошо мне знакомо… — Я… — только и сумела выдавить из себя. Сильные руки легли мне на плечи, легонько их сжали. Я подчинилась этой молчаливой просьбе и заглянула Арсу в глаза… — Вот что я тебе скажу… Ты, конечно, можешь никуда не ехать. Тебе, в общем-то, достаточно нанять того, кто будет управлять всем за тебя, а ты — только требовать ответов и гневно кричать, если что-то не станет тебя устраивать, — пошутил он. — Но я ведь тебя знаю, Ава. Ты все равно будешь об этом думать, изводить себя мыслями о фирме и о том, что ты могла бы сделать, но при этом — не станешь в итоге переступать черту, за которой — неизвестность. Если ты захочешь — я отстану от тебя и не буду ни на чем настаивать. Или же… я могу пройти с тобой бок о бок по этой тропе и помочь стать той, кем ты заслуживаешь быть. Ты и сама понимаешь — ты можешь больше. Ты способна дать компании своего отца нечто большее, чем просто свое имя в графе «владелица». Я напряженно вглядывалась в его лицо, пока он говорил все это. Я смотрела на то, как горят убежденностью его глаза и понимала простую вещь: еще никто не верил в меня так, как этот человек. По иронии судьбы — тот, кто меня предал. Но вместе с тем именно Арс всегда толкал меня вперед: сначала — буквально поставил на ноги, теперь — готов был помогать с фирмой… Нет, никто другой для меня ничего подобного не делал. Даже мой собственный отец. Да, он дал мне все, что мог — даже обеспечил мужем, но между нами никогда не заходило разговоров о том, что я однажды могу возглавить фирму. Сумею нечто большее, чем выйти замуж и родить внуков… А Арс просто взял и передал мне компанию. Без сомнений и без попытки удержаться на прежнем месте… Наоборот — всячески подталкивал меня к тому, чего я сама в глубине души боялась и хотела одновременно. И он единственный это чутко понимал. — Ладно, — сдалась я. — Позавтракаем и поедем. Заходи. — Я уже перекусил, — попытался отказаться он. — Брось, Богданов, — поморщилась я. — Заходи и поешь. Ты мне больше пригодишься живым и здоровым. Он улыбнулся — очевидно, почувствовав, что я сказала куда больше, чем сама того хотела. Но это было правдой. * * * — Представляю вам Аврору, новую владелицу фирмы, — громко, хорошо поставленным голосом объявил Арсений, когда в зале для совещаний собрался весь руководящий состав. — Она, как многим должно быть известно, дочь основателя компании и его законная наследница. Я внутренне сжалась под обстрелом двух десятков любопытных глаз, но внешне выглядела, должно быть, как скала — стояла во главе стола с абсолютно прямой спиной, бесстрастная и нарочито спокойная. Я внимательно вглядывалась в лица перед собой, пытаясь понять реакцию на то, что сказал Арс. Ожидала насмешек и неприятия. Из-за того, что я женщина. Из-за того, что никто раньше меня не видел и не знал. Из-за того, что у меня не было никакого опыта… Но в ответных взглядах сквозили лишь сдержанный интерес и настороженность. Это можно было понять — люди тоже не знали, чего от меня ждать. Рука Арсения тайком коснулась моей, поддерживающе ее сжала… И я поняла, что мне нужно что-то сказать всем этим людям. Что они чего-то от меня ждали. — Я рада познакомиться со всеми вами, — проговорила, с гордостью отметив, что голос звучит ровно и не выдает владевших мной волнения и нервозности. — Сегодня я не стану задерживать вас надолго — мы соберемся снова, как только я приму дела и тогда сможем обсудить все более детально. Покончив с официальной частью и знакомством с теми, с кем мне предстояло отныне тесно взаимодействовать, я дождалась, когда зал опустеет и повернулась к бывшему мужу. — Что теперь? — спросила и голос невольно сорвался от пережитого нервяка. Он привлек меня к себе и, успокаивающе погладив по спине, сказал: — Ты прекрасно держалась. А теперь нас ждет сущая ерунда — я отведу тебя в твой кабинет… — Который прежде занимал ты? — Да. Я протестующе помотала головой: — Я не хочу туда. Он негромко рассмеялся: — Тогда ты