*****

И кто, как вы думаете, помог мне в этой непростой истории? Кто спас меня от ночёвки на деревянных креслах ж/д вокзала славного города Саранск, рискуя быть ограбленными местной мордовской привокзальной шпаной? Ну конечно только он, наш Господь Бог. Именно он вступился за грешного раба своего в идолопоклоннических, Богом забытых мордовских селениях, в которых по сию пору, скрываясь за маской христианства, всё ещё почитают разных языческих мордовских божеств и духов, втайне бегая на «моляны» – остатки прежних языческих жертвенников. Там живут и где процветают загадочные «чернички» – молодые девушки с некоторым тёмным прошлым, покрывшиеся чёрным платком и навсегда отказавшиеся от замужества в угоду своим сектантским учениям. Так вот, именно в этом нехорошем мистическом месте, мне помогло само провидение.

Я брёл замерший, промокший, под холодным мордовским дождём, без крова, голодный и холодный. Проходя мимо случайно встретившейся мне на пути старинной церквушки, решил зайти в неё, чтобы отогреться и поставить пару свечек – одну за здравие, другую, как водится, за упокой. Церковь эта была сделана по всем старинным русским канонам, видно, что не новодел. Войдя внутрь, в полутёмном свете лампад, я почувствовал небывалый прилив энергии. Место это было старинное, святое, намоленное. Как раз шла вечерняя служба, которую я с удовольствием отстоял. В тот день был какой-то православный праздник, и старый умудрённый опытом седовласый батюшка совершил надо мной таинство помазания. Уже вечерело, и когда я вышел, наполненный внутренним светом и радостью, из церкви, оказалось, что тучи разогнало неведомой силой, небо было ещё низким и тёмным, но лучи уходящего солнца уже играли на золотых куполах. Послышался колокольный звон вечерни. Я перекрестился на четыре стороны по старому обычаю… И вдруг, на четвертой стороне, куда отдавал я крестный поклон, мне бросилось в глаза небольшое каменное строение, на котором значилась надпись на старославянском языке «Гостиница Епархиальная».

Удивившись этому событию и заинтересовавшись, я направился в то побеленное здание, выполненное в старинном стиле, явно не позднее 18 века. Зайдя нагнувшись в низкую полукруглую дверь, я увидел матушку на входе и поинтересовался нельзя ли здесь найти приют на ночь.

– Отчего же нельзя, конечно можно, заходи, мил человек, отогрейся, располагайся. Выпей вот чайку с дороги.

Я посидел с ней, побеседовал под образами, посетовал на отсутствие мест в гостиницах.

– Да ты не переживай, видимо Господь тебя сюда привёл. На все воля Божья.

Матушка выдала мне комплект чистого, с любовью постиранного белья и проводила до большой общей залы. В зале были побеленные стены, полукруглые потолки с колоннами, деревянные полы и такие же деревянные кровати без матрасов. Со стен строго смотрели образа и горели тусклые лампады. На деревянных кроватях отдыхали, а в углу у образов молились несколько монахов.

– Ты уж не обессудь, мил человек. Условия у нас тут строгие, сам понимаешь. Это место в основном для монахов, да для паломников существует, миряне и не знают о нём, вот только тебя Господь Бог и привёл, видимо угодно ему так. Да ты не стесняйся, приходи, располагайся, скоро у нас вечерняя молитва и ужин, садись за общий стол. Пища у нас простая, скромная, но голоден не останешься. На всё Божья воля, храни тебя Господь.

С этими словами добрая старенькая матушка удалилась по своим делам, оставив меня в монашеском общежитии. Примерно через час местные постояльцы позвали меня на ужин. Я присоединился к ним, прочитав единственную тогда молитву, которую знал – Отче наш. На ужин была картошка с грибами, чёрный мягкий хлеб, овощной салат и несколько селёдок. Что Бог послал. Но никогда больше я не ел ничего вкуснее, чем тот скромный ужин в монашеской келье, и никогда я так не насыщался, как той простой пищей. Казалось, что она даёт силы не только телесные, но и духовные. Я не стал пытаться заговорить с погруженными в свои молитвы братьями-монахами, которые молча ели свой хлеб насущный днесь и, вкусив сладчайшей постной пищи, которая была здесь слаще любого заморского фрукта, любого деликатеса, так же молча отправился спать.

Переодевшись в спортивный костюм, я лёг на деревянную кровать под святыми образами и растянулся на чистой белой монастырской простыне и обычной войлочной подушке, отключившись под мерный монотонный шёпот молитв. В этот раз я не падал в бесконечное ничто забытья, я как будто парил в чистом небе и снилось мне что-то доброе, хорошее, от чего на душе становилось спокойно и тепло. Вокруг летали Ангелы Господни, и увидел я огромную белую лестницу куда-то высоко-высоко, к самым облакам, и себя на ней, в середине пути. И от этого с тало так легко на душе, и хотелось взлететь и летать как птица. В этом сказочном сне было всё позволено, поэтому я взлетел и летал, поднимался, опускался и снова парил в небе, ощущая незабываемое чувство полёта и свободного падения.

Наверное, не было со мной никогда больше ничего чище, чем та ночь в гостинице при монастыре. Простая грубая деревянная кровать показалась мне мягче всех перин на свете, мягче лебединого пуха, мягче тысячи матрасов и теплее миллиона одеял, хотя спал я под обычной простынкой.

До самой своей смерти я буду вспоминать тот вечер, который даровал мне Господь в старинной келье при монастыре в центре Саранска. Именно тогда я понял притчи Нового Завета, о том, как накормил Спаситель пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек, ведь и у них и не было ничего вкуснее той еды, которую они вкусили, и не было мягче перины, чем земля на которой они сидели, ибо весь мир вокруг нас – лишь иллюзия, и только по нашей вере отмерено будем нам.

Как верно подметил Федор Михайлович Достоевский в незабвенных «Бесах», не может русский человек без веры. Ведь если не верит он, то и не является он русским в полной мере, ибо вера – это самая главная часть нашей нации и русский народ – народ «Богоносец». Вот если бы мне сказали все учёные и философы, астрономы и математики – как можно верить в наш век науки и открытий, когда человек почти докопался до самой сути природы и проник во многие её тайны, летал в космос, покорил атмосферу? То я бы словами героя «Бесов», Ивана Шатова, ответил им: