Шрифт:
Зацепившись за край окна, Павел немного подтянулся и ввалился в вагон, оказавшись на мягком сиденье. Кинул взгляд перед собой – пустая площадка последнего вагона и дверь в кабину.
Оглянулся и оцепенел. Через два пролета на диване, сгорбившись, сидел человек. Сильно склонив голову – подбородок практически упирался в грудь – неизвестный уставился в одну точку на полу. Никакой реакции на его вторжение в электричку не последовало.
– Мертвец? – Павел осторожно боком, выставив вперед правую руку, словно защищаясь от чего – то невидимого мелкими шагами, не отрывая ног от пола подошел к трупу и осмотрел его.
Постоянное тепло мумифицировало тело и так стянуло остатки плоти, что зубы во рту стали в два раза длиннее из-за отсутствия десен, а губы превратились в две тонкие затвердевшие полоски.
Это был скелет обтянутый кожей и в одежде. Брюки, добротные туфли, теплая демисезонная куртка. Этот поезд, оказался здесь осенью неизвестно какого года.
– Бедолага настрадался перед смертью, – Павел осматривал труп. Из порванной брючины на левой ноге белым острием сверкает сломанная кость. Левая рука неестественно, неправильно вывернута. Неизвестного пошвыряло по вагону, переломало и, оказавшись в колодце, у него хватило сил только на то, чтобы подняться, сесть и, убаюкивая поврежденную ногу умереть от адской боли.
Павел обыскал останки. Проездной, крошечная сумма денег и пара ключей. Он вгляделся в билет, надеясь найти там дату, и определить время, но такую информацию на проездном не печатали. Кроме этого ничего – никаких документов. Все найденное единственный живой в царстве мертвых положил к себе в карман и покинул вагон, чтобы тем же проверенным способом забраться в следующий, возможно, чей-то склеп. Вскоре за стеной раздался глухой звук разбитого стекла.
Можно было, кончено, продвигаться, не покидая поезд, но тогда надо разбивать по два стекла, выбираться из одного и забираться в следующий вагон. При этом пришлось бы прикладывать много сил и ловкости, чтобы удачно миновать пространство между ними. Занятие трудоемкое и опасное.
– Это был один из тех редких поездов, которые едут поздно ночью с большими интервалами и везут по два – три одиноких пассажира в вагоне, – понимал Павел.
Следующий вагон пуст.
Зато в третьем он наткнулся сразу на несколько трупов. Изломанные тела были разбросаны по вагону так, что становилось ясно без долгих размышлений – после падения никто не выжил и все остались там, где умерли.
Ближе всех к нему лежал высохший старик. Высохший от старости, а после пребывания здесь, съежившийся в несколько раз он размерами походил на мумию подростка. На возраст указывали только одежда и белая редкая бородка, которая неизвестно на чем, но держалась на лице покойника. Головного убора на трупе не было, и Павел увидел в черепе трещину, которая пересекала его почти полностью. Хотя дед, скорее всего, скончался еще в полете от сердечно приступа или от другой болезни, которые одолевают людей с возрастом.
Рядом с мумифицированным скелетом валялась наполненная сумка. Он буквально вцепился в нее. Это был подарок – судьбы. Похоже, что старик ехал из магазина, оставив там полпенсии. Твердый как кирпич ржаной хлеб, пять-семь консервных банок с рыбой и еще чем-то, подсолнечное масло, плотно закупоренное, оно отлично сохранилось, несколько пакетов с крупой и макаронами.
На дне лежал разложившийся брикет неприятно пахнущего сливочного масла. Аккуратно как сапер, который разминирует бомбу, он все это перебрал, выкинул окончательно испорченные продукты, а все остальное забрал с собой. С этим можно было жить.
Прежде чем заняться остальными членами компании Павел сказал, пенсионеру, – Спасибо, – сел рядом, ногой раздавил консервную банку и в два – три глотка проглотил содержимое. Морская рыба таяла во рту и была неимоверно вкусной, а густое масло показалось вкуснейшим из тех, что он пробовал.
С незапланированным обедом покончено, – Павел переместился к следующему покойнику.
То был молодой человек, судя по одежде листавший страницы модных глянцевых журналов, которые выпускались в то время и подражавший тем куклам, которых законодатели мод одели так, как им казалось должны одеваться люди. Ничего поражающего воображение. Брендовая качественная одежда. Хорошая кожаная коричневая куртка, плотные джинсы и модные кроссовки, похожие на туфли.
– В такой обувке хоть на прием в Букингемский дворец, хоть на теннисный корт, – Павел развязал шнурки, отодрал липучки и снял обувь. Потом обыскал тело. В правом нагрудном кармане зазвенела мелочь. Рядом лежал студенческий на имя Антонова Геннадия, студента третьего курса с названием ВУЗа, о котором он никогда не слышал. В последние время частные институты, академии и университеты росли как грибы после дождя.
На площадке без сидений, в углу, упершись спиной в стену, полулежала – полусидела женщина в черном платке и в куртке ниже пояса. Ноги и костлявые руки были разбросаны по сторонам. В ее одеянии Павел сразу уловил национальный колорит. Подойдя поближе и заглянув в лицо, утвердился в своих догадках. Жительница южных регионов страны сидела в хиджабе. Платок сбился и над черепом висел клок черных с проседью волос, которые она так тщательно прятала. При ней ничего не было. Без какой либо боязни, он сунул руку в карман и резко, как ужаленный выдернул ее обратно. На ладони и пальцам образовались несколько кровоточащих ранок.
Он поддел карман с наружи и, приподняв его, вывалил содержимое. На пол посыпались мелкие гвозди, обрезки крупных кусков прута и ядра подшипников разного калибра. В недоумении он взялся за второй карман, который так же под завязку был забит металлическим хламом. Он пригляделся к талии покойной и потихоньку смутно стал догадываться. Теплое плотное пальто в этом месте сложилось в складки, но даже для этого оно слишком сильно выпирало в этом месте. Чтобы расстегнуть одежду пришлось постараться до боли в пальцах. Большие костяные пуговицы, которые женщина или тот, кто ее снаряжал были впихнуты в маленькие прорези, и пуговицы приходилось буквально выворачивать.