можешь занять любой другой. Ты же здесь хозяйка, в конце концов. В итоге я оказалась в кабинете, в котором прежде работал мой отец. Арс не стал его занимать и много лет он простоял пустым. Меня же так и повлекло в это помещение с темной мебелью и строгой, почти аскетичной обстановкой, в которой, тем не менее, ясно чувствовалась папина рука. Его присутствие… будто он все еще был где-то здесь, просто ненадолго вышел… Эта мысль придавала мне сил. — Ну что ж… начнем? — проговорила я решительно, устраиваясь за массивным столом. Следующие несколько часов Арс вводил меня в курс дел. Он бесстрастно все обрисовывал, не навязывая мне своего видения или соображений насчет чего бы то ни было, но при этом умело направлял мои мысли в правильное русло, позволяя мне самостоятельно найти верный ответ на каждый вопрос. С ним было… легко. И одновременно — трудно. Трудно противостоять его близости, голосу, запаху… Они обволакивали меня, заключали в кокон уюта и уверенности… Но они же и таили в себе угрозу — прежде всего, для моего сердца. Когда рабочий день был завершен, Арсений, поднявшись, как бы между делом спросил: — Ава, мне не хотелось бы тебя беспокоить, но мама очень хочет увидеться с Лесей… если ты позволишь. Я встала следом за ним и пожала плечами: — У меня нет причин отказывать ей. Твоя мама всегда была ко мне добра. — Она тебя обожала, — неожиданно сдавленным голосом заметил он и, откашлявшись, тут же добавил: — Тогда, если ты не против, мы могли бы заехать за ней по пути… она очень ждет. Я всплеснула руками: — Но меня целый день не было дома! Я ничего не готовила… Он тихо улыбнулся: — Ты же знаешь, что это неважно. И он, конечно же, был прав. * * * Через пару часов я наблюдала картину того, как Леся, буквально светившаяся от счастья, сидела рядом со своей бабушкой и рассказывала ей буквально все подряд — даже такое, чего я сама никогда от нее не слышала. Нина Семеновна привезла с собой кучу всего — целый мешок сладостей, игрушек и вязанных вещей. Я едва не расплакалась, когда она, кротко улыбнувшись, сказала: — Вам, наверно, это все даже не пригодится… Сейчас ведь многое и так купить можно… но я когда про Лесеньку узнала — сразу захотела навязать всякого… ничего с собой не могла поделать… Я уверила ее в ответ, что то, что она привезла — гораздо лучше покупного. И Леся была просто в восторге от новых варежек и шарфа с красивым орнаментом, где в каждом стежке чувствовалось, с какой огромной любовью это сделано. — Я боялся, что Леся… ну, не сразу пойдет ей навстречу, — заметил негромко Арс, вместе со мной наблюдая за тем, как внучка втягивает бабушку в какую-то замудренную игру. — Глупости, — ответила я ему так же тихо. — Леся мечтала… обо всем этом. Я поймала на себе его внимательный взгляд, в котором затаилась надежда. Чего он хотел, о чем молчаливо меня просил? Разве не понимал сам, что уже и так прочно вошел в жизнь дочери? И, кажется, опасно близко подошел к двери в мою собственную. Но я сейчас совершенно не хотела об этом думать. Уже позже, когда Нина Семеновна собралась домой, отказавшись от приглашения остаться на ночь, я пошла проводить ее до двери. Она неспешно оделась и, уже готовясь уходить, вдруг повернулась ко мне и сказала: — Аврора, не дойдешь со мной до ворот? Я почувствовала, что ей нужно что-то сказать мне. И, видимо, наедине. — Конечно, — кивнула спокойно и, накинув на себя теплую куртку, помогла бывшей свекрови спуститься по ступенькам вниз. Мы не торопясь дошли до ворот и только тогда она ко мне повернулась и, едва взглянув в глаза, тут же виновато отвела их в сторону. — Я прощения у тебя попросить хотела… — проговорила она едва слышно. — За сына. Только недавно он признался мне в том, что натворил… — Не нужно… — попыталась я было сказать, но она подняла руку, прося дать ей договорить. — А еще я поблагодарить тебя хотела… Ее рука нащупала мою. Старчески-хрупкие, узловатые пальцы сжали мою ладонь, поднесли ее к губам