С трудом впихнув н аши тела в раскаленное железное нутро, и оказались зажатыми со всех сторон потными телами. За нашими спинами с трудом закрылась дверь, битком набитый автобус отчалил от остановки. И началась автобусная игра: «Передайте за билет», «Прокомпостируйте, пожалуйста», «Мужчина, вы мне все ноги отдавили», «Женщина, не тыкайте в меня вашей авоськой», «Уберите от меня вашего ребенка!»

Мы передали десять копеек за два билета, попросили прокомпостировать. И погрузились каждый в свои мысли в этом живом потном клубке человеческих тел хотелось только молчать, аккуратно вдыхая через нос. Мне всегда казалось, что не только женщины, но и некоторые мужчины, перед тем как зайти в общественный транспорт, специально обливаются одеколоном и духами.

На таком автобусе я ездил в музыкальную школу учиться играть на гитаре. Хотя чаще все-таки бегал пешком через городской парк, а деньги экономил на фруктовое мороженое за семь копеек в бумажном стаканчике, которое продавали почему-то только летом, или оставлял на сдобу за девять копеек, которую покупал после школы. Любовь к этим двум продуктам я пронес через всю свою несуразную жизнь.

Одна из центральных парковых аллей выходила на прогулочную зону — длинный широкий тротуар, пересекающий почти половину города. Заканчивался бульвар возле Гостиного Двора, который местные называли просто — центральный рынок, а то и вовсе базар.

Построенный по образу и подобию Петербурского, но только в миниатюре, — Гостиный Двор был сердцем провинциального купеческого городка до Советов, им же остался и с приходом коммунистов.

Кубанскими фруктами и ягодами, арбузами и дынями, творогом и молоком торговали внутри Гостиного Двора. Снаружи это были магазинчики, не всегда наполненные нужными товарами.

Нас вынесло человеческой волной на базаре, мы пересели на другой автобус и вскоре добрались на Центральный пляж. Через три года после моего рождения в честь тридцатилетия Дня Победы на пляже торжественно установили бронекатер-памятник «Патриот».

Бронированный катер БК-162 построили в годы войны на средства местных жителей. Маневренный катер с двумя мощными американскими двигателями «паккард», двумя танковыми пушками со спаренным пулеметом на борту был самым притягательным местом для пацанвы. Не сосчитать, сколько раз нас сгоняли с него доблестные стражи порядка и дэндэшники! Но мы упорно продолжали лезть на высокий пьедестал, желая прикоснуться к легенде, воображая себя отважными моряками, защитниками нашей необъятной Родины.

Мы выскочили возле «Патриота» и помчали на Пятачок. Мы катастрофически опаздывали. А начальник местного отделения ОСВОД (общества спасения на водах), Сидор Кузьмич Прутков, терпеть не могу опоздавших. И мы смело могли рассчитывать на какую-нибудь каверзу с его стороны в качестве наказания.

Мы мчались по тротуару, обгоняя загорелых курортников, лакомящихся советским эскимо за девятнадцать копеек. Огибая мужиков в бумажных панамах-корабликах, которые стояли в очереди за вожделенным пивом. Отпуск, можно и выпить, тем более жена, наконец, дала добро. А вредная теща осталась дома в другом городе!

Кузьмич уже стоял возле вышки, поглядывая на часы.

— Опаздываем? — рявкнул бывший флотский «сундук», списанный с флота за драку.

Была у него какая-то мутная история, врезал он наглому матросу по мордасам. А тот возьми да и упади за борт. Кузьмичу повезло дважды: дело случилось у пристани, и пацана он успел вытащить. Но из флота его все равно попёрли, списали в спасатели.

Сидор Кузьмич мужик был колоритный. Невысокого роста, кривоногий, с огромными длинными руками и силищей как у Ивана Поддубного. Подковы он точно гнул, я лично видел. Точнее, чужая память, тесно переплетенная отныне с моей, мне о этом напомнила.

Слушая вводные на сегодняшний день, я потихоньку вытаскивал из чужой памяти момент знакомства с Кузьмичом. Впечатление он на нас, студентов-второкурсников, приставленных летом спасателями на городские пляжи, произвел неизгладимое.

«Главное, — вещал Сидор Кузьмич на нашей первой встрече, — помните правила!»

А дальше мы слушали и обалдевали.

Если, к примеру клиент, он же утопающий, дергается и не желает ни в какую спасаться из мутных вод нашего теплого моря, просто необходимо дать ему для начала в дыню, а потом уже волочь на берег. «А то вцепиться, — поучал Кузьмич, — и хрена лысого вы его от себя оторвёте, паскуду эдакую! Так вместе и потонете!»

Врезать здоровому или не очень мужику в репу в воде — занятие не простое. Надо знать, как бить. Опоры-то под ногами нет, нужно выпрыгнуть из воды и зарядить в висок сверху. Педагог из Сидора Кузьмича оказался хороший. Разбив нас по двое и загнав в воду, общеизвестной матери.

Про утопленников, которых он звал по-простому «жмуры», вдалбливал в наши пустые головы главное правило: «Вы, салаги, главное запоминайте, когда скорая за жмуром приезжает, от дока не отходи! Почему? А потому как должон док записать в своих бумажках, что проводил он спасательные мероприятия. Забудешь, делов не оберешься. Патанатом нарисует потом насильственную смерть и все, дело труба. Замуздохаетесь отписки писать. Ребра-то при искусственном дыхании сломать, как два пальца отрезать».