Бокал хрустнул. Кто только придумал делать их из стекла? Сообщая об этаком, надо предлагать питье в титановой посуде.

– Тело Аддарекха Кенцца не нашли, – добавил страж.

– Да я это, – упавшим голосом сказал Аддарекх. – Я живой.

Лучше бы наоборот!

– Почему? – вымолвил он в отчаянии. – Почему дочки-то? Они должны были поехать в школу. Почему?

Страж смущенно откашлялся.

– Так ведь выходной был, хирра.

Почему выходные случаются так не вовремя?

– Позвольте мне слетать туда, – проговорил он почти заискивающе. – Просто посмотреть. Пожалуйста!

– Не на что там смотреть, – твердо сказал старший. – Выжженная земля, плавленые скалы, и все.

– Я там жил…

Что они подмешали в реттихи? Он слышал собственный голос будто извне. Чувства казались чужими. Это не он испытывает боль, а кто-то иной.

– Мне очень жаль, – понимающе сказал страж. – Но теперь вам придется жить в каком-нибудь другом месте.

Чему быть – того не миновать. Если начальство захочет оторвать ему голову – непременно оторвет. Но без боя он не сдастся, это не его стиль. Хайнрих Шварц глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и решительно открыл дверь отсека, куда ему было велено явиться на ковер.

– Господин главнокомандующий, капитан Хайнрих Шварц по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал он и отвесил отдельный поклон координатору: – Салима ханум, – лопоухому тсетианину с кофейно-сероватой кожей: – Господин посол, – и благочестиво преклонил колено перед кардиналом: – Ваше высокопреосвященство, благословите.

У Джеронимо Натта редко просили благословения, Господь даровал ему нести Его гнев, а не милость. Слегка удивившись, он перекрестил капитана.

Шварц встал, чувствуя себя немного увереннее. Главнокомандующий хмурился, тсетианин смотрел неодобрительно, координатор разглядывала его с каким-то отстраненным любопытством. Тем не менее заговорила с ним именно она.

– «Песец» – ваш корабль, капитан Шварц?

– Никак нет, Салима ханум, – он браво мотнул головой.

Максимилиансен воззрился на него.

– Кто я такой, чтобы иметь собственный корабль? «Песец» принадлежит военному флоту Земли.

– Вы правы, капитан, – она чуть наклонила голову, соглашаясь. – Тогда объясните мне, для чего вы нанесли на борт корабля, принадлежащего не вам, данное изображение? – она кивнула на экран.

Так он и знал, что с этого начнется. А ведь они специально выбрали этот отсек, понял он, потому что на его экранах внешнего обзора хорошо видна злополучная живопись.

– Вот-вот! – сердито проворчал Максимилиансен. – Для чего, а? Чтобы создавать аварийные ситуации? Капитан Такаши чуть не снес вашу солнечную батарею, засмотревшись!

Ага, почти против воли ухмыльнулся Шварц, делая в мысленной записной книжке новую пометку.

– Это психологический прием, – поспешил он оправдаться. – Чтобы сбить врага с толку. Видите, даже капитан Такаши удивился. А адмирал т’Лехин, могу вас заверить, удивился гораздо сильнее!

– Меня это тоже удивляет, – осуждающе промолвил посол. – Демонстрировать подобным образом свою агрессию по отношению к иной расе по меньшей мере некультурно. И еще более удивительно мне то, что объектом для проявления махровой ксенофобии вы избрали не противников, а союзников!

Кардинал негромко фыркнул. Хайнрих всплеснул руками.

– Помилуйте, господин посол! Какая агрессия? Какая ксенофобия? Совсем наоборот! Это ведь акт любви, а не сцена умерщвления. Почему вы решили, будто я ненавижу шитанн? Я их люблю, господин посол, очень люблю, как и подобает гражданину Земли, целиком поддерживающему внешнюю политику земного координатора. Я питаю к нашим союзникам самые нежные чувства, которые, признаю, нашли не совсем возвышенное, зато искреннее отражение…

Салима спрятала невольную улыбку.

– Капитан Шварц, вы питаете нежные чувства исключительно к мужчинам шитанн?

– Нет, – быстро открестился он. – К женщинам тоже. То есть, конечно, в особенности к женщинам.

– Почему же вы не нарисовали женщину? – вкрадчиво спросила Салима. – Это было бы, по крайней мере, естественнее.

– Не скажите! – Хайнрих отрицательно покачал указательным пальцем. – Речь ведь идет не о влечении к женщине, а о любви ко всей расе в целом. А для расы в целом мужчина традиционно выглядит более типичным и нейтральным представителем, нежели женщина – во всяком случае, с точки зрения большинства миров. Разве не так? – обратился он к послу Созвездия, как к авторитету.

– Так, – вынужден был согласиться Веранну.

– Вот! – воскликнул Хайнрих. – Если бы я нарисовал женщину, это было бы воспринято, просто как фривольная картинка, и не соответствовало бы моим высоким устремлениям. В данном же контексте не подвергается сомнению сакральное значение изображенной сцены. Это символический акт единения союзников в борьбе за правое дело!

Ларс закрывал ладонями красное лицо. Салима, делая над собой невозможное усилие, чтобы уголки губ не ползли вверх, повернулась к послу.