– Осталось немного, – произнес Скромный Лис, положив руку на плечо вождя.

– Еще от пятерых мальчишек избавиться, и можно будет стереть с себя это ненавистное клеймо абау-де-мине, – старик с отвращением посмотрел на татуировку ящерицы на Скромном Лисе. – Я жду того часа, когда перестану называть хеллисин своей семьей! Не думал, что такое когда-то скажу, но мне больше симпатичны ситсы, чем все те, кто живет вместе с нами. И не потому-то ситсы тогда спасли нас… – Млечный Путь хитро улыбнулся, а затем продолжил: – Они коварны, с ними нельзя договориться. Их можно лишь убедить.

– Что мы и делаем, отдавая им детей, – подхватил Скромный Лис.

– Да! Нет ничего лучше мести через годы и поколения. Дети подлецов будут умирать в муках, проливать кровь, не зная за что. Это и заставляет меня жить.

– Девочек ты тоже убьешь? – спросил Скромный Лис.

– Конечно, но прежде они родят нам охотников – настоящих воинов племени амуэнна!

– Пройдут годы, – произнес Скромный Лис.

– Ничего, – сказал Млечный Путь. – Мы долго ждали и еще подождем. И благодари Солнце, что медноголовый привел их к нам в лапы!

– Каждое утро благодарю. И не перестаю грезить о мести этим мелким паршивцам, что с гордостью ходят по нашему лагерю!

– Не торопись убивать добычу, которая может спасти тебя от хищника! – говорил вождь. – Мы могли избавиться от них четырнадцать лет назад. В любой день это не составляло труда. Даже когда к нам примкнули две дюжины индейцев аджа. Солнце вознаградило нас за наши муки!

– Правитель ситсов доволен?

– Зуверад, должно быть, счастлив оттого, что мы подносим ему детей хеллисин. Любой человек будет рад, когда ему возвращают долг.

– Но мы должны не ему…

– Какая разница? – возмутился Млечный Путь и набрал в ладонь горсть песка. Он сжал кулак и смотрел на то, как желтые крупинки сыплются меж пальцев. – Ситсам мы обязаны жизнью, поэтому подарим им то, чего они заслужили – хеллисининов, всех до единого!

– И не позволишь мне убить даже одного?

– Этим займется Рука, Восставшая Из Пепла. Для тебя есть другая работенка, – вождь встал и снова примкнул к дверце. Он выглянул, убедился, что никто не подслушивает, после чего вернулся к Скромному Лису и продолжил: – Ты позаботишься о медноголовом и Сентябрьском Ветре. Они точно что-то заподозрят, когда узнают, что Кина мертв. От рыжего меня просто выворачивает. Ненавижу людей с большой земли!

– Что нужно сделать? – в глазах Скромного Лиса разгорелся огонек любопытства.

– Я отправил их в Бронс. Нагонишь эту грязь на западном берегу Земного озера. Там сейчас много людей – эмигрантов. Сделаешь так, чтобы медноголовый с индианкой погибли от рук людей. Понял меня?

– Да! – твердым голосом выпалил Скромный Лис. – Что-то еще?

– Можешь идти! – сказал Млечный Путь и отмахнулся. Скромный Лис кивнул, встал и направился к двери. Вождь остановил его фразой: «Поедешь ночью, когда никто не будет видеть!»

Скромный Лис покинул типи. Млечный Путь достал из-под перьевой подушки мешочек, засунул в него три пальца, зацепил ими горсть сушеной травы и скинул ее в другую руку. Бледно-зеленые лепестки рассыпались по его ладони. Вождь поднес руку к носу, вдохнул пряный аромат, а после сбросил дробленые лепестки в чайник и поставил его на костер.

К этой минуте лагерь ожил многоголосицей и людской суетой. Скромный Лис остановился у столба на площади. Он не выпускал из руки свой излюбленный браслет из бисера и костяных шариков, висевших на конском волосе. Окинув пронзительным взглядом стоянку, наполненную женскими и мужскими фигурами, исподлобья посмотрел на детей, что носились с палками в руках: одни сбивали траву, другие пытались нагнать игривых собак. Скинув волосы с плеч за спину, Скромный Лис неспешно пошел в прерию. Он не торопился покидать лагерь, как и приказал вождь. Скромный Лис любил бродить в одиночестве, уходить далеко от лагеря и наблюдать за движениями ненавистных ему индейцев издалека.

Серая Пятка остановился на сухом холме. Словно на трибуне, его конь гарцевал, красуясь перед безликой прерией, расстелившейся в стороны. Лес, из которого они сбежали, остался далеко позади, настолько, что на его существование намекали немногие верхушки самых высоких деревьев.

Мустанг по кличке Луна вез Кину вялыми перебежками, будто недомогал, и время от времени окунался в сон, из которого его вырывали раскатистые удары грома. Такой же вид лица был и у Кины, что, не поднимая носа, исподлобья смотрел вперед. Ветер толкал тяжелые тучи, о которых часом ранее не было и мыслей. Мрачные облака сгущались над головами, затмевая солнечный свет и погружая землю во тьму. Серая Пятка ждал, когда Кина достигнет его. Индеец не торопил, не кричал, а лишь сдержанно смотрел за тем, как Луна едва тащится по желтоватой земле, приминая копытами невысокие пучки выжженной солнцем травы.

Кина поднялся на холм, на котором стоял величественный индеец рядом со своим верным мустангом, и многозначительно смотрел вдаль. Парень спрыгнул с коня, подошел к Серой Пятке и всмотрелся туда, куда был устремлен взгляд старшего. Оба не издали ни единого звука. Кина остерегался спрашивать о чем-либо, а Серая Пятка, вероятно, не был готов отвечать. Ветер трепал волосы обоих, пихал в бока, но те гранитом стояли, не шевелясь, словно спали с открытыми глазами. Кони разбрелись в поисках сочной травы, которой там, под свинцовым небом, практически не было. Прерия в это время года небогата растениями. Ранняя весна только просыпается и не готова преподнести животным свои сочные плоды. Как говорил вождь: «Небо обогатит человека после третьего ливня!» Тучи, грозившиеся высыпать на головы скопившуюся злобу, вот-вот разразятся первым в этом году ливнем.