Назгал давно не стригся. А мылся и того реже. Собственные запахи его мало беспокоили. Ведь окуриваемый ароматным дымом, он очищался. Тело приходило в порядок, кожа приобретала блеск и свежесть.

Все это растерялось по дороге.

Страшнее было лицо. Под алой маской на широком поле спрятались холодные глазки. Белые зубы торчали в разрыве нижней части лица.

Назгал не забыл человеческую речь. Ведьминой пользовался редко. Он уже открыл рот, чтобы потребовать пищи. Слова начали слетать с губ.

Хозяину дома пришлось сделать шаг вперед, чтобы схватиться за дверную ручку. Он никогда не рассчитывал, что подобный чужак заберется в его дом. Зверь ведь не додумается тянуть дверь. Он попытается выбить ее. Чем только надежней посадит в проем.

Дверь захлопнулась. Кривая от перенапряженных мышц рука скользнула мимо. Мелькнула, но не белым пятном. Летний загар не сошел за зимние месяцы.

Упал засов. Дверь надежно зафиксирована. Люди отступили в глубину дома. Зажигали лучины, все припасенные щепочки. Назгал сквозь бревна ощущал льющийся свет. Мыши утащили кусочки мха, уплотнявшего пространство между бревнами. Многочисленные щели не задерживали запахи и свет.

Ломать дверь бесполезно. Окованный металлом засов лежал на массивных петлях. Местные могли позволить себе железо.

Назгал мог выломать дверь, приподнять с помощью рычага. Это не заняло бы много времени. Ведь сил в его руках достаточно. Ведьмы наполнили его тело, подготовили к жизни во внешнем мире.

Пусть он на голову ниже хозяина дома, но сильнее его. Здоровее. И прочнее, чем эти доски, сплетенные человеческими знаниями в массивную дверь.

– Здесь хранятся ваши кролики, – заговорил Назгал.

Негромко. Но он знал, что его слышат. И каждое его слово находит путь через щели в бревнах, проходит в уши сжавшихся по ту сторону крестьян.

– Больше десятка. Два десятка. Больше. Много. Вся ваша жизнь в этих животных. Вы готовы пожертвовать десятком. Двумя? Готовы вы пожертвовать всеми? Сотня мертвых тушек. Растерзанных кроликов. Никто не купит это мясо. Никто не наденет их шерсть.

Назгал подошел к пустой клети, стукнул деревянным засовом. Он открыл клетку и поворошил солому. Сбежавший из клетки зверек давно остыл, вдохнув дыхание смерти на полу.

Окованный металлом засов скользнул в сторону. Дверца приоткрылась. На этот раз хозяин дома держал дверь за канат, который намотал на руку. Можно дернуть дверь, и руку этого человека выбьет из сустава. Назгал улыбнулся. Но он не хотел калечить простака. В пустой жестокости он не видел пользы.

И тогда был против жестокости. Даже по отношению к мертвым. Борд научил его хитростям, что страх управляет людьми надежнее. Ни золото, ни благословения не обладают такой силой.

Сквозь щель в проеме подслеповато щурился хозяин дома. Его лицо на расстоянии руки от проема. Он не видит ничего перед собой. Можно ткнуть ему в глаз. Ощутить, как под пальцем растекается нечто мягкое и теплое. А затем последует крик. Дверь уже не удастся закрыть.

Назгал так не поступил. Не хотел он калечить простака без нужды.

– Кто здесь? – спросил крестьянин.

Слова затерялись по пути в его густой бороде, всклокоченной из-за раннего пробуждения.

– Странник, идущий путем служения, – припомнил Назгал строчку из Книги.

В темноте его не разглядеть. Но голос такой отчетливый, такой плотный. Слова придавали форму говорящему. И почему-то успокаивали обезумевшее сердце хозяина дома. Сгрудившиеся за его спиной семейные только мешали. Вооруженные лучинами они ослепляли.

– Видок у тебя, – сглотнув, сказал хозяин, – недобрый какой-то.

– Как бы ты выглядел, пройдя тысячу жизней?

– И то верно. Не убивай зверушек моих.

Назгал захлопнул дверцу клети. Этот звук заставил крестьян вздрогнуть и отпрянуть. Дверь прикрылась. Засов они не трогали. Назгал держал их за горло и не отпускал.

Голод обходил эти земли. Задерживался ненадолго. Сезон или два. Двухлетние неурожаи остались на памяти дедов. Возвращения голода крестьяне опасались как лесного пожара. Страшились больше тех чудовищ, что могла выплюнуть ночь. С чудовищами можно договориться.

– Чего тебе, странник? – спросил хозяин. – Мы ж бедные люди. Ничего нет.

– Ошибаешься. Ты можешь накормить голодного. Соверши благое дело.

Дверь открылась. Чужака внутрь не пригласили. Кто же по доброй воле пустит домой чудовище.

– Так чего тебе надо?

– Мяса, – честно ответил Назгал. – Ваши твари мелкие. Не насытят меня.

– Откуда ж у нас мясо. Большой скотины не держим. За каждую голову потом полновесную монету сдавай. С козы двух козлят тащи. От овцы только копытца нам останутся. Чего ж нам держать тут? Сам видишь, хлев мал совсем.