— Он жив? — вскрикнула Аполлинария Дормидонтовна.

— Да, — ответил Серёга. — Жив. И даже не ранен.

— Быть не может, — не верит Гаврилин. — Его должно было растереть в мясное пюре.

— Он жив, — говорит Серёга. — И какая, к чёрту, разница, почему и как. Главное — жив.

— Если бы мы могли привлекать к ликвидации прорывов российское МЧС, — сказала я, — такого запредельного риска не понадобилось бы. У них много полезных наработок, которые легко приспособить под условия прорыва.

— Да, — согласился леший. — Со спасателями было бы намного легче. Но день открытия придёт ещё очень не скоро, а до тех пор волшебный мир должен будет обходиться собственными силами.

— Кто он? — спросила я.

— Не знаю. И никто не знает. Я потому и пришёл — Нинка, узнай, кто он такой. Всю информацию по прорыву засекретили.

— Как? Я же не соединница.

— Ты начертательница пути, — сказал Серёга, — да ещё и гойдо в придачу.

— И что? Такого добра в Троедворье навалом.

— Но такая безбашенная ты одна, — пояснил ведьмак. — Остальные Дисциплинарный устав гораздо больше уважают.

— Это комплимент или оскорбление? — поинтересовалась домовиня.

— Констатация факта, — ответил Серёга. — Церемония награждения состоится в «Золотом кубке», а у вашего отдела там сегодня тренировка. Нинка может узнать имя.

— А зачем вообще надо засекречивать героя? — не поняла я. — В любой нормальной стране его бы по всем телеканалам показывали, портреты на первых полосах газет, глава государства лично бы орден вручил.

— Его и будет награждать сам Люцин, — сказал Серёга. — Но тайно. Имена участников ликвидации прорыва всегда засекречивают, это закон Генерального кодекса.

Я смотрела на него с недоумением. Генеральный кодекс регулирует жизнь волшебного мира в целом, но Лиге с Альянсом до наших чеэсок никакого дела нет, там совершенно иная структура пространства и прорывов у них не бывает. Аьянсовцы и лигийцы уверены, что глобальной катастрофы не произойдёт никогда, потому что первыми её жертвами должны будут стать троедворцы, а значит и позаботятся, чтобы её не допустить. А как мы это сделаем, и что будет с ликвидаторами прорыва, им глубоко безразлично. Как и нам плевать, кто свернёт шею их очередному кандидату в диктаторы, по тамошней терминологии — Всепреложному Властителю, и что сделают с Великоизбранным Избавителем благодарные или неблагодарные сограждане.

— Глупости в волшебном мире хватает, — с интонацией извинения сказал Серёга. — Не я принимал кодексы. Нин, ну ты всё-таки попробуй имя узнать.

— Хорошо, — кивнула я. — Попробую.

Серёга улыбнулся и выскочил из кабинета. Он всегда не ходил, а бегал. Эльфы принялись вытирать чайные лужи на полу, а домовиня отправилась за новой минералкой. Я вернулась к переводу, до тренировки надо успеть закончить.

Лопатин пришёл часа два спустя.

Из Серодворья в Совет Равновесия его забрали на следующий же день после дуэли с Люцином. Проигранная схватка проигранной схваткой, но ценить высококвалифицированных специалистов наш директор умел всегда. А Идьдана оставили сумеречным. Кудесник-оборотень, пусть даже и обратник, в отличие от знающих юристов, для Троедворья не редкость.

— Поликарпов дал, — протянул мне Павел компакт-диск. — Сашка альбом записал.

Сын Ильдана сочинял песни — и тексты, и музыку. Мой Егор настаивает, что он должен записать их в МР3-формате и разместить в интернете, громкий успех им обеспечен. Павел, Олег, Вероника и я думаем так же, и совместными усилиями убедили Сашку попробовать. Ильдан купил сыну хороший компьютерный микрофон, нужные программы, и Сашка сделал пробный альбом. Поёт он под обычную гитару, голос у него слегка хрипловатый и жёсткий, диапазон тоже не ахти, но само звучание приятное. А выразительности исполнения позавидует любой драматический актёр.

Я перекинула альбом с компакта на хард-диск, открыла винампом. Зазвучала первая из десяти песен альбома.

Едва песня закончилась, я нажала на паузу.

— Мне нравится, — оценила я. — Если и остальные на том же уровне, альбом станет суперхитом интернета.

— У Сашки теперь собственный сайт есть, — сказал Павел. — Там он альбом и разместит. А по сетке мы ссылки раскидаем.

— Это правильно, — согласилась я.

На столе у Гаврилина звякнул внутренний телефон. На тренировки приказано было отправляться немедленно. Коллеги одарили меня злобными взглядами, а Лопатин виновато улыбнулся и невольно встал так, чтобы загородить меня от сослуживцев.