«Всё, Вернер, я тебя вычислил!» – посмеялся Рене, пообещав себе при первом удобном случае пошутить над слугой, ибо тот казался слишком сдержанным и замкнутым даже по отношению к тем, к кому хотел относить себя, – к слугам.

Не моя вина, если со мной случаются такие диковины, которых ещё не случалось ни с кем. Это потому, что я люблю путешествовать и вечно ищу приключений, а вы сидите дома и ничего не видите, кроме четырёх стен своей комнаты.

Р. Э. Распе, «Приключения барона Мюнхгаузена»

Завтрак прошёл в относительном молчании, короткие диалоги чередовались не в меру длинными паузами. Казалось, каждый из сидящих за столом имеет слишком глубокие мысли, чтобы разбавлять их будничной болтовнёй.

До завтрака Рене снова предпринял попытку избежать совместного преломления хлебов, обратился к Вернеру с просьбой столоваться с прислугой.

– Хозяину виднее, с кем тебе столоваться, – безучастно оборвал просьбу Вернер, повернулся уйти, но был ухвачен за рукав.

– Постой, старик! Дело есть, – Рене смущённо потёр кончик носа под взглядом слуги, задетого бестактностью юнца, и перешёл на шёпот, оглянувшись по сторонам. – Слушай, если тебе всё равно, где сбрасывать резерв, ты мог бы это делать у малыша.

– Какого малыша?

– У Ирминсуля, конечно.

Изумление в выцветших светло-карих глазах достигло критической отметки, Вернер уточнил:

– С чего бы?

– Ну, так… – Рене поморщился: к горлу подкатила лёгкая тошнота, предупреждая об откате в случае сказанного лишнего слова. – Просто он не прочь угощаться магией, это помогает ему расти.

Миг – и мальчишка оказался прижатым к стене сильной рукой. Вернер тихо, но внятно, шикнул:

– Ты знаешь о законах невмешательства, дурень?

– А при чём тут это? – юнец испуганно смотрел в приблизившееся обезображенное лицо: – Ты сбрасываешь резерв, куда положено, а не в прохожих, любителей прогуляться в сумерках. И возвращаешь дар туда, откуда он пришёл. Если бы за это наказывали, то не раздавали бы герцогских титулов.

– О чём ты?

– О процветании Люмерии, конечно, и света Владычицы, – Рене с раздражением стряхнул руки, растягивающие ему шерстяную котту на груди. – Сам подумай: граница виердов неподалёку, а малышу до размеров матери ещё тысячу лет расти. Было бы кому-нибудь от этого плохо, я бы и не предлагал умный выход. А ты, судя по всему, двадцать лет виноградники своей магией удобряешь, как навозом. Или у тебя договор с соседями? Ну так лучше б в Лонию сбрасывал. Глядишь, и рыба пожирнее бы была…

– Что-о?! – ярость, которой никогда невозможно было заметить в невозмутимом слуге, даже во время тренировок, вдруг вскипела от оскорбительных намёков, – что ты знаешь об этих двадцати годах, щенок?!

Но Рене, вместо того чтобы смутиться, растянул рот в улыбке. Сработала дурацкая привычка де Венеттов – реагировать юмором на опасность.

– Я знаю, кто ты. Сам догадался, но ты не переживай: Изель ничего про тебя особенного не рассказывала, – Рене подмигнул, – и я на твоей стороне. Никому не скажу, даю слово Мароя!

Вернер онемел. Стоял и смотрел сверху вниз на смазливого блондина с наивными светлыми глазами, на губах которого затаилась подозрительно тонкая улыбка. Вернер последние двадцать лет не любил шуток. Не по себе было, но остатки ментальной магии, потребовали держаться до последнего:

– И кто же я? – холодно поинтересовался Вернер.

Кашлянув, Рене поманил указательным пальцем наклониться и шепнул в подставленное ухо:

– Отец Армана и любовник сирры Элоизы!

Вернеру понадобилось время, чтобы прийти в себя. Облегчение, недоумение и страх перед разоблачением, который, он считал, давно исчез, – поочерёдно эмоции сменяли друг друга.

Рене обнадёживающе хлопнул его по плечу, выскользнул на свободу и пошёл в сторону столовой. Опаздывать на чужой завтрак было бы верхом неблагодарности. В спину ему понёсся хохот облегчения. Старик смеялся до слёз.

«И всё-таки ты не тот, за кого себя выдаёшь. Не любовник – значит, ящерица-шпион, – довольный удавшейся шуткой, улыбнулся Рене. – Нет, ну почему – именно на наши виноградники, а не в реку? И ведь далеко ходить не надо… Ничего, я тебя вычислю, старик, рано или поздно!»

Жалко было романтичную версию. Если бы Вернер не выдал себя машинальным облегчением в глазах, то красивая теория имела бы право на существование. Перед завтраком, во время утренней тренировки, на которой Рене присутствовал, Вернер назвал Армана «моим мальчиком», похвалил его за хорошую форму. Да и смотрел старик на юного Делоне с гордостью и нежностью, как это делают родители… А ещё бабушки и дедушки в адрес своих внуков.

«А может, он дед, а не отец?» – хмыкнул Рене про себя, сообразив, кстати, что не знает предыстории женитьбы сира Марсия на Элоизе Делоне, дочери сира Вэна Делоне. Который, в свою очередь, был близким другом дедушки Мариэль, сира Рэя.

Дед Армана погиб на Сурье, во время взрыва на руднике из-за провокации арауканцев, ненависть к которым внук успешно унаследовал. Почти в это же время исчез сир Рэй. Тело Вэна Делоне доставили в родной замок, и сейчас его прах находился в семейной усыпальнице. Но было ли то его тело, а не супруга бабушки Тринилии – сира Рэймонда? В любом случае, непростую загадку хранил двадцать лет Вернер.