– А чего вам сдался этот архиерейский перевод?

– Потому что наследникам платить нечем. Шекспиру и Каншину, как известно, платить не надо.

– Все равно это возмутительно, что вы используете этот варварский перевод! Хлеб наш жуете, а на село несете культуру второго сорта!

– Хлеб мы, положим, жуем канадский, поскольку вам, как видно, не до того. Вы тут Шекспиром занимаетесь, на сельское хозяйство у вас времени не хватает...

Ну и так далее, в том же роде. Длилась эта перепалка около получаса и закончилась полным разрывом с залом. «Гамлета» мейерхольдовцы, впрочем, доиграли, но с тех пор в «Трудовик», что называется, ни ногой.

В те достопамятные времена, когда нашим людям не полагалось более или менее экзотических путешествий и факт существования, положим, Канарского архипелага принимался скорей на веру, экипаж читинского авиаотряда как-то выполнял рейс Магадан—Уфа. Разбежались, взлетели, заняли эшелон, уже пассажиры оживились в предвкушении завтрака на борту, что по той поре представляло собой целое приключение, как вдруг один гражданин, совсем даже не видный, похожий на соседа по этажу, поднялся со своего кресла, кашлянул и сказал:

– Всем оставаться на своих местах! При малейшей попытке сопротивления – ваших нет!

И с этими словами он вытащил из кармана ручную гранату артикула Ф-1.

Пассажирам стало ясно, что это угон и воздушное судно неизбежно меняет курс, но поскольку народ в самолете собрался тертый, главным образом вахтовики, то ничего похожего на панику не возникло и даже один вахтовик спросил:

– Это, – куда летим?

Угонщик в ответ:

– Летим, товарищи, в Пакистан. Первая причина, что больше нигде не принимают, а в Пакистане, говорят, принимают, потому что это исламское государство враждебно настроено против нас.

– А чего? – сказал кто-то из пассажиров. – Пакистан тоже давай сюда!

– А то нет! – согласился другой. – Ведь это та же самая заграница, продажная любовь там, упадочная музыка, показное изобилие товаров повседневного спроса и прочие удовольствия типа базар-вокзал!

– Причем сколько потом будет впечатлений, воспоминаний, разговоров разных, ведь это шутка сказать, – съездили в Пакистан! И за измену Родине нам скорее всего не впаяют срок!

По рядам прокатился веселый ропот, поскольку всем показалось весьма заманчивым безнаказанно побывать за границей, да еще за те же деньги, в обход формальностей и невзирая на социальный состав семьи. На радостях никто даже не пожалел, что в сложившихся форс-мажорных обстоятельствах вряд ли удастся позавтракать на борту.

– Только одно обидно, – сказал кто-то из пассажиров, – ни одна зараза нам не поверит, что мы съездили за границу, скажут типа: кончай травить!..

– Есть такое мнение, что поверят, если, конечно, предъявить в качестве вещественного доказательства какой-нибудь сувенир.

– Это, – сувенир купить нужно, только, спрашивается, на что?!

– Интересно, у пакистанцев наши рубли в ходу?

– Это вряд ли; чувствует мое сердце, придется на валюту менять рубли.

– А если не сменяют?!

– Это мой-то славный колымский рубль?! Пускай только попробуют не сменять!

За этими разговорами про угонщика подзабыли, как-то оттерли человека на задний план. У того даже появилось в лице что-то похожее то ли на разочарование, то ли на обиду, и только когда его пригласили для переговоров в кабину экипажа, к нему вернулось сравнительно жесткое выражение, и он ушел, с опаской неся гранату перед собой.

Кто-то из пассажиров сказал:

– Вообще Пакистан – это, конечно, не лучший вариант, потому что там живут мусульмане, и у них лютует сухой закон.

– Подумаешь, напугал! Да у меня с собой два чемодана водки!

– Это, – а если срок дадут за нарушение законности?..

– Не впервой.

Вахтовики еще предавались мечтам и соображениям, когда появился командир воздушного корабля и приятным голосом сообщил:

– Все в порядке, товарищи, экипаж продолжает рейс. Сдался властям этот придурочный террорист, так как нам удалось уладить кое-какие его бытовые проблемы, и поэтому экипаж продолжает рейс.

Во всех трех салонах наступила нехорошая тишина. Наконец кто-то из пассажиров сказал:

– Пускай он выйдет, мы хотим глянуть ему в глаза!

– Вот именно! Пускай он выйдет, мы ему скажем, что он мерзавец и негодяй!

– Нельзя, товарищи, он сейчас как бы под домашним арестом...

– Тогда передайте ему типа общественное мнение, что он вместе взятый мерзавец и негодяй.

Для кого одиночество – одиночество, для кого – воля, а есть еще и такие, кто извлекает из одиночества положительный результат.

Сережа Мыслин извлекает из одиночества положительный результат: обыкновенно на третий день после того, как жена с дочкой съедут на жительство в легочный санаторий, когда с ним вдруг сделается грудная тоска и покажется, будто на свете существуют только груды грязной посуды, залежи нестираного белья и ручной попугайчик Кока, когда невыносимо хочется как-то набезобразничать, он выпивает полбутылки водки и садится за телефон.