Отсюда можно было лицезреть весь масштаб катастрофы. Там, где раньше стояли жилые башни, теперь вырисовывались демонические шпили, которые напоминали улья злобных существ с проходами и дверьми, наклоненными под невозможными углами. Само присутствие подобных зданий искажало пространство вокруг них. Ярко-лиловые и зеленые огни поднимались от костров, поедающих тела эльдар. Духовное пламя, исходящее от несчастных трупов, образовывало плачущие и стенающие лица. Вокруг этих костров, хохоча и распевая песни, скакали и танцевали когтистые чудовища.

Пока они поднимались ввысь, детали становились все менее различимы. Город был полностью разрушен: куски башен валялись на земле, мосты и воздушные пути давно рухнули, а по рекам и каналам теперь текла непонятная тина, которая выходила за берега. Азурмен приметил аренный парк, на месте которого клыкастые и тернистые растения, извивающиеся словно в сумасшествии, образовали дремучий лес.

Сама арена была забита людьми: по прихоти новорожденного бога мертвые остались в своих сиденьях, в которых они так оголтело орали и кричали, требуя крови, что пропустили падение их родного мира. Азурмен вообразил, что наверняка игроки, находящиеся снаружи арены, продолжали делать ставки, пока души не были вытянуты из их тел.

Поднявшись еще выше, они уже ничего не могли разглядеть, кроме блестящей белизны. Свечение связующих камней окутало весь город — каждый из них отмечал смерть одного сородича. Центр города и плотные улочки, на которых когда-то толпились преисполненные паники, отчаяния и печали эльдар, были залиты светом. В других местах камни встречались реже, поэтому и свечение было более тусклым, и в итоге оно совсем затерялось в дали.

— Они напоминают слезы, — промолвила Джайн Зар, перевернув в руке свой связующий камень. — Слезы богини, которая, наверное, оплакивает всех мертвых.

— Возможно, это последний дар Иши? — предположил Азурмен.

— Кого? Иши?

— Ишу считали богиней. Первой, матерью всех эльдар… — начал Азурмен.

26

На сияющих золотых парусах Азурмен гнался за линкором. «Грозовое копье» расширило матрицу, сплетясь с психическим круговоротом «Цепкой молнии». Корабль нашел Неридиат среди сотен духов и связался с ней.

— Разве это не захватывающе? — В мыслях боевого корабля раздавался жуткий скрежет; его восхищение от предстоящего боя било по разуму Неридиат, подобно волнам, медленно разрушающим утес.

Лорд-феникс осознал, что «Грозовое копье» всячески пыталось разрушить ту стену сопротивления, которую Неридиат возвела из страха к жестокости. Кровавая жажда Азурмена, частичка его души, которая питала боевой корабль, старалась прорваться через ее защиту, чтобы высвободить наружу ненависть и гнев, неотступно подавляемые на протяжении долгого времени. Эту энергию нужно было выпустить осторожно, чтобы она могла контролировать ее, а не так, если бы зверя спустили с цепи.

— Разве ты не ощущаешь… — Речь звездолета внезапно прервалась, когда на первый план вышел Азурмен, отбросивший в сторону клочок своей души.

— Неридиат, слушай внимательно. Этот тот момент, который я предвидел, то время, о котором так долго грезил Азуриан. Наши души стоят на лезвии клинка, но выбор все же за тобой.

— Ты не можешь склонить меня к убийствам. И даже не пытайся своими речами о будущем нашего народа воззвать к моему чувству долга. Выход есть всегда.

— Не всегда. — Азурмен сопроводил свои слова резким ударом психической силы, словно огрев ее мысленной пощечиной. — Миллионы умрут из-за твоих ошибочных убеждений.

— Ты хочешь сказать, что убийство может послужить высшей цели? — Неридиат оскорбилась его настойчивостью и попыталась отскочить, отрывая от него свой разум. Она ответила колко и ехидно: — Такая, значит, у тебя философия, да? Откинуть ненависть и гнев и превратить убийство в обыденность? Забыть о чувствах? Я не подчинюсь твоему грязному желанию выпустить чью-нибудь кровь!

— Капризное ты дитя! Я даже представить себе не могу, как ты могла так извратить мою философию! — Вновь лорд-феникс дал волю своим эмоциям, и Неридиат обдала сокрушительная волна презрения. Она противилась только из желания противиться: ее противоречивая натура подталкивала ее противостоять любым доводам. Она попыталась отвлечься от него, но он ей не позволил. Он попробовал ненавязчиво умаслить ее, но это не сработало. Теперь пришло время для более открытого разговора.