Иногда внутренний голос как будто засыпает. Вы замечали, как жизнь преображается и воспринимается по-новому, когда в голове прекращается болтовня? Кажется ярче, богаче и полнее. Время замедляется, и ощущения обостряются. Снаружи ничего не меняется, но вы воспринимаете все иначе – как будто неспешно смакуете кусочек изысканного блюда, обращая внимание на все вкусовые оттенки.

В другие моменты ум начинает судорожно генерировать бурный поток мыслей, каждая из которых с пометкой «срочно!», «сейчас!» или «ты должен!». Жизнь наполняется проблемами, которые необходимо немедленно решить. И вы мгновенно запрыгиваете в это беличье колесо и ни секунды не сомневаетесь, что нужно срочно что-то делать.

Я часто показываю клиентам во время сессии заводные пластиковые челюсти, чтобы продемонстрировать работу ума – внутреннего рассказчика. Представляете, как выглядит эта игрушка? Ярко-красные пластиковые десны и ровные, блестящие белые зубы. Вы заводите челюсти, и они начинают клацать зубами и скакать по столу.

Каждому знакомо ощущение, когда ум без конца перемалывает мысли, как заведенный болтает обо всем и ни о чем, пока не израсходует заряд энергии. Заводные челюсти устраивают впечатляющее шоу, но это всего лишь кусок пластика с заводом.

Клацающие челюсти придают оттенок неуважения, который мне кажется забавным и невероятно полезным. Нет ничего плохого в том, что мы много думаем и находимся «в боевой готовности», а наш ум совершает свою обычную работу. Проблемы начинаются только в том случае, если мы относимся к уму слишком серьезно. Когда мы ошибочно принимаем себя – свое настоящее «я» – за кусок дешевого клацающего пластика.

Заводные челюсти – это механическая игрушка, которая выполняет возложенную на нее функцию.

Так же как и ваш ум.

Жила-была девочка по имени Уиллоу.

Малышка появилась на свет в стерильном помещении с флуоресцентными лампами. Акушерка объявила, что она девочка и здоровая, и бережно передала ее женщине, которую назвала мамой.

Родители дали дочке имя Уиллоу, но она не осознавала себя как Уиллоу еще много месяцев. Когда она научилась реагировать на это имя, кто знает, как она его восприняла? Она не знала, что такое Уиллоу, мама, папа, собака или подгузник. Слова и наименования относят предметы к конкретным категориям и дают им определения. Но в жизненном опыте Уиллоу еще ничего не получило определения. Представьте самое безграничное, открытое, свободное, целостное существо и помножьте его на бесконечность. Я думаю, что именно такой была Уиллоу до рождения в физическом теле и оставалась такой до того, как ее ум научился понимать слова и наименования.

Эту колоссальную целостность можно было увидеть глубоко в ее голубых детских глазках. Уиллоу была огромной вселенной, которая умещалась в трех с половиной килограммах очаровательного, пухленького, морщинистого детского тельца.

Новорожденная малышка была всецело связана с чистым сознанием, своим подлинным «я». Внутренний комментатор еще не появился, и она еще не познакомилась с постоянной болтовней, распределением по категориям и смыслообразованием. Существовала только единая универсальная категория: Это. Здесь. Сейчас. Быть.

Уиллоу растет, ее внутренний рассказчик пополняет свой словарный запас. Она учится с поразительной скоростью. Уиллоу откликается на свое имя, знает названия предметов и имена людей. Малышка понимает, что ей нравится – плюшевый кролик Хоппи, пюре из авокадо, смотреть, как родители пытаются удержать двух йорков от попыток облизать ее пухлые детские ручки. Уиллоу знает, что ей не нравится – спать в своей кроватке, мокрые подгузники, резкие громкие звуки.

В мире Уиллоу появляются границы и концепции, но это все еще огромный безопасный мир. Малышка живет, не цепляясь за смысл и установки. Мысли и чувства движутся сквозь нее, как облака, которые проплывают по небу. Уиллоу чувствует их, пока они здесь, и естественным образом позволяет мыслям и чувствам проходить. Уиллоу не приходит в голову, что ее жизненный опыт каким-то образом принадлежит ей. Нет твердой «ее», которой он мог бы принадлежать.

Уиллоу становится старше, ее внутренний голос продолжает расширять свой словарный запас. К двум-трем годам появляется совершенно определенная, устоявшаяся Уиллоу, которой уже принадлежат определенные вещи. Об этом она заявляет новыми излюбленными словами «мне» и «мое». Она не очень понимает, что такое прошлое и будущее. Когда родные спрашивают ее: «Ты рада, что осенью пойдешь в садик?» – она отвечает: «Да!» – и сразу же возвращается к своим игрушкам.

В три-четыре года воображение Уиллоу развивается. Она устраивает для плюшевых зверят восхитительные дни рождения, на которых они играют в игры и угощаются необыкновенными блюдами. Ее ум проворнее выдумывает новое, и она погружается в фантазии, как будто они происходят по-настоящему. Она регулярно забывает разницу между реальностью физического мира и тем, что создает ее ум. Между мыслями Уиллоу и истиной пролегает очень тонкая грань.