и поцеловали. Вместе с касанием губ кожу обожгла теплая влага — свекровь плакала… — Спасибо тебе за внучку, Аврора. И за то, что разрешила с ней увидеться… Я вышла из оцепенения, поспешно отняла свою руку и просто обняла старую женщину, которая ни в чем не была передо мной виновата. — Нина Семеновна, ну вы что… Я невольно шмыгнула носом, и теперь уже она утешающе похлопала меня по спине. — Ты пережила страшное… такое, что многим не понять… Когда наши объятия разомкнулись, она снова сжала мои руки и сказала: — Я права не имею тебя о чем-либо просить… но я просто хочу сказать… Мой сын поступил так, что простить его нельзя. Но, может быть, ты сумеешь хоть немного его понять… Помнишь ведь, что отец его пил и играл? Но Арсений наверняка не рассказывал, что тот еще и гулял. Нередко он видел его в городе с другими женщинами — в то время, как дома мой муж не появлялся… И он его за это особенно ненавидел… Думаю, именно с тех пор у сына такое обостренное отношение к изменам… Я поняла, что она хотела до меня донести. Но не этой женщине было оправдываться за то, в чем не было ни капли ее вины. Да я и не хотела больше искать виноватых. Не хотела тратить время и силы на ненависть и обиды… Распрощавшись с Ниной Семеновной я уже поднималась по ступенькам обратно к дому, когда вдруг услышала, как Арс приглушенно говорит с кем-то по телефону неподалеку. Что-то заставило меня остановиться и прислушаться, но разговор уже оборвался. И несколькими мгновениями позже я с нарастающей тревогой наблюдала, как явно взвинченный и злой Арсений выбегает за ворота и бесследно растворяется в ночи… 15 Он ждал этого звонка давно. Перед тем, как передать все Авроре и Лесе, позволил себе потратиться в последний раз лишь на две вещи: букет для жены и поиск того, кто разломал их с Авой жизни на части, словно это была какая-то игрушка. Нет, конечно, он не снимал вины с себя самого. Он поддался умелой провокации, заглотил наживку, как последний идиот, позволил застарелым ранам возобладать над своим настоящим, над своими чувствами и верой по отношению к женщине, которая так незапланированно стала ему дороже всех. Но за его роковой ошибкой стояли и другие. И Арсений не собирался допускать, чтобы они остались совершенно безнаказанными. Он позволил себе взять старую машину Авы и примерно получасом спустя уже находился по адресу, сброшенному ему в смс. Район, в котором оказался, был из тех, куда лучше было не забредать с наступлением темноты одному, но Арсений сейчас об этом не думал. Просто горел лишь одним желанием — вытрясти остатки правды из того, кто сделал с ним и Авой все это. Он поднялся по ступенькам на нужный этаж, игнорируя царившее в разбитом, загаженном подъезде зловоние. Нажал кнопку звонка, а когда понял, что тот попросту не работает — забарабанил в дверь, готовый, если понадобится, даже снести ее с петель, но войти внутрь. Но этого не понадобилось. Дверь распахнулась и он не без труда, но все же узнал в стоявшем напротив человеке того, кого искал. — Ты? — выплюнул Быков севшим, словно пропитым голосом — впрочем, от всего его вида несло настоящим дном жизни, на котором тот, по видимости, и очутился. Первоначальное удивление при виде Арсения вскоре сменилось на настороженность, а затем и страх. Быков попытался захлопнуть дверь, но Арс выставил ногу наперерез гораздо раньше, мешая ему это сделать. — Чего тебе надо? — прохрипел Егор. Арсений осклабился — нарочито ласково, но в этой улыбке ясно читалась угроза. — Я пришел навестить свою жену, — ответил едко. — Аврору. Быков нервно дернулся, но быстро понял, что скрыться не удастся. — Ты же знаешь, что ее тут нет, — просипел в ответ. — Как же так? — картинно удивился Арсений. — Ты ведь так ее любил! Так просил тебе уступить! Куда же она делась? — Я не знаю! — выкрикнул Быков в ответ. — Ничего не знаю! Арсений быстро втолкнул его в мерзко воняющую, грязную квартиру и закрыл за собой дверь. Незваные зрители им были ни