— Уходим. Аккуратно и быстро.

Света вышла первой. Прижавшись к стеночке, она едва слышно вела за собой напуганных до смерти женщин и каждый раз выглядывала, боясь, что шакалы заметят их и примутся стрелять. В патроннике оставалось мало патронов, и Светлана надеялась прошмыгнуть незамеченной. Но, заметив в коридоре вооруженных людей, охнула и от страха попятилась назад.

“Десять человек… А патронов с гулькин нос!..”

— Значит так, — после недолгого молчания едва слышно сказала Света, — придется уходить через другой выход. Патронов осталось мало, шансов, что нас не заметят, ноль, поэтому мы сейчас вернемся обратно и спустимся по пожарной лестнице.

— А раньше нельзя было что ли? — возмутилась одна из дамочек.

— Я не думала, что их столько много! — тоже возмутилась Светлана. — В общем, я никем не собираюсь жертвовать. Если придется, буду отбиваться до конца, другого выхода нет.

— А потом?

— Суп с котом! Уходим! — громким шепотом приказала девушка и как напуганный кот попятилась назад.

Они вернулись в акушерскую палату в считанные секунды. Светлана подбежала к окну, что оставалось распахнутым, как пуля взлетела на подоконник и, нащупав поручень лестницы, принялась спускаться вниз. Дамочки послушно направились следом. Света повисла на последнем поручне и, разомкнув пальцы, лихо спрыгнула вниз. Вокруг больничного здания росла высокая трава. Девушки, заметив бандитов с автоматами наперевес, пригнулись и, едва не ползая на карачках, принялись идти в сторону главного выхода.

— Я очень сильно рисковала, — призналась потом Светлана, сидя в темном убежище, где прятались ее мать, Ирина, сравнительно молодая женщина, и муж, у которого есть имя, но за все происходившие тогда события он не проронил ни слова, — если бы что-то пошло не так, нас бы всех убили. Ты просто отличный солдат, мама! На войне тебе бы не было равных.

Ирина посмотрела на усеянную трупами дорогу. Маленькое решетчатое окно позволяло наблюдать за всем, что происходило в городе, и при этом оставаться незаметной.

— Когда-то твоей маме пришлось служить в советской армии, — спустя недолгое молчание произнесла молодая женщина, — тогда прилагательное “советская” еще что-то значило и даже внушала ужас нашим противникам. А сейчас… Не-е-е, теперь мы — беззащитны. Теперь мы нуждаемся в помощи и поддержке. Знаешь, когда все это началось, я все еще работала бухгалтером. Помнишь, я тебе рассказывала про молодого юношу? Мы с ним были неразлучные друзья. Когда все это началось, он заявился ко мне в кабинет и потребовал мне свалить из его страны. Да, матом. Я не выдержала. Изорвала на нем все то, что он привез из Ленинграда, набила ему морду и вышвырнула. Ненавижу лицемеров.

— И что теперь? Куда нам идти? — воскликнула Света и развела руками.

— Я знаю одно место. Слышала о нем по радио.

— И что это за место?

Ира повернулась и в упор посмотрела на дочь.

— Чернобыль.

Последний автобус из Душанбе отправлялся поздним вечером. Ирина еще раз перепроверила все сумки, поставила их у своих ног, а ее дочь, пока не пришли вооруженные бандиты рыскать в их вещах в поисках оружия, спрятала пистолет Макарова под кучей юбок. Примотала его к ляжке с помощью бинтов. Один единственный в семье мужчина упорно хранил молчание.

— Автобус!..

Света встрепенулась.

— Готовьтесь, — шепнула дочери и зятю Ирина.

Когда автобус остановился и приветливо распахнул дверцы, они, подхватив сумки, вместе с остальными полезли в салон. Пассажиры едва успели устроиться на удобных сиденьях, как в транспорт влетели бандиты, целясь автоматами в напуганных до смерти людей.

— Молчать! — крикнул с прикрытой капюшоном головой молодой мужчина. На нем висела холщовая накидка, а на лбу зияла странная татуировка, написанная на идише. — Проверка документов. — И добавил: — Шаг влево, шаг вправо попытка к побегу, прыжок — попытка взлететь, расстрел!..

— Артист, заткнись! Ты мне мешаешь читать! — прикрикнул на него второй вооруженный бандит.

— Ну что за скучный человек, — наигранно скривился его дружок, — я пытаюсь развеселить народ, а он, видите ли, читает!.. Да я, если бы ты знал, столько лет мечтал, как увижу лица этих прожженных своей лживой пропагандой людей, как направлю на них ствол и пущу пару добрых десятков пуль им в рожу. Оно того стоит, поверь. Вся эта советская лабуда, коммунизм, добро для всех, а по факту — одна большая тюрьма. Ненавижу вас, коммуняк! И эта сраная страна… Она отвернулась от вас, а мы теперь вершители ваших судеб! — бандит развел руки в стороны. — Ликуйте, господа! Сегодня решается ваша судьба!..

— Все сказал? А теперь будь так перпендикулярен забрать у этих овец паспорта! И хватит выпендриваться!

Бандит, тот, что с капюшоном, больно скривился и пошел вдоль ряда, выхватывая паспорта из дрожащих рук побледневших от ужаса пассажиров. Осматривал салон, вглядывался в лица молодых мужчин. Захватчики не выглядели старше: совсем еще сорванцы, едва окончившие школу. Главным их аргументом было оружие — литый красавец Калашников на кожаном ремне, отточенный заранее кинжал за поясом и там же суровый Макаров с полным магазином, на случай незапланированного бунта.