Шрифт:
Не зря.
Потому что, когда он ещё немного приподнимает меня за подбородок фривольным нахальным жестом, я не сопротивляюсь. И не отшатываюсь.
Просто не могу. Ноги не идут.
И мысли не собираются.
Он рядом. Так близко! Так невозможно близко!
Он него пахнет дорогим парфюмом, немного табаком и все это в смеси получается дымом. Пожарищем. Как тогда, когда мы встретились первый раз.
Ты не помнишь, да?
Очень хочется спросить…
– Лада Леонидовна… Лада… Позвольте мне предложить вам… – он наклоняется с высоты своего роста, все ниже, практически касается моих губ. Горячо! Обжигает! И глаз не отвести! – Поужинать со мной…
Я не понимаю, о чем он говорит. Правда не понимаю. Да, его губы шевелятся, да, слова звучат… Но они для меня – пусты. Бессмысленны.
А затем – и не актуальны.
Потому что в следующее мгновение он, не дожидаясь моего положительного ответа, целует.
Сразу проникая настойчивым языком в рот, прижимая к себе сильно и жестко, пользуясь тем, что выше гораздо, что массивней, что может без труда усмирить любое сопротивление. Которого, кстати, нет.
Потому что меня неожиданно, или ожидаемо, захлёстывает огнём памяти. Нет, он никогда меня так не целовал. Просто потому, что не мог.
Но вкус его поцелуя, ощущение горячих рук на талии, на бёдрах, властные, бескомпромиссные движения…
Это все было!
Это все знакомо. Это все больно. Остро. Томительно. Нереально.
В первые секунды у меня полное ощущение, что сплю. Обычный мой сон, сладко-горький. С его участием. И да, там тоже присутствуют запахи, вкусы, импульсы удовольствия по всему телу… Да много чего, на самом деле.
Память – штука странная. Мы не помним имен. Мы не помним слов. Но зато запоминаем ощущения. Прикосновения. Запахи. Вкусы. Это все наваливается и мгновенно переносит в тот миг, когда это все было реально. Остро и горячо.
Я не удерживаюсь на ногах. Колени подламываются. Но не падаю. Он держит. Мало того, что он держит, так он еще и несет! Подхватывает, легко. Так легко, словно во мне, как в юности, и сорока пяти кило не наберется. А ведь это далеко не так…
Поднимает и сажает на край своего монументального стола.
На мгновение отрывается от моих губ, разглядывает жадным и требовательным взглядом мое растерянное лицо и мокрые губы, шепчет:
– Потом поужинаем… Или позавтракаем уже.
И снова на меня набрасывается!
Грубо раздвигает ноги, я слышу, как туфли, не удержавшись на ступнях, со стуком падают на пол, юбка моя, узкая, деловая, трещит жалобно и обреченно, а он торопливо дергает полы белой, по-мужски строгой рубашки, обнажая грудь в простом телесного цвета белье. Замирает на полсекунды, жадно разглядывая, выдыхает:
– Невероятно…
И резко наклоняется, чтобы прямо через тонкую ткань прикусить уже давно ставший острым сосок.
И это… Невозможно!!! Больно! Прошибает такой судорогой, что я невольно выгибаюсь, со свистом втягивая воздух и не сдержав стона.
– Да, правильно, погромче давай… Все три дня хотел тебя услышать, – он хрипит еще что-то, деловито спуская бретели белья вместе с рукавами рубашки, попутно прикусывая шею, плечо, возвращаясь к груди…
Короче говоря, делая все, чтоб я не опомнилась.
– Да, малышка, давай, скажи мне, что ты хочешь…
И тут я замираю.
Знакомое слово, так сладко прозвучавшее из его губ, вместо того, чтоб окончательно скинуть в бездну, протягивает мне спасательный круг, позволяет задержаться на плаву. Не утонуть.
Моментально приходит понимание, осознание происходящего.
Лада! Ты с ума сошла? Нет, не так…
Ты сдурела, Ладка?
Ты что собираешься сделать?
Переспать с одним из владельцев международной фармацевтической корпорации, монстра, без проблем подчиняющего себе регионы, и твой в том числе? За три дня знакомства? У него на столе в его рабочем кабинете?
Черт-черт-черт-чеееерт…
Я подскакиваю, начинаю судорожно стягивать полы рубашки, сдвигать ноги, стараясь не смотреть на хозяина кабинета.
Но он не особенно желает меня отпускать.
Тяжёлая ладонь тут же припечатывает спиной к столешнице, он наваливается сверху, ощутимо давя на промежность своим очень серьёзным аргументом.
– Не понял сейчас… Что не так?
– Пётр… Григорьевич! – выдыхаю я, – вы меня не так поняли… Это все… Неправильно!
– То есть? – он толкается недвусмысленно мне между раздвинутых бесстыдно ног, настойчиво тянет с плеч рубашку и бретели лифчика, снова выстраивая ситуацию так, как ему хочется. Я пытаюсь ловить его за руки и одновременно препятствовать собственному раздеванию, ерзаю задом по столешнице, рассчитывая уползти подальше от его самого главного козыря в наших переговорах.