к чему. — Ты один? — спросил требовательно. — Д-да… — Прекрасно. Он взял Быкова за грудки и втащил в маленькую комнатушку. Бросив его, как мешок с картошкой, на старый засаленный диван, окинул взглядом сверху вниз и жестко отчеканил: — У меня к тебе ровно два вопроса. Ответишь — и дальше я решу, что с тобой делать. — Я ничего не знаю! — снова заскулил Быков, закрываясь от него руками. — Знаешь, — ядовито-ласково парировал Арсений. — И все мне расскажешь. Он навис над своим врагом, взглядом повелевая не дергаться и озвучил то, что не давало ему покоя с тех пор, как Ава все рассказала. — Первое — я хочу знать, зачем. Второе — как вам все это удалось. Быков опасливо отполз от него подальше и забился в угол, словно это как-то могло его спасти. — Если скажу — уйдешь? — Скажешь ты мне в любом случае, — усмехнулся угрожающе Арсений. — А вот в зависимости от того, что именно, твоя морда либо уцелеет, либо нет. Быков молчал несколько секунд и Арс собирался уже было придать скорости его мыслительным процессам посредством хорошей оплеухи, но тут Егор заговорил. — Все придумала Ольга. — Таааак, — протянул Арсений в ожидании продолжения. — Ей не давало покоя то, что ты ее отшил. Променял на Аврору. — А каков был твой интерес? — Она знала, что мне нечего терять. После того, как ты увел у меня должность зама… я собирался переходить в другую компанию. Все уже было согласовано… И на прощание я мог тебе хорошенько подгадить, а если повезет — то и подзаработать… Ольга обещала щедрое вознаграждение в случае, если получит тебя обратно… Арсения передернуло. Вспомнились ее липкие поползновения сразу после того, как он выгнал Аву. Прекратить их удалось только тогда, когда он с треском ее уволил. И как только прежде не сложил дважды два? — Как вы все это повернули? Смс, запись разговора? Быков отрывисто рассмеялся, впервые рискнув посмотреть Арсению в глаза. — Это тоже Ольга. Не повезло тебе, Богданов, навлечь на себя ее немилость… Умная баба… страшная. — Ответь на вопрос, — ледяным тоном оборвал Арсений его излияния. — Мы создали фейковый контакт на моем телефоне с именем и фотографией Авроры… Когда ты на это не клюнул — мы перешли к мерам посерьезнее… Я звонил ей несколько раз под предлогом того, что в фирме готовится для тебя сюрприз и просил сохранить эти звонки в тайне, чтобы его не испортить… А на самом деле мы собирали образцы ее голоса. Позже, с помощью специальной программы склеили ту самую запись разговора… Арсений стиснул челюсти. Хотелось вломить Быкову хорошенько — так, чтобы башка сорвалась с плеч, но он еще не все от него узнал. — А дальше? — процедил сквозь зубы. — Что дальше? — Через два года. Я видел тебя возле ее дома. Быков снова противно рассмеялся. — Ольга узнала от кого-то из сплетников, что ты ищещь Аврору… на тот момент я уже потерял вообще все — на новом месте не заладилось, денег не было… ради скромной платы и желания отомстить тебе за то, что лишился всего… я оказал Ольге эту последнюю услугу, появившись там с тобой одновременно… Все встало на свои места. Встало, но… не принесло того покоя, который он искал. — Хотел отметелить тебя, как следует… — выплюнул Арсений в сторону Быкова, — но ты настолько жалок, что не стану марать рук. Жизнь тебя и так наказала. Он уже развернулся, чтобы уйти, когда Быков вдруг напал на него сзади. Завязалась драка… Десятью минутами позже Арсений выходил из квартиры победителем с трофеями в виде разбитых губы и скулы, но что куда хуже — с пустотой в душе. Месть ничего уже не могла исправить. * * * Вернувшись, он поставил машину в гараж и вышел во двор, чтобы глотнуть воздуха, которого отчаянно не хватало. Выяснил все, что хотел, а в итоге… пшик. Просто, наверно, невозможно было облегчить собственную душу, наказав другого за то, в чем виноват был прежде всего сам. Послышались легкие шаги и, обернувшись, он заметил спешащую к нему, явно напуганную Аврору. — Где ты был?! Она старалась сдерживаться, но