Приятного чтения!

Тодд Харра

Когда наступает смерть человека, его семья связывается с местным ритуальным агентством. Это сообщение о чьей-то кончине профессионалы называют «первым обращением». Вскоре умершего забирают и доставляют в похоронное бюро для приготовлений к погребению. К сожалению, у мертвых нет чувства времени. Они уходят в вечность в любое время дня и ночи. И нас, похоронщиков, часто выдергивают из глубокого сна, поднимают из-за обеденного стола или вытаскивают из душа – причем порой на дворе стоит ужасный холод – с тем, чтобы мы занялись транспортировкой тела.

Делая первые шаги в этом бизнесе, мы обычно проходим стажировку, дежуря на телефоне. Соответственно, именно стажер обычно отвечает на первое обращение и осуществляет перевозку. Работа новичка порой связана с рядом сложностей. В зависимости от компании, смена может быть длительной или не предполагать перерывов. Но, как и в любом другом бизнесе, начинать приходится с самого низа. Обычно, как показано в ряде историй, вошедших в эту книгу, на время испытательного срока стажерам предоставляется отдельное помещение в похоронном агентстве.

В XIX и начале XX века большинство перевозок осуществлялось из дома. Мне довелось работать со старожилами, заставшими тех ветеранов, которые бальзамировали усопших прямо в их постелях (методом впрыскивания под давлением), а потом совершали погребальные приготовления на кухне вместе с семьей умершего, водрузив бутылку спиртного посреди стола. Это происходило в те времена, когда покойника укладывали на охлажденные доски в гостиных их домов, а поминки становились значимым общественным событием. Старый друг семьи, который не имеет отношения к похоронному делу, любит рассказывать, как он помогал одному из местных мастеров похоронных дел в 1940-х, перевозя тела в плетеных корзинах, а не на носилках, которые мы используем сейчас. Есть предположение, что отсюда произошло словосочетание basket case [3] . С тех пор многое изменилось. Тела готовят к погребению в бюро, а поминки в большинстве случае проходят там же или в церкви.

По мере того как Америка превращалась из преимущественно аграрной земледельческой страны в урбанистическое, индустриально-технологическое государство, больных и умирающих стали перемещать из домов в специальные учреждения. Сегодня в большинстве случаев тела поступают из больниц и мест ухода за больными. Однако благодаря появлению программы паллиативной помощи количество смертей в домашних условиях растет. Люди вновь могут умирать в родных стенах, в своих постелях, в окружении близких.

В этой части повествуется о тех обращениях, которые поступили из обычных жилых домов, а также о перевозке тел из больниц и учреждений сестринского ухода. В обоих случаях, как вы увидите, могут возникать… некоторые нюансы.

В похоронном бизнесе я уже целую вечность. Мне встречалось множество разных людей, я повидал немало смертей и трагедий. На моем веку произошло такое количество необычных ситуаций, что всех и не перечислишь и тем более не вспомнишь. Сегодня я старый и седой, мои воспоминания отчасти померкли, но один инцидент, связанный с перевозкой тела глубокой ночью, я не забуду до тех пор, пока сам не окажусь на столе для бальзамирования.

Перед моим внутренним взором все еще стоит тот дом, где я услышал крик мертвеца.

Я начал работать на лучшего друга моего отца – человека, которого звал «дядей». У него была похоронная контора в маленьком городке с обширными окрестностями. Мы обслуживали достаточно большую территорию с весьма разношерстным населением. Отвечая на ночной звонок, ты никогда не знал, в какой конец округа тебе придется ехать и с какими людьми иметь дело.

В ночь, когда все произошло, я принимал заявки вместе с дядей. Обычно телефон звонил спозаранку, я нащупывал трубку и бормотал: «Алло?» – «Вызов к умершему, – отвечал дядя. – Встречаемся в похоронном бюро».

Я мямлил что-то невнятное и бросал трубку. Всегда было искушение понежиться в постели еще хотя бы пять минут. Но разумнее было вскочить не медля – это как разом отодрать пластырь. Натянув костюм, завязав галстук и надев пальто, я наконец разлеплял глаза и на своем потрепанном «Бьюике» устремлялся по шоссе в офис.

Прибыв на место, я загружал в фургон все необходимое и прогревал двигатель в ожидании дяди. Когда он подъезжал, мы для начала наведывались в круглосуточную закусочную в сотне ярдов от бюро, заправлялись там кофеином и выдвигались в путь.

Эта история произошла спустя несколько дней после Нового года, и в окнах загородных домов мерцали искусственные свечи. Кое-где еще можно было увидеть рождественские елки.

– Здесь, – сказал дядя, когда мы свернули на одну из тихих, обсаженных деревьями улиц.

– Думаешь? Машин маловато, – усомнился я.

Дядя сверился со своими записями:

– Да, это здесь. Видишь, свет горит.

И правда: все окна светились – верный признак смерти.

Я неспешно припарковал фургон на подъездной дорожке, и мы вышли. Здание было одноэтажное и довольно запущенное. По стенам ползла плесень, а к входной двери нам пришлось пробираться через наваленные сучья. Дядя постучал, а я засунул руки поглубже в карманы пальто. Была одна из самых холодных ночей в году.