Шрифт:
Парк, как всегда, встретил меня печалью. Как будто с ним случилось что-то непередаваемо прекрасное, а потом ушло. Я люблю этот парк. Его липы, тропки, истоптанные тысячами ног, уютные беседки, озеро.
Но внутренняя уверенность провела меня рядом с парком и заставила свернуть на узкую улочку. Я прошла мимо статуи единорога в небольшом сквере, мимо ратуши волшебников, мимо аллеи цветов.… Потом поняла, что притомилась, и зашла в кафе. Полумрак, вкусный запах выпечки, пирожные с ароматным чаем. Они придали мне новых сил, и я зашагала дальше.
Не знаю, сколько я гуляла, но внезапно поняла, что иду по аллее. Пройдя еще немного и заглянув в беседку, поняла, что Он уже меня ждет. Некоторое время мы сидели и молчали ни о чем и обо всем одновременно. Потом я улыбнулась, Он улыбнулся мне в ответ. Люблю Его улыбку. Она как бы рождается в Его усах, а уже потом расходится по всему лицу. На несколько мгновений касается глаз, заставляя их сиять, и растворяется.
И в такие моменты я чувствую себя совершенно счастливой. Пусть на несколько мгновений, но вижу отца таким, каким помню в детстве.
Затем знакомые черты исчезают. И он снова становится туманным образом, в котором отец лишь малая часть. Становится чем-то другим. Чем-то большим.
«Что, опять дома не сидится?» — ворчливо спрашивает отец. Словно и не ждал. Словно и не скучает. Кто же ему поверит?
Улыбаюсь в ответ, а Он уже начинает рассказывать мне волшебную историю. О птицах, что касаются крыльями облаков; о воде, которая так весело журчит на камнях; о листьях, которые украшают ветви деревьев. Мне становится удивительно радостно, спокойно. Он усмехается в бороду и исчезает. Сколько я ни пытаюсь заметить момент исчезновения, так ничего и не выходит. Мгновение назад Он был, и вот его уже нет, будто и не было.
Всегда помню Его историю, но никогда у меня не получается превратить ее в слова. Если совсем уж честно, то я не очень-то и пытаюсь. Это как с приятным сном — стоит кому-нибудь его рассказать, он истаивает, оставляя после себя лишь невнятные слова.
Так просто потерять ощущение чуда.
Еще немного сижу на лавочке в одиночестве, потом неспешно иду домой. Улыбаюсь как кошка, объевшаяся сметаны.
Мы с мамой ужинаем, болтаем о пустяках и ей передается мое настроение. С улыбкой желаем друг другу приятных снов и идем спать.
Я почему-то уверена, что все у меня теперь будет хорошо.
___________________
Послезавтра я опять пойду на танцы. Эх, скорее бы оно это послезавтра наступило! Теперь я понимаю, почему всем там так нравится.
Мне кажется, что когда танцуешь, тебя окутывает некое волшебство. В каком бы настроении ни пришла, стоит услышать музыку, сделать несколько осторожных движений на площадке, и сама уже не заметишь, как пустилась в пляс. Отступают мысли, чувства, остается только желание двигаться без остановки, кружить, вслушиваясь в звуки, слиться с музыкой в одно целое.
Если подумать, то ведь, и правда, не все так просто, как кажется на первый взгляд. Чтобы стать музыкантом, нужен природный талант. Ну, в нашей стране, по крайней мере. Учиться конечно тоже обязательно — любой талант нужно развивать. Не всем дар дан создания новых мелодий, однако и сыграть с душой, дан дар не каждому. Чтобы это понять, нужно послушать, как играют люди с даром, и послушать тех, у кого его нет.
Когда мне было десять лет, брат взял меня с собой в портовый город Дивер. Ну конечно это не было полностью добровольным решением с его стороны, но не зря же я всю неделю его упрашивала.
Город мне понравился. Он большой, шумный, красивый. И на его улицах много лоточников со сладостями, напитками и мороженным. Из-за того, что мама дала мне деньги на расходы, да и брат не бедствовал, моему счастью не было предела.
Погуляв по улочкам Дивера, мы отправились на пристань. Вид бескрайних просторов моря, кораблей, качающихся на волнах, чаек, парящих в вышине, завораживал. Наконец-то я увидела море, о котором так много читала в книгах. Оно оказалось невероятным!
Посмотрев на восторг, который светился в моих глазах, Дин даже простил мне веселенькую недельку, которую я устроила ему дома. Так и сказал: «То, как муха залетела тебе прямо в рот, с лихвой окупает неделю моих мучений». Но мне было не смешно.
Когда мы вдоволь нагулялись по порту, пошли на постоялый двор. После того, как брат договорился о ночлеге, мы отправились в общий зал пообедать. И как раз вовремя. Не успели нам принести еду, как на помосте около стены оказался невысокий мужчина. Сразу видно, что иностранец. Стал нахваливать себя, мол знаменитый бард, сочинил много всего, перед королями пел и т. д. Потом взял лютню в руки, заиграл и запел. Хорошо играл, песня красивая, голос приятный, только за душу не брало.
Когда на середине песни его слушать перестали, да за разговоры принялись, он и вовсе опешил. Запел другую песню, но с тем же успехом. Вскоре вообще петь перестал — обиделся. Хозяин постоялого двора подошел к нему, с помоста свел, в угол отвел и начал ему что-то объяснять. Бард аж рот раскрыл. Но нам-то и так понятно было — один раз услышав, как прирожденный бард поет, уже не станешь слушать того, кто души в музыку не вкладывает.