В итоге всё сработано чисто, и на свет появился неприметный «Дождь», которому президент обеспечил преференции в виде дешёвой аренды и контрактов с кабельными сетями. Это был эмбриональный период телеканала, способного в будущем мгновенно превратиться в мощный информационный ресурс федерального уровня. Однако и тут сказалась торопливость, свойственная русским либералам: «Дождь» от восторга мастурбировал антипутинскими наветами и мерзостями, слишком рано заявил о себе как едва ли не главном рупоре внесистемной оппозиции, а смышлёные руководители «Роспечати» чрезмерно пичкали его грантами и заказами на рекламные ролики. «Рано они начинают, рано», – с тоской думал Винтроп, не одобрявший преждевременный звездёж путиносливщиков.

Но процесс пошёл, духовный и политический ландшафт менялся, страна глухо волновалась. Резко изменилась тональность западных СМИ, ставших антипутинскими, социальные сети звали людей на улицы, появились новые маяки общественного мнения. Низы, мидлы, верхи – всё гражданское общество пришло в движение, креативное модное небритьё, подсев на медиастероиды, шевелило гробы, коверкая историю, проявляло недовольство Путиным, не гнушаясь ручкаться с русскими националистами. Обезумевшие интернет-дрочеры тиражировали лозунги «Путин – вор!» и «Россия без Путина!».

Однако Винтроп задолго до выборов понял, что у белоленточной – символ протеста! – оппозиции нет шансов, скоро выйдет из употребления. В мозгу шевелилось смешное: «Французскими булочками следующим утром можно гвозди забивать, каменно черствеют». Раздражала антипутинская медиа-диарея заядлых либералишек с ментальными пустотами в сознании. «Швондеровичи! – поругивал Боб этих суперактивистов. – Мешки с сухим горохом, певцы надлома».

Впрочем, как уже было в его жизни, ответ на главный вопрос текущего момента пришёл со стороны. В Вене ему посоветовали встретиться с некоей русской женщиной, обосновавшейся в Австрии. Созвонившись, они условились увидеться в соборе Святого Стефана. Он всегда полон туристов, шаркающих по каменным плитам вокруг высоких резных колонн. Некоторые присаживаются на деревянные скамьи перед иконами в боковых приделах, бормоча молитвы, сокрушаясь о своих грехах. В каждом приделе по пять-шесть рядов, что позволяло точно наметить место встречи, важное при первом свидании.

Боб по привычке пришёл в собор раньше, сделал несколько кругов и нацелился глазами на левый придел. В назначенный час в третьем ряду присела миниатюрная женщина с высокой причёской. Она не опустилась на колени для молитвы, опершись на прочную планку, прикреплённую к предыдущему ряду, а принялась что-то искать в дамской сумочке. «Не католичка», – отметил Винтроп.

Подошёл, спросил по-русски:

– Простите, можно присесть?

Для Винтропа встреча была проходной. Этой миниатюрной даме, видимо, тоже не хотелось завязывать знакомство с заезжим американцем, – кстати, собор Святого Стефана предложила она, Боб намеревался угостить её мороженым в кафе «Моцарт». Разговор сразу пошёл по делу, и вновь подтвердилось, что люди, не ввязанные в московскую политическую драку, воспринимают ситуацию в России объективнее. Вдобавок странным образом повторилась женевская история с Паскалем.

Завершив основную часть беседы, они коснулись общей ситуации в России и вышли на вопрос, всегда интриговавший Винтропа: почему выбор Путина пал на Медведева, а не на Иванова, что казалось более логичным.

Она удивлённо глянула на Боба и ответила так просто, что он поразился: почему сам не сообразил?

– Путин и Иванов из одного гнезда, оба из внешней разведки, причём Иванов званием выше. Он абсолютно свой, политически на него можно полностью положиться. А в человеческом плане? Представьте, что у президента Иванова появятся амбиции. Знаете ли, высшая власть толкает людей на неожиданные кульбиты. В общем, Иванов-президент, связанный с силовыми структурами – ведь и министром обороны был! – это потенциальные сюрпризы. А Медведев… У него нет опоры среди силовиков, если пойдёт что-то не так, укоротить его несложно. Внутренний компромат возможен.

– Что значит – внутренний?

– Господи, неужели вы допускаете, что за личной жизнью Медведева плохо присматривают? При необходимости на ушко такое шепнут, что сам откажется от любых авантюр. Вот он – выбор между Ивановым и Медведевым. Похоже, вы недооцениваете Путина.

В тот раз Боб пожалел, что выбрал не тот тон общения – сугубо деловой. Впрочем, при домашнем анализе копнул глубже и пришёл к выводу, что она укоренилась в Вене со своей миссией. Тот особый мир, в котором существовал Боб Винтроп, во-первых, допускал различные варианты двойного человеческого бытия, а во-вторых, предписывал не совать нос не в своё дело.

Но так или иначе, а та дама ответила на главный вопрос текущего момента, который Винтроп ей даже не задавал. Осмелится ли Медведев пойти на второй срок? Теперь Боб точно знал: это исключено! Путин вернётся в Кремль. Медведев – фигура битая кувалдой реальности.

Воспоминания увлекли Винтропа, но, глянув на часы, он понял, что вот-вот появится Подлевский. И в этой связи снова вспомнил венскую встречу десятилетней давности.

Оценив по достоинству аналитическое мышление мимолётной знакомой, Боб счёл возможным спросить, с кем, по её мнению, ему полезно пообщаться в Москве. В ответ прозвучало несколько знакомых имён, а в дополнение она сказала:

– Есть любопытный тип, я называю его «флешкой». В том смысле, что он, не занимая должностей, – актёр без ангажемента, но с гламурным налётом, – погружен в бесконечные общения и стал хранилищем самой разнообразной информации. К тому же капитальный русофобище. Его зовут Аркадий Подлевский. Вы без труда наведёте о нём справки, а при встрече сошлитесь на меня.

В эту минуту Винтроп услышал:

– Рад вас видеть, Боб.

Подлевский сел напротив, дружески пожал протянутую руку.

В последние годы они встречались регулярно, и Аркадий с энтузиазмом вываливал Бобу обильную, пёструю пустомельщину, из которой Винтроп выуживал полезные сведения. Подлевский, конечно, понимал, с кем имеет дело. Но поскольку формально не являлся носителем государственных секретов, видимо, решил сыграть свою игру, плотно сойдясь с влиятельным американцем, не стесняясь показывать свои замашки, говорить о своих притязаниях.