— Ничего я нигде не откручивал! — завопил Матюшин и откинул мои руки, которыми я трясла его за грудки.

Со сладострастным упоением справедливого возмездия я врезала ему еще раз. Правда, удары стоили мне недешево: в висках тамтамом отдавалось каждое резкое движение. Но я терпела изо все сил — мне до зарезу нужно было признание. А эта Курочка Ряба вздумала сопротивляться! Матюшин даже попытался меня оттолкнуть и тут же смог оценить, насколько размер моей обуви адекватен диаметру его круглой рожи.

После удара ногой по лицу верзила потерял равновесие и осел в сугроб. Этого ему вполне хватило для того, чтобы начать конструктивный диалог.

— Мне заказал твою машину «новый русский», мой бывший клиент, — простонал Матюшин.

— Кто такой и где его найти?

— Не знаю, кто он. Позавчера позвонил, сказал, что есть разговор, и забил «стрелку» у казино «Стрелец». — Матюшин провел рукавом под расквашенным носом. — Сказал, что у него с тобой счеты.

— Какая у него машина?

— «Лексус», серый «металлик».

Что-то шевельнулось в моей памяти. Неужели тот самый хряк с большой дороги?

— Что ты еще о нем знаешь? — пытала я Матюшина, хотя с каждой минутой чувствовала себя все хуже и хуже.

— Знаю только, что машина для него — все. Он пылинки с нее сдувает. Пока она тут была, торчал у меня над душой, работать мешал.

Матюшин уже поднялся и стоял передо мной, отряхиваясь. А я бы сейчас с удовольствием присела в сугроб, так как, похоже, слегка переоценила свои силы. Поэтому решила завершить нашу беседу с механиком.

— Ладно, живи пока, — сделала я широкий жест.

Глядя вслед Матюшину, который, удаляясь, строил многоэтажное здание из ненормативной лексики, потерла стучащие виски.

Выходит, урок, который я преподала на дороге толстосуму из серого «Лексуса», не пошел ему на пользу. Что ж, придется толстяку, как говорил вождь мирового пролетариата, «учиться, учиться и учиться». Что поделать, если некоторые нахалы-недоумки не понимают с первого раза.

Когда я подошла к белой «Волге», ждавшей меня за углом, таксист уныло зевал.

— Едем обратно, — взбодрила его я и в изнеможении опустила голову на подголовник.

Шофер уже давно косился на отметину на моем лбу и явно хотел было задать вопрос о ее происхождении, но я метнула в него такой взгляд, что, увидев молнии в моих глазах и опасаясь последующего грома, он заткнулся на полуслове.

Дома мой мягкий диван оказался первым, кто «поддержал» меня в трудный момент, и я забылась крепким сном, едва приняв горизонтальное положение.

Проснулась от того, что над ухом мое маленькое домашнее животное исполняло голодную жалобную песню. За окном было уже темно, и я включила на кухне свет, отправившись за едой для малыша. Свет неприятно резал глаза, хотя после сна мне как будто стало получше.

«Надо бы пристроить его куда-нибудь, — размышляла я, отрезая котенку кусок колбасы, — а то помрет с голоду с такой хозяйкой». Я потрепала кота по загривку, и тут в комнате заверещал телефон. Именно заверещал, потому что звуки мне тоже казались чересчур резкими. К счастью, известие оказалось приятным. Дима Тимошенко сообщил, что я могу забрать свою машину.

— Стекло лобовое поменял, рулевую выправил, клапана отрегулировал… — отчитался он. — Весь день возился!

Если бы я не знала Диму, подумала бы, что он набивает себе цену. Но Тимошенко просто очень ответственно подходил к любой работе.

— Родина тебя не забудет, — пообещала ему я. — Завтра с утра подъеду.

— Знаешь, тебе крупно повезло, что осталась жива, — еще раз подчеркнул Дима и напоследок посоветовал: — Придумай наконец какой-нибудь способ так построить свою жизнь, чтоб иметь меньше врагов.

— А ты не в курсе, что мозговые пролежни мешают думать? — самым серьезным тоном спросила я и услышала в ответ здоровый мужской смех.

Теперь нужно было отзвониться Самохваловой.

— Как самочувствие, Катерина? — поинтересовалась я, когда услышала голос бывшей одноклассницы.

— Нормально, — вяло ответила она. Затем поведала о звонке из больницы и о том, как она полдня выясняла отношения со своим морально неустойчивым Рудухиным. Меня, честно сказать, мало интересовали эти «животрепещущие» подробности, и я повернула разговор в другое русло.