И снова первое возникшее чувство – не облегчение, что не считает меня подонком, а обида. Мне всё равно бы хотелось, чтобы она приревновала, даже если самому себе в этом не признаюсь.

Но как выяснилось, по поводу пса радовался рано. Теперь единственное, что изменилось – Элисса сидела в обнимку с собакой, но так же почти не выходила и не начала рисовать. По вечерам, когда я был не один, затыкала уши и раскачивалась из стороны в сторону. Спасибо, что не ревела.

Она послушно принимала всё, что ей выписали, пыталась есть, но потом неизменно убегала в уборную. А ещё перестала говорить. Даже с Эмином. На мои вопросы изредка отвечала «да», «нет» и всё. И как бы я не пытался что-то выяснить, просто без толку.

Ещё и зверь внутри требовал снова виться у её ног, жалеть, любить… На самом деле мы хотели этого оба, но я не отменял принятого решения не потакать своим чувствам и её поведению, отдав приказ приготовить всё необходимое в клинике для неё. Я не могу ей помочь, пора признать это. Добровольно самой себе она помогать тоже не хочет, поэтому оставался только один вариант…

Но в очередной раз, наблюдая за ней, заметил, как она сидит на полу, где лежал раненный я, и гладит обновлённый ламинат. Это была совершенно жуткая, пугающая картина, которую всё же не выдержал, и через горничную попросил её спуститься в гостиную.

Девочка остановилась у дивана, на котором я сидел. И молчала. Как всегда.

– Садись.

Села на самый край.

– Чем тебе помочь?

Элисса резко подняла голову, и я встретился с её большими, печальными глазами. В них была просто вселенская грусть. И боль… Сейчас она не злилась.

– Тебе плохо?

Она устало кивнула, а я придвинулся ближе.

– Почему? Что болит?

Крошечная ладонь легла на её грудь. И я как-то на автомате оттянул ворот её свободной домашней майки, заглянув туда, но тут же отпрянул. Не знаю, зачем я так сделал и что рассчитывал увидеть, но точно не то, что увидел. Элисса видимо тоже не ожидала, потому что сразу вскочила, собираясь бежать, но я удержал её за руку.

– Что это?

Молчит.

– ЧТО. ЭТО. БЛЯДЬ. ТАКОЕ.

Вся её грудь была покрыта тонкими свежими шрамами, напоминающими… полосы от когтей? Именно когтей. Звериных… Их было на ней много, только эти новые! Но откуда?! И тут мне в голову пришла очень странная мысль…

Ни один нормальный человек, а тем более оборотень, так бы не поступил, но она же у меня…

– Ты сама себя так царапала? – всё ещё надеясь на то, что она нашла способ нанести себе такие раны. Мне казалось это лучше, чем если бы я не замечал так долго, что кто-то в моём, блядь, доме причиняет ей вред!

Бледная девочка тряслась рядом и молчала.

– Если не ты, то кто? Когда, Элисса? Я не чувствую от тебя чужих запахов, ничего… Кто это сделал?! Как это вообще возможно?!

Словно со стеной разговариваю. Рука на её запястье сжалась ещё сильнее.

– Элисса! Ответь мне!

Но вместо ответа она расплакалась, то и дело жалобно всхлипывая, чем снесла все мои предохранители, здравый смысл и всё остальное ко всем чертям. Я хотел обнять её! Так сильно ничего не хотел! Но это значило бы, что я сдался, что снова иду у неё на поводу! Ведь она могла бы сделать это сама, а потом обвинить кого-то… Как, например, Эррин. И это заставляло тормозить в выводах. Но от того, как сильно сдерживался, разозлился ещё больше.

– Что за новая сцена? Что на этот раз? Для чего? Что ты хочешь, чтобы я сделал?!

Молчит.

Дёрнул её на себя, заставляя снова сесть, но когда отпустил руку, она машинально схватилась другой за кисть, которую я только что сжимал. До этого успел заметить красный след от своей хватки. Эта девчонка меня с ума сводит!

Резко встал и пнул журнальный стол.

– То есть это ты теперь ещё и не будешь со мной говорить, да? Это ты на меня обижена, не наоборот?!

Ноль реакции. И почему не проходит ощущение, что это я её чуть не убил, а не она меня? Орать хотелось, чтобы прекратила это, и сдерживаться сил становилось всё меньше. И она заметила мой настрой, подняв вверх голову. Её нежное, кукольное личико исказила гримаса презрения.

– Что, уже больше не любите?

Слова прозвучали едко, словно выплюнула их, напоминая мне о том, что шептал ей тут же в порыве чувств перед тем, как она едва не лишила меня жизни. ОНА. МЕНЯ. Не я её! Ещё смеет огрызаться! И поступать так подло, указывая на мою слабость! Именно это она решила мне сказать после долгого молчания вместо ответов на вопросы о её здоровье.

Звериная агрессия всколыхнулась. Меня самого трясло. Ирбис внутри хотел наказать её так, как наказал бы свою самку, убеждённый, что ей бы даже понравилось. Я еле сдерживался и несильно, как мне показалось, сжав её подбородок пальцами, процедил:

– Слова выбирай, пигалица.

– А Вы кто тогда?

Даже дар речи потерял. ЗА ЧТО? С ненавистью она смотрела мне в глаза. Будто бы вызов бросала… Вот как? Мой «крошечный, невинный ангелочек», которого я собирался спасать, устал бояться и решил пободаться со мной же? После всего, что она сделала?! Но и этого ей было мало…

– Теперь бить будете?

И её губы опять искривились в пренебрежительной усмешке, словно специально меня провоцировала, чтобы показать, какое же я ничтожество, ублюдок. Даже подумать не успел, что нельзя поддаваться, а моя рука уже дёрнулась и поднялась как для пощечины. Элисса отпрянула так быстро, словно этого только и ожидала. Я же в последний момент успел остановиться и зло выдохнул: