Шрифт:
А то, что она наговорила про Заболоцкого?! Уверен — это правда. Не зря же он к ней в дом таскается. Смеется, настроение у него отличное. А она горячая, страстная, ненасытная, она мне в кровати мозги на хер рвет… А теперь то же самое делает с ним.
У меня аж зубы сводит от злости. И забыть ее не могу, особенно после того, как снова попробовал. И простить не могу и прибить хочу за язык ее грязный. Бывшая разбередила мне душу, давно всё прошло, так давно это было, что можно сказать — неправда, только вот простить и отпустить я её всё ещё не в состоянии.
Стою, держась за перила, стараясь проглотить вставший в горле ком. Смотрю в темноту позднего вечера.
Шаги за спиной. Тяжелые, мужские.
— Как тебе вечер, брат? — нарушает мое бархатное одиночество друг, вырывая из болезненных воспоминаний.
— Отлично, — кивнув Адему, вдыхаю прохладный воздух.
Улыбку натягиваю, состояние покоя себе возвращая.
— А выглядит так, будто тебе смертельно скучно, — разродившись смехом, хлопает меня по плечу брат.
— Да нет, просто устал.
— Бывает.
— Я пойду, брат, извинись за меня перед женщинами.
Глава 34
Тимур
Медленно подхожу к машине, мой водитель присел на капот и слушает в наушниках музыку. Стукнув по металлу ладонью, заставляю его подпрыгнуть от неожиданности. В гостях я выпил вина, поэтому за руль не сажусь.
— Домой? — интересуется бойкий и отзывчивый парень, тут же выпрямляясь по стойке смирно.
— Улицу Федосеенко, знаешь? Одно место хочу посмотреть.
— Да, я там живу совсем близко.
Кивнув, сажусь на заднее сидение. В холодную, пустую квартиру возвращаться не хочется. Интересно посмотреть, как сильно все изменилось за восемь лет. На этой улице я когда-то жил вместе с ней. Сегодня я испытываю странную, болезненную ностальгию по ушедшим временам.
Свет в машине гаснет. И я закрываю глаза, погружаясь в темноту салона и вспоминания…
Аромат слегка подгоревшей свежей выпечки слышался даже через дверь, я открыл ее своим ключом и тут же улыбнулся. Моя жена выглянула в коридор, послав мне воздушный поцелуй.
— Французские кренделя, севгилим [3] . Соединить тёплое молоко, дрожжи, пару чайных ложек сахара и…Это просто чудо, — подмигнула мне жена.
На автомате разулся, ощутив невероятный прилив тепла и нежности. Красивая, какая же она у меня красивая! Я обожал на нее смотреть. Просто любоваться уже доставляло удовольствие.
— Попробовать дашь? — поспешил я на кухню, забыв обо всем, что планировал сделать по возвращении домой.
3
Севгилим (тур. sevgilim) — мой любимый.
Когда она выглянула, я обратил внимание на лямки фартука, надетые на голые плечи. Что за хитроумный план задумала моя красавица?
— Когда-нибудь я открою свою пекарню, — оперлась о столешницу Таня, широко улыбаясь и держа в руках бронзовый поднос, подаренный моей бабушкой нам на свадьбу.
На нем лежал ряд золотистых булочек. На правую руку моей жены была натянута толстая перчатка-прихватка. Стройное тело прикрывал объемный розовый фартук с пышным бантом и изображением розового зайца на груди.
— Уверен, от клиентов не будет отбоя.
— Точно, спасибо что пришел вовремя, выпечка как раз к чаю, — развернулась Таня обратно к столу и, поставив поднос, наклонилась к духовке. И только тогда я понял, что на ней кроме фартука ничего нет.
Меня повело от вида белоснежной, немыслимо аппетитной задницы. Голова закружилась, а тело вспыхнуло, охваченное желанием обладать этой чудесной женщиной. Она не была умелой или опытной. Когда мы только начинали заниматься сексом, она ничего не знала. Это я обучал ее. Но вот такие её выдумки, как розовый фартук на голое тело, сводили меня с ума. Таня и ее врожденное умение поставить своего мужчину на колени, заставив истекать слюной.
Я шел домой озадаченным, но проблемы, которые меня мучили по дороге, остались за дверью нашей квартиры.
Моя яркая, игривая, горячая жена заставила забыть обо всем на свете. Увидел ее и сдурел, будто шайтан в меня вселился. Да и кто спасется от рук желания? Рванул к ней, стал гладить попку, запустил под фартук свои наглые лапищи, пальцами сдавив вишенки сосков. Все, о чем думать мог — это как поскорее член в нее засунуть, потому что такой жадной и нетерпеливой у меня никогда не было. Ни до этого, ни потом. Любил ее так, что мозги кипели.