он видел, что Ава на взводе. Первая мысль была пугающей… и он, не задумываясь, ее озвучил: — Что-то случилось? — Это ты мне скажи. Она подошла к нему вплотную. Он попытался отвернуться, но в свете фонаря она уже все разглядела. — Что это? — охнула Аврора. — Где ты был?! — Это неважно, — отмахнулся устало. — Мне — важно! — У Быкова. — Чтоооо? На ее лице отразились смятение и непонимание. — Зачем? — выдохнула она. — Впрочем, подожди. Я принесу аптечку, а потом… ты мне все расскажешь. Парой минут позже они сидели друг напротив друга на крыльце и она осторожно, сосредоточенно вытирала кровь с его лица, а он… говорил. Поначалу — неохотно, но постепенно — все быстрее, больше, отчаяннее… Когда закончил рассказ обо всем, что тогда случилось и об их короткой, но ожесточенной драке напоследок, Аврора долго молчала. Казалось, она ничего уже и не скажет, но вдруг жена сокрушенно помотала головой и заметила: — Ты гоняешься за призраками, Арс. — Что ты имеешь в виду? — Ты пытаешься найти виноватых. Но это никак не оправдывает тебя самого… Что ж, это он уже понял и сам. — Похвально, что ты решил узнать все до конца, — добавила она после паузы. — Но между нами это ничего не изменит… Я тебя не прощу. Он молчал, словно одеревенев. Лишь сердце отчаянно, обреченно билось о грудную клетку. Зачем оно билось?.. Он взял руку Авы в свою, поднес холодную ладонь к губам и, прижавшись к ней все еще кровоточащими губами, оставил легкий поцелуй и красный след, который поспешно стер пальцем, не желая запачкать ее собой. — Прости. Прости за то, что я больше ничего не могу сделать. Он поднялся — тяжело, устало и, спустившись вниз, не оборачиваясь, добавил: — И все же… я хочу быть рядом. Просто быть. И буду… на случай, если вдруг окажусь тебе нужен. С этими словами Арсений пошел в сторону своего холодного, одинокого сарайчика. Знал, что она не остановит. Знал, что полностью заслужил все это… Образовавшаяся в груди черная дыра становилась все шире, грозя проглотить его полностью. * * * Дни потекли за днями, незаметно складываясь в недели. Я ездила в офис, поначалу — в сопровождении Арса, но через некоторое время стала работать одна. Зная, тем не менее, что могу позвонить ему в любой момент и спросить все, что угодно. Чувствуя, что он стоит за моей спиной, как опора — самая надежная, несмотря на все плохое, что было. Сам Арс оставался в старом сарайчике, следуя своему обещанию — просто быть. Галина Ивановна теперь одна управлялась в теплице и я собиралась нанять для нее помощницу, но как-то само собой вышло, что ей стал помогать Арсений. Делал какие-то несложные, но трудоемкие вещи; развозил заказы. И все это — не требуя взамен ни благодарности, ни награды. И, конечно, он проводил время с Лесей. И как-то постепенно оказался неотъемлемой частью нашей жизни. Ее привычным элементом… И все же я до сих пор делала вид, что между нами ничего нет. Нет и не могло быть. Глупая попытка сохранить лицо в бою, который давно уже был проигран. Почему я это делала, для чего? Чтобы испытать его, проверить? Или чтобы даже самой себе не признаваться, что сдалась, быть может, слишком быстро? Пусть не на словах, но — в душе. А может, мне просто хотелось подольше его помучить, чтобы он стал больше меня ценить? Как бы там ни было, а наша жизнь вошла в эту чуть странную, но комфортную для всех колею. Во всяком случае, так было до момента, как вдруг посреди рабочего дня раздался звонок… Звонила Галина Ивановна. Я невольно улыбнулась — наверняка она хотела в очередной раз отчитаться о том, как идут дела, но главное — похвалить Арса. Казалось, она твердо вознамерилась разрекламировать мне его так, чтобы я наконец сдалась. — Да? — сказала я в динамик, продолжая улыбаться своим мыслям. Но от того, что услышала в ответ, по позвоночнику пролетела ледяная стрела и волосы едва не встали дыбом. — Ава, беда! — отрывисто выкрикнула в трубку Галина Ивановна. — Приезжай скорее! — Что случилось? — помертвевшими