Пилот Эдвард Прхал рассказал, что за несколько секунд до того как заклинило штурвал, под кабиной раздался какой-то хлопок. Поэтому нет ничего удивительного, что не удалось поднять ни одной крупной части «Либерейтора». Самолет такого типа — четырехмоторный бомбардировщик стальной конструкции — не мог от удара о поверхность воды разлететься на мелкие куски в радиусе почти ста метров. Если бы он рухнул даже с большой высоты ввиду заклинивания рулей, то ударился бы крылом, моторами, кабиной пилота, а пассажирская кабина, расположенная в хвосте, пострадала бы меньше всего. Однако именно пилот остался жив.

Следствием поднимался еще один вопрос: почему в тот день Прхал надел спасательный жилет, хотя обычно не прибегал к этой мере безопасности? И кто второй человек в спасательном жилете, которого заметили с берега, — он выбирался на крыло упавшего самолета, перед тем как его смыло? Был ли это второй пилот и не планировали ли они с Прхалом покинуть самолет? Сам Прхал не мог объяснить, как на нем оказался спасательный жилет, а также как он выбрался из кабины и оказался в воде.

В Лондоне с ужасом и недоумением вспомнили о странном телефонном звонке. Как мог таинственный незнакомец знать заранее о крушении? Гибель генерала, возможно, тщательно спланированное и успешно исполненное убийство. А если так, кто хотел удалить его с политической и военной сцены Второй мировой войны?

К 1943 году лидер польского правительства в эмиграции стал помехой для союзников в войне против гитлеровской Германии. Польский патриот, трудный союзник Сикорский, бескомпромиссный защитник польской независимости, приобрел немало врагов даже среди своих союзников. По мнению британского правительства Уинстона Черчилля, враждебность польского лидера по отношению к Советскому Союзу угрожала антигитлеровской коалиции. Германия рассматривала его как полезное пропагандистское оружие, как фигуру, способную вызвать разногласия в стане ее противников.

Весной 1943 года лидер польской эмиграции оказался в центре международного скандала, связанного с обнаружением массовых захоронений в Катынском лесу. Тогда в преступлении обвинили только НКВД, хотя сегодня известно, что расстрелы на территории Катыни проводились в период оккупации Смоленской области и немецко-фашистскими войсками.

Сикорский потребовал от СССР подробного расследования и, не поставив предварительно в известность союзников, обратился в Международный Красный Крест с просьбой послать в Катынь комиссию. В ответ Советский Союз разорвал дипломатические отношения с правительством Сикорского. Слишком прямолинейный польский лидер мог оказаться помехой в большой коалиции против Гитлера.

Сторонники «советского следа» в деле гибели Сикорского ссылаются на то, что в Гибралтаре в те дни видели одного из руководителей английской разведки К. Филби, как впоследствии выяснилось, советского разведчика; кроме того, в момент пребывания Сикорского в Гибралтаре там приземлился самолет, на котором летел в Москву дипломат И. Майский.

Сталин в мае 1944 года в разговоре с М. Джиласом обвинил в смерти Сикорского британскую «Интеллидженс сервис»: «Это они убили генерала Сикорского в самолете, а потом ловко сбили самолет — никаких свидетелей, никаких следов».

Сикорского убрали по указке Черчилля — так считали многие: поляк слишком самостоятелен, мешал урегулированию отношений в антигитлеровской коалиции. Черчилль даже уговаривал дочь Сикорского не лететь с отцом, остаться в Лондоне.

Обвинял англичан и адъютант Андерса — Климковский, подозревавший при этом в причастности к устранению Сикорского и своего начальника.

«Почему так спешили с ликвидацией Сикорского? — пишет в мемуарах Ежи Климковский. — Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны напомнить, в какое время это произошло. Это случилось в переломный период войны, когда чаша весов решительно наклонилась в сторону союзнических государств. Это было в период, когда Запад хотел определять послевоенное будущее Европы. Точнее — это произошло между Касабланкой и Тегераном.

На конференции в Касабланке Рузвельт, Черчилль и Чан Кайши обсуждали общие принципы будущего послевоенного устройства. В Тегеране должны были быть приняты уже более конкретные решения.

Вопрос о Польше являлся для англичан щекотливым. Между прочим, английский проект по вопросу о Центральной и Восточной Европе, поддерживаемый и американцами, касался также и Польши. Предусматривалось создание Польши в границах: на востоке — по так называемой линии Керзона (то есть примерно по линии Буга), на западе — по тем же границам, какие существовали в 1939 году. Эта территория была несколько большей, чем созданное Германией Генеральное губернаторство.

На этой конференции Польское правительство не было представлено. Не предполагалось его присутствие и на конференции в Тегеране.

Такие условия было бы очень трудно предложить Сикорскому. Во-первых, потому, что он никогда бы их не принял. Во-вторых, как Черчилль, так и Рузвельт лично дали Сикорскому большие обязательства, жили с ним в дружбе, авторитет Сикорского они вынуждены были признавать и с ним считаться.

Насколько сильно опасались англичане соглашения Сикорского с властями Советского Союза, свидетельствует такой факт. Когда Сикорский объявил о своей поездке в Каир для встречи с Вышинским, направлявшимся из Вашингтона в Москву и предполагавшим там остановиться, англичане, не желая допустить этой встречи и переговоров, вызвали Сикорского телеграммой в Лондон. Вызвали, сначала подготовив все, чтобы этот полет был для него последним.