Иоданир Тэпп не смотрел на меня. Посветлевшими мертвыми глазами он глядел на Деймоса. Пугающее, ожесточившееся лицо. И холодная ярость, которая всегда есть у того, кто ставит четкую цель уничтожить врага немедленно.

В первый миг я оцепенела. Растерялась и испугалась до темноты в глазах и заколотившегося в горле сердца. А потом меня тоже накрыло яростью. Вот только не холодной, а горькой, истерической. Душили обида и разочарование — из-за Деймоса, бешенство и расстройство — из-за Садиста.

Он приехал! Даже переоделся в форму и ничего мне не сказал! Не пришел, не написал.

Похолодевшие пальцы дрогнули, пробуждая сирс, но… не набрала ни слова. Вместо этого повернулась к Деймосу и гневно прошипела:

— Ты специально, да? Увидел его?

Тот спокойно покачал головой, будто ничего не случилось, будто бы не он только что спровоцировал катастрофу.

— Не видел. Если бы увидел, сделал бы представление еще более интересным.

Я сжала кулаки и нецензурно выругалась про себя, зажмурилась.

— Ты обещал! — Хотелось заорать, но приходилось шептать и сдерживаться.

Во мне пылала потребность расквитаться с Густовым, разнести здесь все, по телу прокатилась колкая прохлада силы, приглашая сконцентрироваться и ударить. Огромным усилием воли одолела зов.

Сирс Деймоса коротко зажужжал, приняв какое-то сообщение. Я вздрогнула, очнулась, впилась в соседа взглядом.

— Ну наконец-то, — расплылся в улыбке Густов, набирая ответ. — Как же приятно вернуться в зону видимости и значимости этого сукина сына. Прости, Мия, мне пора, — и встал.

Ничего не ответила, потому что, повернув голову, заметила, что Тэпп тоже поднялся с места.

Я дернулась, стиснула челюсти. Следила за тем, как оба парня быстро идут по проходам, приближаясь к выходу с противоположных концов аудитории.

Теоретически покинуть общую лекцию можно. Это разрешалось сделать в двух случаях: если вызвал куратор, администратор, прочее должностное лицо или если тебе стало плохо. Первое случалось, второе — никогда. И дело даже не в здоровье учащихся, за которым здесь тщательно следили, просто шанс соврать или преувеличить отменялся, ведь сирс бы выдал все параметры физического состояния по первому требованию.

Деймос и Тэпп сознательно нарушили распорядок. Наплевали на последствия, на наказание. Будто отключили сознание. Ради какого-то приоритета, ценность которого весьма сомнительна.

Вызов. Поединок.

И в этом замешана я. Любая комиссия установит (ведь все тут как на ладони), что с одним Артемия Зарянская дружила, а с другим практически состояла в интимной связи. Сознательно ли стравила обоих?..

Да.

Поэтому нужно просто это прекратить.

Вскочив, я проигнорировала взбешенный взгляд керы Кионы, абсолютно точно взявшей меня на заметку, и торопливым шагом устремилась к выходу. Хоть бы успеть! Плевать на взыскание. Если они уйдут в какой-то из общих залов, рекреацию… Их не найду.

Захлебываясь паникой и бешенством, я выскочила в холл, огляделась. Они стояли слева, где среди жестких банкеток и автоматов с напитками и перекусом располагалась информационная зона об уне и студентах. На голоэкране, стилизованном под плоский щит, демонстрировали ролики о жизни и успехах учащихся и преподавателей «Пикса три».

Почти бегом направилась туда, по пути услышав, как Тэпп сказал:

— У нас семь минут.

— Времени с лихвой, — беспечно ответил Густов.

Они бросили сумки на пол у голоэкрана.

Я закричала, подбегая:

— Стойте!

С силой толкнула в бок Деймоса, выпалив со слезами злости на глазах:

— Ты обещал! Обещал, что остановишься! — Звук моего голоса пустым и отчаянным звоном рассыпался в тишине холла

Деймос обезоруживающе улыбнулся:

— Так я выполню свое обещание, Мия. Я остановлюсь обязательно, когда один из нас будет или выкинут отсюда вон, или мертв.

Меня перекосило от ярости, я задохнулась в ней. Только трижды проклятые менталисты могут так вывернуть слова и играть обещаниями!

— Не вмешивайся, Артемия, вернись на лекцию, — услышала я голос Тэппа, растрескавшийся льдом. Почти приказ.

Резко повернулась к нему. Спокойное лицо и расслабленная поза, но чувствовала, что это все обман, внутри него сейчас горит маниакальное желание уничтожить Элдора Густова. А еще: его выдавали глаза — бесцветная, мертвая пустыня.

— Лично мне она не мешает, — усмехнулся Деймос. — Или ты считаешь, что она не должна видеть, как ты слетишь с катушек?

— Откуда такая уверенность, Густов, что я слечу? — поинтересовался Тэпп, наклонив голову набок, пристально рассматривая противника.