Шрифт:
Дэвид буквально в день ареста Анны покинул особняк своего деда. С Леардом все было еще сложнее. Проведать его в госпитале она не успела, потому что Уайт буквально в этот же день выписался. С ним успел пересечься Ларри. Сводный брат сообщил, что Леард о самой Мики ничего не спрашивал. Уайт не звонил и Мики не рискнула сама выйти с ним на связь. Сомневалась, что парень хочет продолжить с ней общение.
«Я его задолбала и мои проблемы тоже» — с выдохом думала она, периодически поглядывая на новый смартфон со старым восстановленным номером.
Как оказалось, меткость Анны была уровня ниже среднего и покалечив двух человек, никому не нанесла серьезного вреда. У Леарда пуля прошла навылет не задев ничего важного. Другому мужчине прострелила коленную чашечку, но без осложнений. В любом случае, миссис Орнэл ничего хорошего больше не ждало. Ее выходку такое количество свидетелей не оценили.
Качнувшись на качелях, Мики вытянула вперед ноги и подняла голову к темнеющему небу. Рядом кашлянул дед. С ним Мики тоже эти два дня почти не общалась, только с его доверенным лицом — мистером Морганом. Для себя отметила, что Уильям Орнэл как обычно отсутствовал в ее жизни, хоть она и жила в его доме.
— Добрый вечер, дедушка, — поздоровалась Мики, когда Старший Орнэл встал напротив нее, держа в руках большую коробку, — вы традиционно меня игнорируете, а сейчас в очередной раз решили откупиться?
Мики с усмешкой кивнула на коробку. Уильям отреагировал спокойно, опустился на скамейку и положил коробку рядом.
— Я предположил, что возможно моя внучка хочет временно побыть в одиночестве. Ты избегала общения со мной и своими друзьями. Прости, возможно я неправильно понял твою позицию.
Мики уперлась ногами в землю, останавливая качели. Прижавшись виском к ледяному железному каркасу, задумалась.
— Возможно так и было, — холод металла охлаждал мозг и был по своему приятен, — но это не отменяет того факта, что вы даже ни разу не спросили как у меня дела. Если вы хотите числиться моим родственником, то неплохо бы принимать хоть какое-то участие в моей жизни.
Она поймала себя на мысли, что ее слова звучали скорее наивно, но все равно принципиально скрестила руки на груди и надула губы.
“Пусть знает, как я обижена. Буду и дальше ломать комедию. Имею право”.
Дед виновато опустил голову и когда поднял, с искренностью в голосе поинтересовался:
— Прости, как твои дела?
— Плохо и вы опоздали, — фыркнув, Мики снова расслабленно прижалась виском к конструкции.
— Разве ты сегодня не должна была поехать на осенний бал в академию?
— Бал? — Удивленно вскинув брови, Мики вспомнила, — ах, бал…нет. Я туда даже не собиралась.
Бросив напряженный взгляд на деда, Мики заметила, как он удивился и положил морщинистую ладонь на принесенную коробку.
— Ну это же важное событие. Когда я был молодым, мы всегда готовились к нему заранее и ждали этого дня. А девушки особенно рады были. Наряжались как принцессы, — Уильям мечтательно улыбнулся, — все были такие красивые в этот день.
— Ну знаете, я как раз та девушка, которую то убить пытаются, то похищают и в таком плотном графике легко забыть про балы, — грустно усмехнувшись, Мики невольно перемотала в голове все события последних дней и ее пробило на откровение. Это произошло само собой. Резко вспыхнула моральная потребность выговориться, — и вообще я считаю себя лишней и в академии и здесь. Зачем мне ехать туда, где я чужая? Там я могу встретить людей, которым мне просто нечего сказать. В общем, все сложно. Не хочу.
Застрявший ком в горле вдруг исчез освобождая дыхание. С ним пришел порыв внутренней свободы. От своих же слов больно резануло, как ударом хлыста, но боль так же быстро притупилась и пропало чувство связанности.
— Почему ты считаешь себя чужой? — спросил дед, поднявшись со скамейки, подойдя к качелям.
Подняв на него глаза, Мики болезненным вздохом пропустила через легкие кислород и сорвалась. Эмоционально она впервые делилась всем наболевшим с человеком, который недавно представился ее дедом и в сущности считался ей чужим. Выговаривалась пока не закончились слова. Они вырывались на свободу и рвали на части мысли и каждый раз Мики чувствовала приток сил, словно срастающиеся шрамы обрастали дополнительной защитой.
Договорив, она несколько раз моргнула, смахивая непрошенные слезы. Пока вела свой монолог, как могла сдерживала влагу в веках, а потом просто пропало желание плакать. Только мелкие скупые остатки жидкости дрожали на ресницах.
Дед молча дослушал. Когда Мики подняла на него взор, заговорил:
— Однажды Джон ругался с Честером, — Уильям сделал небольшую паузу, сухие черты его лица в этот момент смягчились. Мики сделала вывод, что дед предается ностальгии, — тогда оба моих мальчика жили со мной в этом доме. Честер в сердцах назвал Джона чужим, а тот в ответ заявил, что только сам имеет право решать для кого станет чужим или своим. Таким был Джон. Мог объявить весь мир своим и ему никогда не было важно, как к нему относятся другие люди. Никогда не считай себя чужой.