1бго августа 1993го года.

Взяли и ссыпали горы, пустыни, леса острова, континенты

В спичечный коробок

Вылили реки, озёра, моря, океаны

В чашку Петри

Втянули всосали ветра, ураганы

В баллончик для автосифона

А потом всей гурьбою уселись у окна

И долго смотрели

Как время бежит убегает по первому снегу

Бежит наутёк, увязая все крепче и яростней

В необъятных просторах чудесной своей телогрейки,

Щедро изъеденной шалыми искрами

Палыми звёздами

Солнечными зайчиками

И огнями святого Эльма.

16 августа 1993 года.

Порубили нас с тобою, словно ветки во лесу

Стало быть, накрылась

наша партизанщина

Назойливая буденовщина

Бесстыжая наша чапаевщина.

Будем теперь дышать, обедать

И честным людям

смотреть в глаза.

11 сентября 1993 года

Солнечный зайчик взломал потолок.

Закатился камешек на гору.

Пряная косточка свежего горя

Верно и яростно канула

В янтарную Лету заслуженного долголетия.

Солнечный зайчик взорвал потолок.

Кончился почерк. Угасли дожди.

Стихло безмолвие.

Родина настала.

январь-март 1993

Порой умирают боги — и права нет больше верить

Порой заметает дороги, крестом забивают двери

И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,

Когда умирает богиня, когда оставляет души

Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом

И движутся манекены не ведая больше страха

Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином

Теперь больше верят погонам и ампулам с героином

Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин

Фольклором народным станет убивший Авеля Каин

Погаснет огонь в лампадах, умолкнут священные гимны

Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет

Теперь ничего не свято…

1985

Нарисовали икону и под дождем забыли

Очи святой мадонны струи воды размыли

Краска слезой струилась то небеса рыдали

Люди под кровом укрылись — люди о том не знали

А небеса сердились, а небеса ругались

Бурею разразились…

Овцы толпой сбивались

Молнии в окна били, ветры срывали крыши

Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши

Жались к подолам дети, а старики крестились

Падали на колени, на образа молились…

Солнышко утром встало, люди из дома вышли

Тявкали псы устало, правили люди крыши

А в стороне, у порога клочья холста лежали

Люди забили бога, люди плечами жали…

1986

Пропустите в мир, стаи волчьи!

Уступите путь, своры гончие!

Разойдись стена черной полночью -

Или дай мне стать лютой сволочью

То ли зверем стать с серой шкурою

То ли омутом с тиной бурою,

Голодать ли? Жрать?

Быть ли умною, быть ли дурною?

Может, на метлу — и до города,

Где мосты из камня и золота

Помереть ли там

Может, с холоду

Может с голоду…

1986

Я повторяю десять раз и снова —

Никто не знает, как же мне хуево

И телевизор с потолка свисает

И как хуево мне никто не знает

Все это до того подзаебало

Что хочется опять начать сначала

Куплет печальный, он такой, что снова

Я повторяю как же мне хуево.

1986

Наполнилось до краешка ведерко лунной патокой

Полярные подсолнухи под прозрачною радугой

Сияньем южным вылились на узловатой привязи

На загрубевшей простыни окаменевшей гордости

Сквозь узенькое горлышко из ледяной соломинки

Вытягиваем бережно последние глотки

По ситцевому берегу на каблуках отчаяния

По свежему преданию на выгруженных саночках

По теплому загару источившимся ножом

Вершат дороги странники чужого обещания