губами спросила я. — Пожар! Приезжай! — Вы целы? — Пожалуйста, приезжай! — только и раздалось в ответ отчаянно и я мгновенно побежала на выход. Уже в дороге осознала, что Галина Ивановна так и не ответила мне на вопрос. От ужаса меня буквально трясло и особенно раздирала изнутри мысль, что в этот день Леся осталась дома… Я попыталась снова дозвониться Галине Ивановне, но она уже не отвечала. Это сводило меня с ума, ввергало в панику на грани с истерикой… Дым, призрачными черными лентами уходящий в небо, я заметила издалека. Душа свалилась в пятки — значит, возгорание было серьезным. Возможно, горел сам дом… Доехала до места я уже почти в беспамятстве. Улицу перегораживали пожарные машины, за ними виднелись автомобили полиции и скорой… Не в состоянии больше ни о чем думать, я бросила свою машину и побежала к дому. Прорвавшись через оцепление, увидела жуткое зрелище… Дом пылал. Пылал так сильно, что стало ясно — ничего не уцелело. Но не это было сейчас важно… — Ава! Галина Ивановна торопилась мне навстречу, держа на руках Лесю… — Слава Богу! — вырвалось у меня из груди рыдание. Дочь сорвалась с рук Галины Ивановны и побежала ко мне. Я поймала ее в объятия, взяла на руки и с ужасом осознала, что она, не переставая, рыдает. Буквально захлебывается плачем… Я быстро осмотрела ее, убеждаясь, что Леся цела. Вот только почему она в такой истерике? — Что случилось? — спросила у своей помощницы, которая смотрела на меня… как-то странно. Сочувственно? С болью?.. — Я в теплице была… — дрожа, начала рассказывать Галина Ивановна. — Вдруг смотрю — дым… Поняла сразу — дом горит! Я скорей туда — Лесю искать… Зову, зову… никто не откликается! Я стала кричать, звать на помощь… Арсений тут же прибежал, вызвал пожарных… мы стали вдвоем искать Лесю по всему саду — нет ее! Меня вдруг разрядом тока прошибла страшная мысль… — А где Арсений? — спросила, отчего-то уже зная ответ… — Ох, Ава… — всхлипнула Галина Ивановна. — Мы с ног сбились, пока искали дочку… А она вдруг как закричит из окна — оказалось, испугалась когда пожар начался и спряталась… — Где Арс? — с нарастающим ужасом повторила я вопрос. — Он за ней в дом кинулся… а дом уже был весь в огне… — Где он?! — сорвалась я на крик, а следом за ним с губ слетело рыдание… — Он остался там… — заплакала Галина Ивановна. — Успел только Лесю вытолкнуть наружу… и вдруг балка рухнула, завалила выход… Я стояла, омертвев. Стояла, глядя на догорающий дом, который все еще не могли потушить… И чувствовала, как вместе с ним сгорают мои надежды… и глупая, такая бессмысленная теперь гордость… — Нет-нет-нет, — забормотала отчаянно, а перед глазами все поплыло от слез. — Нет! — Он пошел за Тучкой, — впервые подала голос Леся и заплакала еще горше, еще отчаяннее. — Я сказала, что забыла ее… Я бы хотела быть сейчас сильной, но слезы текли сами собой. Арс спас нашу дочь, а потом пошел за ее любимым деревянным конем и не вернулся… Галина Ивановна забрала из моих рук Лесю, ясно почувствовав, что я сломана. Что должна свыкнуться с тем, что произошло… Но я не хотела с этим свыкаться! Не хотела до конца жизни думать, что так и не простила его! А теперь и прощать стало некого… — Как ты мог? — отчаянно пробормотала я. — Как ты мог взять и вот так погибнуть?.. Ты же мне обещал, что будешь рядом, пока нужен… — Значит, все-таки нужен? — раздался позади насмешливый голос. Я резко обернулась, боясь, что мне это только послышалось. Он стоял передо мной — губы его улыбались, но глаза были внимательно-серьезными. Он стоял, запачканный сажей, с кожей, кое-где на руках пошедшей волдырями, с одеждой, висевшей ошметками… Но он был жив! И я, не задумываясь, бросилась к нему, чтобы обнять… чтобы почувствовать, что это действительно он… настоящий, а не рожденный моим воображением! — Ай, ты меня добьешь, Ава, — ахнул Арс и закашлялся, когда я, по видимости, сжала его слишком крепко и задела поврежденный участок кожи. Мгновенно отстранившись, я