Шрифт:
— И оставить Глорию Терру кому, тебе?
Вокруг стола раздаются смешки, и мои мышцы напрягаются под кожей, желание показать им всем, как легко я могу заставить их приклониться, струится по моим внутренностям.
Деревянные часы щелкают, когда их длинная стрелка движется, отвлекая мое внимание.
Скоро ужин.
Мои пальцы напрягаются, перебирая взъерошенные черные пряди волос, и я отступаю на шаг к большим двойным дубовым дверям.
— Ну, было конечно приятно с вами провести время, — начинаю я. — Но, к сожалению, мне стало скучно.
— Тебя не отпускали, Тристан, — огрызается Майкл.
— Ты не можешь не отпустить меня, брат, — усмехаюсь я, гнев клокочет в моей груди. — Мне нет никакого дела до того, какая несчастная душа будет вечно мучиться от того, что ты в нее взрызешься.
— Как неуважительно, — шипит Ксандер, качая головой. — Ваш брат — король.
По моему лицу расползается ухмылка, и я перевожу взгляд на Майкла, предвкушение пульсирует в моих венах.
— Ну что ж, — наклоняю голову. — Да здравствует король(фраза, которую сказал Шрам, когда убивал Муфасу).
1.Сара Б.
— Ты уезжаешь утром.
Мой дядя потягивает вино, его темные глаза, как стрелы, летят через стол и пронзают плоть в моей груди. Он никогда не был ласковым человеком, но он все равно моя семья, и у нас одна цель.
Отомстить семье Фааса(созвучно с именем Муфаса) за убийство моего отца.
Мы тщательно подобрали множество шестерёнок, чтобы быть уверенными, что когда наследному принцу понадобится помощь, я буду той, кто протянет ему руку. Прошел всего один год после смерти моего отца и два — после смерти короля, но, наконец, мы получили известие.
Время пришло.
Помолвки по договоренности, хоть и не редкость, но в последние годы немного вышли из моды. В конце концов, сейчас 1910 год, а не 1800-й, и во всех сказках, и даже здесь, на нищих улицах Сильвы(silva от лат. – лес/дерево, отсылка на дерево-баобаб, где жил Рафики), люди женятся по любви.
Или, во всяком случае, с их представлениями о ней.
Но я никогда не страдала идеями величия и не думала, что какой-нибудь белый рыцарь прискачет на своем коне и спасет меня, как какую-нибудь беспомощную девицу в беде.
Может быть, беда и есть, но я не беспомощная девица.
Кроме того, иногда единственный способ добиться подлинных перемен — это стать частью машины и самой вырвать из нее сломанные части. Так что, если мне придется улыбаться, флиртовать и соблазнять, чтобы добиться расположения нового короля, я так и поступлю.
В конце концов, это мой долг.
И перед моей семьей, и перед моим народом.
Сильва, которая когда-то была известна своими изобильными землями и новаторской индустриализацией, теперь стала бесплодной и слабой. Отброшеной в сторону, как уродливый рыжий пасынок, недостойный времени и внимания короны. Теперь нас вообще не знают; засуха и голод смешиваются с отчаянием, которое бежит по городским улицам, как трещины по тротуару.
Полагаю, так бывает, когда находишься в глубине леса, расположенного высоко в облаках. Тебя трудно увидеть и легко забыть.
— Ты понимаешь, что поставлено на карту? — спрашивает дядя Раф(прототип обезьяны Рафики, которая ходит с посохом), выводя меня из раздумий.
Кивнув, я вытираю рот белой салфеткой, кладу ее обратно на колени.
— Да, конечно.
Он ухмыляется, его кожа сморщивается, пока он постукивает пальцами по круглой ручке своей деревянной трости.
— Ты принесёшь честь нашему имени.
Пьянящее чувство его одобрения разжгает меня, как пушинку, и я сажусь в кресле чуть прямее, улыбаясь ему в ответ.
— И ты не будешь доверять никому, кроме своего кузена, — добавляет он.
Он смотрит на мою мать, всегда послушную и тихую, пока она ест свою еду, откусывая маленькие кусочки, ее непокорные черные волосы, так похожие на мои, создают занавес вокруг ее лица. Она редко смотрит в глаза, всегда предпочитая держать голову опущенной, а пальцы заняты рукоделием и пыльными книгами, вместо того чтобы налаживать отношения с дочерью, которая взяла на себя все заботы с тех пор, как мой отец оставил ее вдовой.
Я подозреваю, что она никогда не хотела быть матерью и еще меньше хотела выходить замуж. Она никогда не произносила таких слов, но в этом нет необходимости, когда ее поступки говорят об этом так громко. Но мой отец хотел ее, и это все, что имело значение.
И когда она родила ребенка, они ожидали, что это будет следующий наследник, мальчик в роду Беатро.
Вместо этого они получили дикую вороноволосую женщину с чувством приключений и ртом, который говорит без умолку. И мой отец любил меня все равно, даже если моя мать никогда не проявляла ни малейшей привязанности.