Но, что бы ни сделал дядя, и этого не хватило, чтобы остановить тварь. Обугленная, она все так же ползла вперед, в надежде осуществить месть. Ведь, напитавшись, сумела бы исцелиться.

Ати услышал рядом движение — это поднялся Зарат. Тяжело провел рукой по лицу и уцепился за борт паланкина. На такое бальзамировщик, похоже, что не рассчитывал.

— Сделайте что-нибудь.

— Живой душе я навредить не могу. Даже такой, как Немет, — тихо, сквозь зубы, ответил тот. — Это — тоже обет.

В последних словах слышалось сожаление.

— Поэтому хорошо, что я здесь не один. — Зарат улыбнулся, и улыбка эта, измазанная кровью, неуместная, была полна злорадного довольства. — Ты сам сказал мне когда-то, что твоя мать может извести душу вроде Немет. Вынести суждение, вынести ей приговор. Стереть. Нам повезло, что надми ответила на мое письмо.

Сначала Ати не понял. Но тут увидел: что-то справа, светящееся. Перевел взгляд — и заставил себя зажмуриться. Но, когда снова открыл глаза, видение не исчезло.

Возможно, это просто чудилось ему? Ведь не могла же она правда быть там. Нет, не могла.

И все же именно ее Ати видел, идущую из темноты. Вдалеке все так же горело окно, но теперь еще — дверь.

Зеленое платье, озаренное пламенем, разметавшиеся от ветра, такие прямые обычно волосы.

— Жаль, под ее суждение попадет не только Немет, — рассмеялся Зарат.

И крикнул выжженной тьме:

— Слышишь меня, Лайлин? Ты сказал, что не знаешь судьбы хуже Немет. Но ведь ты же солгал! Нет награды ужасней небытия!

Какое-то время тишина длилась. А потом дядя узнал.

— Меана? — испуганно, чересчур четко для человека по ту сторону смерти воскликнул он. Воскликнул очень, очень издалека. — Нет!

Но Ати слишком хорошо знал, что просить о чем-либо мать бесполезно.

И тут сознание оставило его снова. Сквозь надвигавшуюся пелену Ати услышал горестный вой — несомненное свидетельство смерти. Слышал еще голоса — но не разобрал слов. И как ни хотел очнуться, сделать этого не умел.

Потом, когда вспоминал поездку назад, Ати все пытался отличить сон от яви. Обрывчатое это путешествие то и дело перемежалось полосами забвения. Какое бы заклятие ни использовал на исходе жизни Лайлин, чье тело, уже безвозвратно мертвое, Зарат уложил обратно в ящик, о людях, с ним пришедших, он не заботился.

Бальзамировщик, которого вдобавок еще укусила Немет, оказался крепче. И хоть сплевывал то и дело на пол кровь, утирая бороду тыльной стороной кисти, что-то подсказывало Ати: тот оправится. Что происходило с ним самим, сказать бы не смог. Какое-то разрежение рассудка, чрезмерная ясность, против воли уносящая далеко-далеко. Он хотел вернуться, но научился не с первой попытки.

«Она мертва? Мертва же?» — спросил Ати, очнувшись в очередной раз. Увидел, как кивнул бальзамировщик, почувствовал облегчение от того, что тварь погибла, и сдался очередному светлому, похожему на ясное озеро сполоху.

«А дядя? Что сталось с ним?» — спросил снова, но Зарат промолчал.

Матери с ними не было, хоть Ати и помнил касание руки у себя на лбу. Так та удостоверилась, что опасности нет. «Меня сюда привезли, те же люди отсюда и увезут», — сказала она, и Зарат с готовностью согласился. Каким же почтительным бальзамировщик был в ее обществе! Ати даже не предполагал в нем подобного.

Костер слуги затушили, угли разметали. Мулы быстро побежали по направлению к Фер-Сиальце, погоняемые кнутом, а на стенах дрожали огни. И, добравшись до дома, в смутной полуреальности повалившись в кровать, Ати о явлении матери сумел даже забыть. До утра — когда проснулся и понял, что то был не сон. У него ушел, впрочем, день и еще два, чтобы подняться в ее покои. Не из-за слабости тела: он пришел в себя быстро. Из-за другого.

Ступень за ступенью. В полдень дом всегда засыпал, даже слуги — почти все отдыхали. Те же, кому не повезло, разошлись, исполняя каждый новое поручение. Ати поднимался медленно, но сомнения уже отбросил. Когда старшая девушка заступила дорогу, миновал ее, будто не видя. Она так и осталась стоять.

Коридор с желто-красными циновками. Звон цепочек, как всегда, задевающих плечи. Пустота и с детства знакомое предвкушение неги. Даже теперь Ати его не забыл. Забывать, больше того, не хотел.

— Ты пришел, — сказала мать.

Она сидела на возвышении, среди привычной зелено-соломенной яркости комнаты, спиной к нему.

— Да.

— Хочешь узнать, как я оказалась с вами той ночью? Меддем Зарат прислал мне письмо, со своей хида. Узнав обо всем, не поехать я не могла.

Но Ати поднялся к ней не ради этого. Это он уже понял.