выдохнула только одно: — Ты жив… — И я тебе нужен, — напомнил он. — Это правда или мне просто послышалось? Он ждал от меня ответа, словно это было сейчас самым важным на свете. И я отбросила прочь все, что мешало мне прежде — страх, что он снова меня выкинет из своей жизни, желание не сдаваться раньше времени… Все это потеряло смысл. Он ведь мог умереть, а я так и не сказала бы ему самого главного… — Нужен, — выдохнула я сквозь текущие по лицу слезы. — Всегда был нужен… Он осторожно вытер с моих щек соленые дорожки, аккуратно, словно просяще коснулся губами губ… от него пахло дымом и гарью, но сейчас я вдыхала их с благодарностью. — Я бы ни за что не погиб, пока не услышал от тебя эти слова, — пошутил Арс, но тут же сделался вновь серьезным. Прижавшись лбом к моему лбу, он шепнул: — Я люблю тебя, Ава… Я всхлипнула вместо ответа — самое большее, на что была сейчас способна. — Папа! Леся подбежала к нам и Арс подхватил ее на руки, не обращая внимания на боль. Держа одной рукой дочь, второй он привлек к себе меня и тихо, но уверенно сказал: — Все хорошо… все хорошо. И я ему поверила. Когда мы все немного успокоились, Арс, нахмурившись, сказал: — Чуть не забыл… я ведь поймал кое-кого. Я поняла, что так и не спросила, как ему вообще удалось выбраться — этот вопрос попросту отошел на задний план, но теперь я уже могла его задать… Но не успела. Передав дочь снова Галине Ивановне, Арсений направился прямиком к полиции и указал куда-то в сторону сарая. Пару минут спустя я с ужасом наблюдала, как полицейские ведут к машине его бывшую невесту… Я бросилась к ним, мимоходом услышав, как та, словно в беспамятстве, бормочет: — Нет ребенка — нет проблем… — Что все это значит? — спросила Арсения, когда он закончил объясняться с полицией. — Я нашел Настю за сараем после того, как выбрался… — пояснил он коротко. — Она сидела у дерева, с совершенно стеклянными глазами, явно не в себе… как оказалось — она решила, что если избавится от Леси — вернет меня обратно. Ну а эту мысль ей подала ее сестра… — Сестра? — Оля, — сокрушенно покачал он головой, словно сам не веря тому, что говорил. — Они не родные, но сестры. Ольга решила подложить мне свою сестру, когда у нее самой ничего со мной не вышло… Она научила Настю как себя вести, чтобы мне понравиться… Она учила ее… быть тобой. Я слушала его в полной растерянности. А он с болью, на которую щемящим чувством отозвалась моя собственная душа, продолжил: — Я потерял тебя, как последний дурак. Выгнал, поступив, как мерзавец. А потом… годами пытался отыскать тебя в других. Обмануть себя самого… Я негромко рассмеялась, и в этом смехе была и горечь от стольких тяжелых лет, и радость от того, что в итоге все встало на свои места… — Но как ты спасся? — задала я вопрос, который не давал мне покоя. — Ты, наверно, не знала, но у тебя под полом есть выход в подвал, соединяющийся с погребом в сарае… Когда балка рухнула, я вспомнил, как ремонтировал пол и под одной из досок обнаружил проход… — Слава Богу, — всхлипнула я от облегчения. — Но что теперь будет? Арс пожал плечами. — Ну, Настя и Ольга понесут наказание за все это. А мы… Ты еще не передумала насчет того, что я тебе нужен? Я с улыбкой покачала головой. — Значит, все просто. Мы будем счастливы. Я ведь выполняю свои обещания, Аврора. Ты мне веришь? Вместо ответа я уткнулась лицом ему в грудь, вслушиваясь в то, как мощно и надежно бьется его сердце. Сердце, которое принадлежало мне. Теперь я в это действительно верила. А зря или нет — это могла показать только дальнейшая жизнь… Эпилог Шесть лет спустя — Меньше всего бы подумал, что все кончится этим, — сокрушенно покачал головой Арсений, но в его глазах притаилась улыбка. Я с теплым чувством осознала, что это — гордость. За нашу девочку, за то, кем она уже стала и кем только еще стремилась быть… — Почему же? — спросила, не тая, в свою очередь, улыбки. — Ну, после увлечения Леси сначала танцами, особенно