— Это демоны, путник, — печально заметил Вальтер, — тёмные твари, проклятые Создателем.

— Почему? Послушайте, но... и среди гоблинов есть те, кто торгуют с орками... Не мы, конечно, — на всякий случай, тут же заметил я.

— Это плохо, гоблин Асгейр, очень плохо. Те, кто это делают, погубят свою душу, общаясь со столь тёмными созданиями. Не имей никаких дел с орками и даже не говори с ними!

— Где бы ты не встретил орка — убей его! — кашевар рубанул рукой.

— Но...

— Знаешь, что они делают?

Я растерянно потряс головой.

— Они вырывают из своих жертв органы, и жрут их! Сердце, печень! Всё жрут! Поэтому единственное, что должно делать при встречи с этими демонами — убивать!

***

Где-то часа через два мы, наконец, покинули монастырь. Под предлогом, что надо обо всём рассказать нашим, отказались от предложения заночевать, взяли мешок с несколькими краюхами хлеба, большой бурдюк и потопали по указанной провожавшим нас братом Вальтером тропинке. Путь, виляющий меж скал и валунов, занял еще не меньше часа. Я уж думал, что мы заблудились, но вскоре мои ноздри защекотал аромат мяса. А когда обошли здоровенный валун, в два или три моих роста, взгляду открылась замечательная картина.

Скалистый берег на некотором протяжении уступал место песчаному пляжу. Вот на этом пляже, у самого берега, боком, приткнулся наш «Морской ворон», привязанный к вбитым в берег кольям. Никто не спал: одни парни ставили палатку, повыше, чтоб прилив не достал. Приспособили ту, что обычно мы растягивали над палубой, во время непогоды. Другие по переброшенным сходням бодро стаскивали поклажу на берег.

А Кнуд кашеварил, на разведенном костре. Запахи из котла были такие, что, несмотря на съеденное у монахов, рот тут же наполнился слюной.

— О! Смотрите, кто явился! — растянулся радостной улыбкой Фреир, маячивший у валуна в полном снаряжении: шлем, щит, копье.

— В карауле? — догадался Синдри.

— Так надо ж кому-то! — довольно отозвался парень. — Фритьеф сказал, что постарается посреди ночи подменить. Говорит не верю, что всю ночь отстоите... Идите к Сигмунду, форингу не терпится узнать, как сходили.

Сигмунд обнаружился в палетке вместе с Фритьефом.

— Гляди-ка, живые! — усмехнулся ветеран.

— Рассказывайте, — качнул головой форинг.

Собственно, говорил в основном я, парни лишь дополняли, иногда тем, что я не заметил. Монастырь, по сути, был нищий, монахи питались хуже, чем рабы в доме отца Бьярни, по меткому замечанию моего друга. Но готовы были отдать последнее, чтоб мы протянули зиму.

Вообще тот же Вальтер мне стал симпатичен: добрый, я бы даже сказал радушный и открытый человек, он отвечал на мои вопросы охотно, ничего не скрывая, будто и помыслить не мог, что собеседник строит коварные планы и пытается выведать что-то. Так я узнал, что монахов было три десятка человек, кроме них на острове никого — ни охраны, ни монастырских крестьян. Паломники временами наведывались, но до весны можно было не ждать — сейчас сезон штормов, потом узкий залив, фактически фьорд скует льдом, а пристать к берегу еще где-либо почти невозможно.

При этих словах «старшие» переглянулись.

— Что еще?

— На острове есть дикие козы. Монахи изловили и приручили несколько, что дают им молоко, но стадо небольшое. Рыбу не ловят, не умеют. Зерно только привозное. Греются торфом, здесь есть небольшие залежи, а вот с лесом туго — деревца есть, но мало и все корявые. Монахи в основном молятся, поддерживают постройки, да возятся на своем огородике.

Сигмунд взглянул на Фритьефа

— Это еще что такое?

— Люди травы разные выращивают.

— Лечебные?

— Не, — качнул жбаном ветеран, — для еды.

— Люди траву едят? — брови брата взлетели вверх.

— Так это ж люди, — развел руками здоровяк.

— Точно, скот, — резюмировал Сигмунд.

А вот я, узнав про выращиваемый здесь лук, чеснок и морковку оживился. А вот и зеленуха, по которой я скучал с момента попадалова! Конечно, хотелось бы укропчику, петрушечки и особенно рукколы, но на нет и суда нет. Жаль монахи не на этот раз не угостили, темно уже было по огороду шариться.

— Ладно, — подвел черту Сигмунд, — вернулись, живые, и хорошо. Утром тинг проведем, а пока ужинайте, и спать.

Отдали должное каше. Не то что у монахов: эта была с мясом — солониной. Слегка подтухшей, но это ерунда. И обильно сдобренная сливочным маслом... правда уже прогорклым. Зато наваристая!

Принесенный хлеб Кнуд повертел в руках, хмыкнул, и кинул в сторонку. Орки хлеб пекли очень редко. А вот я с удовольствием отломил добрую краюху.

— Что ты ломаешь? Ножа нет? — напустился на меня наш кормщик-кашевар.