Шрифт:
Таишь в глазах, Джофранка, ты пять тысяч бесенят,
Червлена бровь и узок стан, под бахромой платков
Укрыты бедра, что пленяют крепче всех оков.
Тебе ль в лесу оберегать печаль от глаз людских?
Не можешь справиться сама, так тьма есть колдовских
Чар, заклинаний, зелий, слов – не мне тебя учить!
Коль хворь не победишь сама, могу помочь остыть».
«Царица! Розы твоих стоп с моими пыльными стопами,
Очей твоих бездонные моря с моим тусклыми глазами
Я не могу сравнить. Во всем перед тобой слаба.
Я буду счастлива служить. Ты не найдешь раба
Послушней, нежели чем я. Но отпусти скорей
Дитя, что жертвой стало ревности моей».
Луна от дерзости полнеба светом ослепила,
Так сильно гневалась луна, что даже солнце разбудила.
Царь неба проворчал: «Отдай, что просит, раз
Проснулся я. Таков небес указ».
«Пусть будет так, – вздохнула полная луна, – Освободись
От древнего заклятья, мне явись
Как был, мальчишка. Не повинен ты в любви. Она повинна.
Коль захлебнула ненависть ее как паром винным,
А после жалостью студила кровь свою, полнеба всполошив,
Погибнет каждый, кто рискнет, цыганку полюбив.
В мгновенье ока хлад овьет ланиты дерзкие юнца,
Морозной коркой будет жечь проклятие сердца.
Пусть каждый, кто коснется плеч, ступни или руки,
На трон посажен будет ледяной на вечности цепи».
Король живому сыну рад, забыл про всё тотчас.
Цыганка с них обоих долго не сводила глаз.
«Как отплатить тебе, скажи, любимая моя?».
Цыганка вспыхнула и шепчет: «Обними меня!»
Со смерти короля прошло семнадцать лет. Дан в королевстве бал.
Все девы, чей цветок никто доселе не срывал,
Обязаны явиться во дворец. В огромном зале
Рассыпали горох, чтобы над ним порхали,
Боясь коснуться пола, сотни юных дев.
Танцует каждая из них, то лучшее одев,
Что было спрятано в сундук на праздный день.
Но, сколь богато вышивкой украшенное платье не надень,
Лицо в мучениях от впившихся горошин
Ни спрятать за вуаль, ни снегом пудры припорошить.
И хоть с утра озвучил глашатай указ о поисках невесты,
Красавиц в зале не видать, как на стопах – живого места.
Скучающий юнец, холодный сердцем и душой,
Все детство отрывавший крылья феям ради смеха,
Бесстыдно зал обводит взглядом, движимый тоской.
Но вмиг, когда средь девушек рисуется прореха,
Принц Ливий видит кисть, как лебедя крыло,
Ладьей по волнам рассекающую воздух.
Звенит монетами и жемчугом бедро,
Блестят на пышной многослойной юбке звезды.
– Прекраснее луны!, – безмолвно шепчет принц, —
Она не рождена, а с книг сошла страниц!
Веретеном ритмично вьется тонкий стан,
Бурлит под кожей и вскипает кровь цыган.
«Ведите!» – отдан был приказ, и стражники тотчас
Поймали птицу райскую, смирив пьянящий пляс.
Замолкли скрипка и свирель, и не шурчит парча,
Джофранке вслед завистливо танцовщицы молчат.
Её ведут? Она ведет! Неспешно, как фрегат в чужую гавань входит.
Но королева-мать с цыганки глаз испуганных не сводит.
Неужто та пред ней, что ревностью однажды
Семье её две смерти принесла?.. Но разве месть… уместна дважды?
«В чём виновата я, скажи? Вот золото, вот жемчуг, что так любишь.
Все забирай, но только сделай честь – как только выйдешь, позабудешь
Моё дитя. И не вернёшься вновь. Я слово данное готова взять назад».
Но речи королева молвит в пустоту. Сердца двоих горят
И страха перед смертью нет… Что отличает люд простой от королей?
Джофранке взглядом обещав, принц словом данным женится на ней.
Готовит торт начальник кухонь. Рубит кость мясник.
Для свадьбы ищет куропаток и королей лесник.
Спустилась ночь. Погасло солнце. Звёзды в небесах
Сверкают не так льстиво, как ромашки в волосах