– Нет.

– Почему? – Маков разжал руки, бросив их на колени. Резкие движения выдавали его. Нервничает. Значит, боится.

– Страх возникает от жажды жизни. А я ее познал. Не боюсь смерти, потому что сам доставляю ее на дом.

– Хм… ничего не держит здесь?

– Абсолютно!

– Убиваешь, потому что не ценишь чужие жизни! А не ценишь, потому что не держишься за свою.

– Не тебе учить меня, но в целом ты прав. Да и не рискнул бы назвать извращенные испорченные отрезки времени, данные некоторым ублюдкам, жизнями. – Затушив окурок о стену, щелчком отправил его в пепельницу, стоящую на столе. – Я вчера был приглашен на открытие ресторана.

– И, как? Хорошо погуляли? – Маков закатил глаза.

– Очень! До тех пор, пока твои ребятки не обстреляли нас! И я хочу того, кто это сделал, – меня стал раздражать наш разговор. Маков ходил вокруг да около.

– Я тебе, что, в «американку» 1 проиграл? – взвыл Маков, вскочив с кресла. Он снова закатил глаза.

– Ты проиграл тогда, когда затеял беспредел! Не прикидывайся, что не знал, чей это ресторан? Ты первый пришел на чужую территорию. И не мне тебе объяснять, что делается в таких случаях.

– Хм… А как ты оказался у Моисея? Как он заполучил тебя?

– Я не работаю на него.

– Тогда в чем твой интерес? – Маков подошел ко мне так близко, что я почувствовал запах спирта, завершающий «букет» из микса ароматов дорогого одеколона с дешевым табаком. Он оскалился, демонстрируя желтые, с отвратительными сколами, зубы.

– А я терпеть не могу, когда в меня палят, – сделал шаг навстречу, спиной ощущая напряжение Лазарева. – Не привык я быть мишенью! К тому же, ты не тот, кто будет решать, сколько мне осталось жить.

– Что у тебя есть на меня? – зашептал Маков, перед этим закатив глаза. – Иначе бы ты не пришел «голым».

– Смотря насколько низко ты хочешь упасть. Говорят, ты хочешь прыгнуть высоко? А как смотрящие относятся к из…

– Хорошо, – Старик сделал шаг назад и, не решаясь повернуться спиной, отошел к столу. – Мальчики у меня горячие. Не доглядели! Погорячились! Вчера в том ресторане должен был быть прием, на который позвали всех журналюг города. А у Кима есть вопросы к некоторым! Не любит он их, вечно пишут гадости эти бумагомаратели!

– Ким? – громко крикнул я и быстро обвел глазами амбар. Дрогнул только один. Высокий амбал, стоящий у ринга, быстро стер испуг, спрятав его за дерзким оскалом.

– Моисею передай мои извинения. Попутали мои ребятки территорию. С кем не бывает. Молодость! Ким получит строгий выговор! Не переживай! – Маков сел в кресло и достал папиросу. Желтыми пальцами размял сигарку, стряхнув табак, отправил ее в рот.

Я бросил быстрый взгляд на Лазаря, надеюсь, он поймет, что, поворачиваясь спиной к толпе, я надеюсь только на него. Оттолкнулся от стены, направляясь к рингу. Толпа рассосалась, оставив «шестерку» одного. Бритоголовый, светлые глаза, большой нос, под глазом весьма убедительный синяк. Из-под ворота футболки выглядывал край неаккуратной, скорее всего, самодельной наколки. Были ходки. Парень стоял, вальяжно перебросив левую руку через канат, а правой небрежно вертел «стечкина». Терпеть не могу, когда к оружию относятся пренебрежительно. Без уважения.

Конец ознакомительного фрагмента.