– Шшшш… – зашипела мать, – не мели чепуху. Поспи немного, а я пойду кашку приготовлю Глебу.

При этих словах Лена вдруг вспомнила, что грудь ее туго стянута хлопковой тканью. Ночная сорочка взмокла от жалких остатков грудного молока и неприятно липла к ее полупустой груди, которая все еще болела. Несколько дней назад она приняла решение отказаться от грудного вскармливания. После тяжелого кесарева, во время которого жизнь Лены находилась в опасности, еще и мастит с температурой под сорок. Молоко перегорело. Антибиотики убивали воспаление вместе с последними силами молодой мамы. Грудь была твердой, как камень, и несколько акушерок не могли размассировать уплотнения. Во время этих массажей Лена кричала от дикой боли и думала: «Почему я одна все это терплю? Почему моего мужа нет рядом? Может, ему вообще нет никакого дела до того, что происходит здесь со мной и ребенком?» Обида на мужа в сочетании со всеми негативными переживаниями Елены была последней каплей в море ее страданий, и в то утро, перевязывая грудь сухими пеленками, она приняла решение сбежать. Так же, как сбежал муж. В столицу: ей нужно продолжать учебу на втором курсе университета.

Мать Елены взяла на себя уход за пятимесячным внуком, что сильнее подчеркивало ее героизм вкупе с неполноценностью ее дочери.

Первое чувство, которое Лена испытала, сев в поезд, было облегчение. Она крепко спала всю ночь, а наутро, выйдя на перрон столичного вокзала, разрыдалась от чувства вины, сжимавшего ее сердце: «Как я могла его бросить? Мой маленький сыночек, прости меня! Только плохие матери покидают своих детей».

Прошли две недели. На парах не слышала голос преподавателей: все мысли были о сыне. После учебы каждый день приходила в общежитие к мужу со слезами. Он не понимал, в чем проблема и почему Елена постоянно плачет из-за сына: ведь он в надежных руках бабушки. От его черствости и непонимания ее чувств на душе у нее становилось еще тоскливее. Тогда она осознала, что полюбила холодный камень, что ему нет дела до ее души, до их малыша, что на самом деле она одинока.

Через две недели взяла обратный билет – хотела на выходных повидаться с сыном. Сердце рвалось к нему с невероятной силой. Так и ездила раз в две недели в родительский дом к сыну. А он все меньше узнавал ее лицо.

Елена не могла больше так жить, взяла второй «академ» и увезла своего восьмимесячного сына в столичное общежитие, чтобы попробовать обойтись без помощи бабушки. В конце концов, вдвоем с мужем они справятся с родительскими обязанностями. Мать провожала с едкой ухмылкой: «Все равно ты скоро привезешь его назад. Не получится у вас без меня».

Через два месяца Елена, истощенная тревогой о сыне, позвонила матери: «Мама, он ничего не ест, похудел сильно, низкий гемоглобин. Я так устала».

– А что я говорила, – не скрывая радости, воскликнула мать, – я приеду за внуком, заберу его, а вы учитесь лучше.

Это был окончательный провал Елены как матери. Она смирилась со своей несостоятельностью, разъедающим душу чувством вины перед сыном и обидой на мужа за равнодушие и отсутствие помощи. Оставила матери сына на целых четыре года – до окончания университета. Ездила каждый месяц навещать ребенка и с болью в душе замечала в тазике вымоченные в воде розги – любимый метод воспитания ее матери. Устрашающий тазик стоял на прежнем месте, как и двадцать лет назад, напоминая горечь обид на мать за побои и оскорбления. Все те же крики и ругательства, как тогда в детстве на маленькую Лену, сыпались теперь на внука.

Но что Елена могла сделать, когда так зависела от матери? Бабушка героически взяла на себя ее ребенка, когда она, родная мать, сбежала, как трусиха, от взрослой жизни.

Защита диплома положила Елениному «аду материнства» конец, и семья воссоединилась. Но счастье так и не пришло. С мужем отношения не ладились, и Елена полностью растворилась в ребенке, слилась с ним. Он стал для нее смыслом жизни. Однако со временем Елена все чаще ловила в своем голосе металлические нотки матери. Она дала себе слово не становиться похожей на собственную мать, но с тоской и ужасом отмечала роковое сходство: тревожная привязанность к сыну сменялась гневом, криками и шлепками. Точно так же, как мать срывалась на ней отчасти из-за гнева на мужа-алкоголика, Елена от обиды на холодность и черствость мужа, не смея гневаться на него, срывалась на сыне. Уйти от мужа боялась. Как одной прокормить ребенка? В голове звучал мамин голос: «Не справишься одна!» И Елена старалась выполнять женскую программу: быть замужем, иметь ребенка и терпеть, терпеть, терпеть. Ведь все мужчины одинаковы, и другой может оказаться еще хуже.

Мать Елены временами становилась теплой и говорила, что любит, хотя редко обнимала дочь. Но порой уровень напряженности в отношениях с мужем-алкоголиком достигал пика, и ее суровость к дочери достигала пика. Она могла взорваться без видимой причины, из-за пустяка, отшлепать дочь, отпуская по ее адресу оскорбительные слова. В основном гнев обрушивался на Елену, если она баловалась, доставляла матери неудобства, отвлекала ее или мешала ей заниматься делами по дому. Отношения с мальчиками решительно пресекались. Перечить матери Елена не имела права. Только мамино мнение и ее решения были единственно верными.

В паузах между запоями отца в семье устанавливались мир и покой. В эти периоды мать становилась более внимательной к дочери и даже интересовалась ее чувствами, отношениями с одноклассниками – разумеется, чтобы контролировать коммуникации Елены вне дома и в случае чего защитить ребенка от беды. Нельзя было дружить с теми детьми, которые не нравились маме.

А порой она становилась настолько навязчивой в своей тревоге, что Елене казалось, будто мать ее душит своей любовью.

Лена старалась быть послушной девочкой и всегда помнила о розгах, замоченных в воде, чтобы были упругими и не ломались во время битья. Каждый раз, заходя в ванную комнату и видя там зловещий таз с розгами, Елена ежилась от мысли: «Мама ненавидит меня или очень сильно любит?»

Лена старалась не гневить мать и много времени проводила за чтением книг, рисованием, музыкой. Маме нравилось, когда дочь была занята делом и «не путалась под ногами». В минуты хорошего настроения она поддерживала творчество дочери и хвалила ее: «Ты у меня очень талантливая, Ленок. Учись, пой, рисуй – это твоя главная задача в детской жизни».

Несмотря на свой раздражительный характер, мама не заставляла Лену ни убираться по дому, ни готовить еду: брала все на себя, хотя и уставала безмерно от домашней работы, готовки, скандалов с пьяным мужем и ночных дежурств в больнице. Лена до сих пор благодарна маме за то, что та не принуждала ее к домашнему труду. Именно поэтому, считала Елена, у нее не возникло отвращения к уборке и приготовлению еды – наоборот, она всегда подходила к этим занятиям творчески и с удовольствием.