– Эвакуируем спасенных за пределы планеты, - сказал Шатрек.
– Как только "Алгол" прибудет сюда, загрузим часть из них на "Мицар" или "Канопус" и утащим куда-нибудь. Черт знает, как они будут жить, но...

– О, им не придется нищенствовать, - сказал Треваньон.
– Вы знаете, что компенсация за рабов составляет пять миллиардов крон, и когда я вернусь на Один, то приложу все усилия, чтобы оставшиеся в живых получили всю сумму. Но я буду настойчиво рекомендовать, чтобы их не переселяли на Один. Они не очень благодарны нам за то, что случилось сегодня, и смогут легко возбудить крайне неблагоприятное отношение к этому на Одине.

– Моя отставка может послужить ответом на критику со стороны общественного мнения...
– начал Обрей.

– Вздор, не говорите об отставке, граф. Вы, конечно, наделали тут ошибок, хотя я не думаю, что вы совершили бы их и на другой планете Галактики. Но независимо от того, поступили бы вы так или иначе, то, что здесь произошло, было неизбежно.

– Вы действительно так думаете?
– Граф Эрскилл безумно хотел быть уверенным в этом.
– Возможно, я слишком настойчиво проталкивал эту конституцию...

– Дело не в конституции. Мы все совершили непростительную глупость, когда прибыли сюда. До нашего появления рабы не могли себе даже представить общество без господ Повелителей - вы же слышали Чмидда и Хоужета в первый день на борту "Императрицы Эвлалии". У раба должен быть Повелитель, он просто не может никому не принадлежать. До тех пор пока вы не завели разговор о национализации, никто и понятия не имел, что может существовать собственность, не принадлежащая Повелителям. При старых порядках такая резня была бы невозможна. Прежде всего это требовало наличия тщательно законспирированной организации, а до того, как мы раскрепостили их, ни один раб не смел доверять другому, каждый мог предать, заискивая перед своим Повелителем. Мы доказали им, что они могут обходиться без господ Повелителей и их благосклонности. Мы внушили им мысль о возможности сохранения прежнего уклада и поспособствовали рождению ряда оригинальных идей, которые должны были принести несчастье. Мы переобучили армию и вручили ее Жаннару. Вдохновили Жоржа Кажика на создание народной дружины, а ведь по существу любое правительство есть не что иное, как военная сила. Короче говоря, Эрскилл, я не вижу за вами иной вины, кроме участия в незначительном ускорении закономерных процессов.

– Вы думаете, дальнейший путь развития Адитьи определят в Асгарде?

– Вы имеете в виду премьер-министра и его величество? Адитья пойдет тем путем, который определю я. Существовала и другая причина, по которой я здесь остался. Я предвидел, что вам могут понадобиться заслуживающие доверия свидетели происходящего. Вы останетесь тут по крайней мере на пять лет, до очередного назначения куда бы то ни было. В первый срок проконсульства никто не остается дольше. Раскройте глаза, навострите уши, пока вы здесь. Вы узнаете много такого, что и не снилось вам на факультете политологии в университете Нефертити.

– Вы сказали, что я наделал ошибок, - напомнил Обрей, желая приступить к учебе немедленно.

– Да. И на одну из них я недавно указывал: вы слишком близко к сердцу приняли тутошние события и сразу же стали симпатизировать рабам. Не думаю, что кто-то из нас знал о них больше, чем остальные, но даже я находил их презренными, всех и каждого. Почему вы решили, что они заслуживают сочувствия?

– Ну, потому что...
– это крылось так глубоко, что не достать. Мотивации Эрскилла были на уровне бессознательного, и он с трудом мог выразить их словами.
– Они были рабами. Их угнетали и эксплуатировали.

– А эксплуататоры, разумеется, - бессердечные злодеи, что делает рабов невинными добродетельными младенцами. На самом деле это огромная ошибка. Вы знаете, Обрей, многострадальный и притесняемый пролетариат вовсе не добродетелен и невинен. Они просто некомпетентны, им не хватает ловкости, необходимой для открытого злодейства. Сегодня вы видели, на что они способны при удобном случае. Это почти правильно - протянуть поверженному руку, но только одну. В другой нужно держать пистолет, иначе он отгрызет вам руку. И заметьте, когда побитая собака приходит в себя, то начинает действовать как волк.

– Как вы думаете, во что превратится Всенародное государство под руководством Чмидда, Хоужета, Кажика и остальных?
– поддержал ход лекции Лэнзи Дежбренд.

– В страну рабов, само собой. Посмотрите, кто будет управлять. О таком виде рабовладельческого государства мы еще не слышали, - добавил он. Всенародное государство очень скоро определится в том, что человек не может быть собственностью. Но все остальное будет принадлежать государственному Совету. Вспомните слова Чмидда: "Все может принадлежать всем, но кто-то должен об этом позаботиться ради каждого. И это будем я и ты".

Эрскилл нахмурился:

– Я помню. Мне это тогда не понравилось. Это выглядело...

Совсем неподобающим для добродетельного пролетария; уж скорее это были слова Повелителя.

– Государственный Совет будет таким же хорошим предпринимателем, как и собственником, - продолжал Треваньон.
– Каждому, кто хочет есть, придется работать на это общество по его, общества, правилам. На условиях Чмидда, Хоужета и Кажика. Если это не замена рабского труда батрачеством, то я не знаю, что такое "батрачество".