балетом, потом конным спортом… я был не слишком готов к тому, что в итоге она станет бегать с винтовкой на перевес… Я рассмеялась. В этот самый момент дочь промчалась мимо нас на лыжах по направлению к стрельбищу и послала мимолетный взгляд, в котором я успела разглядеть радость. От того, что мы были с ней. От того, что верили в нее. И от того, что за нее болели мы оба, потому что когда-то я приняла рискованное, но единственно верное решение — простить былое и шагать дальше. И ни разу за прошедшие годы о нем не пожалела. Арс постепенно вернулся к своей работе в фирме — надобность доказывать мне, что не претендует ни на что, кроме меня самой, попросту отпала. И как бы он ни был хорош по части хозяйственных работ, но его место все же было рядом со мной — во главе компании. Ведь если бы не он… я бы никогда в жизни, возможно, не решилась взять на себя ответственность за такую огромную фирму. А еще Арс придумал объединить папино наследие с моим цветочным бизнесом, который я выстроила с нуля и который мне было жаль оставлять. Две компании слились воедино и это было решение, которое обернулось к лучшему для всех. Так же, как и наше с мужем воссоединение. Жизнь чертовски коротка, чтобы тратить ее на обиды, особенно тогда, когда все уже простил. Пожар научил меня главному — нужно быть искренним с близкими людьми именно здесь и сейчас. Потому что в любой момент может стать поздно… И хотя я любила свой прежний дом, который самолично купила, в том, что он сгорел, мне виделась некая символичность — одинокое прошлое пора было оставить позади. Пришло время вернуться в особняк, который принадлежал мне по праву и который так много для меня значил. Туда, где все началось и туда, где продолжилось много лет спустя, только теперь уже для нас троих. Я вынырнула из своих мыслей и с улыбкой заметила: — Да, Леся многое перепробовала… но зато теперь она твердо знает, чего хочет. — А ты? Я обернулась к мужу и вопросительно приподняла брови. — Причем тут я? — Просто подумал… а все ли сложилось так, как ты хотела? Я покачала головой и по глазам Арсения пробежала тень беспокойства. — Все сложилось куда лучше, чем я когда-либо мечтала… Он порывисто прижал меня к себе и мы оба в унисон дрогнули, когда неподалеку раздалась стрельба — Леся уверенно закрывала мишени одну за другой… — Она до того точно палит из винтовки, что даже страшно, — усмехнулся муж, продолжая обнимать меня так, словно боялся выпустить из рук. — Ну, зато если вдруг на нас нападет полк разгневанных медведей — можно не волноваться, Леся нас всех спасет, — отшутилась я в ответ. Арс хмыкнул мне на ухо и несколько мгновений мы молчали, наслаждаясь близостью друг друга. Пока я наконец не спросила: — Как думаешь, а чем бы мог увлечься наш сын? Муж замер, даже перестав дышать. Чуть отстранившись, заглянул мне в лицо, словно что-то безошибочно почувствовал, и сказал: — А почему ты спрашиваешь? — Ну… — замялась я, не зная, как преподнести ему такую новость — мне никогда прежде не доводилось этого делать… — Боже мой, Ава! Это правда? Он смотрел на меня с затаенной надеждой, с зарождавшейся на глубине глаз радостью, которой боялся дать свободу и ошибиться… — Да, — выдохнула в ответ, больше не сомневаясь. — Я беременна. — Господи, спасибо! Он подхватил меня на руки и закружил. Все эти годы мы не планировали второго ребенка нарочно, но и не пытались этого избегать — просто как-то ничего не получалось. И уже стало казаться, что и не получится, когда я наконец увидела на тесте заветные две полоски… И, видя теперь, как радуется этому муж, испытывала и сама сумасшедшее, ничем незамутненное счастье. Будучи беременной Лесей, я осталась совсем одна… теперь же верила и знала: все будет совсем иначе. — Я люблю тебя… так люблю тебя, — шепнул мне на ухо Арс и от его губ, коснувшихся уха, по телу полетели мурашки. — И я тебя люблю, — ответила просто. И нисколько при этом не сомневалась — все лучшее у нас еще впереди. Конец!